Перепутья Александры

– А если дело в препарате?
– шепнула я, с тоской глядя, как Лиза ударилась затылком о стену.
– Если...

– Уже отменил, - Кондратьев тоже понизил голос, беря меня за локоть и отводя дальше от родственников умирающего больного.
– Ещё вчера вечером, после вашего ухода. Но ничего не меняется. Думаю, причина только в Потоке. В мире Страха, завладевшем Макаровым. И, боюсь, от нас уже ничего не зависит.

– А если ещё раз попытаться пройти через Вову, - предложила я, невзирая на собственную усталость. Ох, сейчас лучше лежать дома в постели и смотреть легкое кино, а не пытаться ставить очередные изматывающие эксперименты над организмом.

– Мы же ничего не теряем.

– Кроме ваших сил, - заведующий выразительно приподнял брови.
– Не стоит геройствовать, если хоть на миг сомневаетесь в собственной стойкости. Вы действительно неважно выглядите, Александра.

– Знаю, - я упрямо заглянула в умные (пора это, наконец, признать!) серо-голубые глаза.
– Но я пойду в Поток. С вашей помощью или без неё.

Новых протестов не последовало. Эскулап выждал паузу и, молча, кивнул. Затем, отдав распоряжение лечащему врачу Макса сообщать о любых изменениях на мобильный, увёл меня в палату брата - брать закольцованный мир измором.

Не знаю, что сильнее повлияло на моё решение. Бьющаяся в истерике беременная Лиза, отчаявшиеся глаза её несостоявшейся свекрови или слова, однажды произнесенные Борей в Потоке и повторенные в сегодняшнем сне. Вдруг он прав? И я не замечаю чего-то важного, бесцельно бродя в темноте за бабочкой? Конечно, нет никакой гарантии, что после стольких дней неудач, я сумею преодолеть невидимый барьер. Однако сейчас мне жизненно необходимо было верить. Хотя бы в призрачную надежду.

Шагнула я легко. Но снова не на пляж, а в бесконечность. Туда, где нет места даже едва уловимым теням, ибо полностью отсутствует свет. Как и в три прошлых раза, я крепко зажмурилась, пытаясь привыкнуть к темноте и понимая, насколько бессмысленны потуги. Так и вышло. Глазам не стало легче ни капельки. И отчего-то огненная бабочка не появилась. Тогда я сделала несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться и сконцентрироваться. Не стоит нервничать и пытаться искать выход. Нужно попытаться увидеть.

Странное, наверное, получилось зрелище. Я стояла на месте, то открывая, то закрывая глаза. Зажмуриваясь крепко-крепко, а потом пыталась поймать что-то или кого-то боковым зрением, как недавно мальчика Рому с белокурыми кудряшками. Но, увы. Ничего не получалось. Тьма оставалась тьмой, не желая показывать и малюсенький кусочек помещения. Ну, а потом вернулась она - растреклятая бабочка, и принялась азартно хлопать огненными крылышками. Отлетала в сторону и возвращалась назад, недоумевая, почему сегодня я не иду следом.

Ох, какое же меня взяло зло! Макс умирает, а я торчу тут и понятия не имею, как добраться до Макарова или хотя бы до вздернутого носа.

– Вова, ну тебя в болото!
– крикнула я в небытие, срывая голос. Выбрала братца, посчитав, что ругать Максима при данных обстоятельствах, в лучшем случае, кощунство.

– Только после тебя.

О! Наверное, нужно считать колоссальным везением тот факт, что у меня не случился разрыв сердца. Не только из-за голоса Вовочки за спиной, причем, не детского, а привычного, взрослого. Всё изменилось вмиг. От темноты, поглотившей меня невиданным чудищем, не осталось следа. Я находилась в огромном помещении, похожем на подземную стоянку (как слой, где Михаил когда-то проходил Перепутья), залитом ярким светом, пусть и искусственным.

Вздернутый нос действительно стоял позади, сложив на груди руки, и криво усмехался.

– Неужели, прозрела?
– поинтересовался он с нескрываемым ехидством. Вовочка стал самим собой, каким был до пьяной аварии.

– В четвертый раз приходишь и тычешься по углам, как слепой котенок.

Ого! Ошалев от новости, я чуть было не присвистнула, но вовремя себя одернула.

– А ты как сюда попал? И что это за место вообще?
– я постаралась вернуть голосу обычную уверенность. А заодно и пренебрежение, которое использовала, общаясь с нахалом-братцем.

– Сказали: пустой слой, - не слишком охотно пояснил Вова.
– А попал не по своей воле. Притащили. Как я понял, твой знакомый. Дмитрий, кажется.

– Уж не волоком ли?
– издевательски протянула я, ощущая, как зарделись щеки. Значит, после неудачи Макарова мой красавчик решил заняться другим застрявшим "мальчишкой". Смело, однако.

– Не смешно!
– глаза Вовы так и засверкали за стеклами очков. Уже не круглых, как в детстве и отрочестве, а овальных с модной оправой.
– В тот момент я был ниже ростом.

– А сколько тебе сейчас лет?
– решила уточнить я.

– Двадцать три. Да-да, кикимора, я опять на одиннадцать месяцев старше.

Я сжала зубы до хруста, чтобы сдержаться и не кинуться на Вову. Можно было с легкостью стерпеть обидное прозвище от мальчишки, которым он был при последних встречах. Но слышать подобное от нынешнего верзилы, по собственной глупости снесшему себе полголовы, было истинным испытанием!

– И зачем тебя сюда заволок Дмитрий?
– оскалилась я, наслаждаюсь мини-местью.

– Если б я понимал идиотские помыслы всех ненормальных, - братец философски развел руками, а меня передернуло: Алла обожала, когда он так делал и просто млела на глазах.
– Нес всякую ахинею, мол, здесь я смогу поразмышлять над проблемами, которые мешают вернуться домой.

– Поразмышлял?

– По полной!
– кивнул Вова, делая шаг вперед. Глаза стали злющими, подумалось даже, что не утерпит, отвесит оплеуху.
– Ты - моя проблема! Поняла?! Единственная! Но не решаемая!

Я застыла, открыв рот и ошалело взирая на брата. Понимала где-то в глубине сознания, насколько глупо выгляжу, но пошевелиться не могла. Ибо пафосное заявление вздернутого носа повергло, если не в шок, то в ступор однозначно. Между прочим, это я всегда считала, что Вова испортил жизнь мне, когда въехал в нашу квартиру в качестве довеска к Алле, которую я, к слову, тоже не приглашала. Вы только представьте: ещё вчера мы с папой жили вдвоём, и в его спальне стояла мамина фотография, а сегодня на пороге появляются два чужака, и мы, оказывается, семья!

Я отлично помню, как однажды вечером папа пришёл в мою комнату - усталый и виноватый. Мне было одиннадцать, и я не хотела новую маму. Но Виктор Корнеев всегда умел убеждать. Или объяснять всё так, что окружающие принимали аргументы. Я не согласилась тогда с ними, но и возразить не смогла. Ни когда папа рассказывал, какая замечательная у него Алла. Ни, слушая наставления, что нужно делиться игрушками и книжками с вновь испеченным братом. Я молчала. И лишь кивнула один раз. После вопроса, стану ли я принцессой на скорой свадьбе. А потом проплакала полночи, уткнувшись в подушку. Тихо, как мышонок, чтобы папа не услышал и не понял, как сильно я не желаю ему счастья. Именно тогда Бастинда и получила своё прозвище. Потому что перед отцовским приходом я читала "Волшебника изумрудного города".