Перерождение

Алиша с Питером открыли дверь и вошли в карцер, очень напоминающий серую бетонную коробку. Вдоль стены рядком выстроились полуразобранные кабинки, из которых давно вынесли все, что снималось; напротив тянулись трубы, а над ними висело длинное растрескавшееся зеркало.

Калеб сидел на полу у окна. Еду ему не оставили, только кувшин с водой и пустое ведро. Лиш прислонила арбалет к стене и опустилась на корточки.

— Они… разошлись? — запинаясь от страха, спросил Калеб. Судя по опухшим глазам, он плакал.

Алиша кивнула.

— Лиш, я в полном дерьме! Санджей меня выгонит.

— Этого не случится, слово даю!

Калеб вытер сопли. Всего день в карцере, а выглядел настоящим заморышем: лицо и руки грязные, под ногтями черным-черно.

— Что ты можешь сделать?

— Не твоя забота! — Алиша сняла с пояса нож. — Умеешь с ним обращаться?

— Вот чума! Зачем мне нож?

— На всякий случай. Умеешь или как?

— Строгать умею, и то не очень хорошо.

Алиша вручила нож Калебу.

— На, спрячь.

— Лиш, может, не надо? — с опаской спросил Питер.

— Без оружия его не оставлю! — ответила она и снова взглянула на Калеба. — Держись, Сапог, и будь готов к побегу. Появится малейший шанс — хватай его обеими руками, пулей лети к бреши между стенами и спрячься. Я тебя разыщу.

— Почему именно туда?

С улицы послышались голоса.

— Долго объяснять! Ну, договорились?

В карцер вошел Дейл, следом — Санни Гринберг, Младший охранник. Санни едва исполнилось шестнадцать, на Стену ее взяли только в начале лета.

— Алиша, вам нужно исчезнуть, — заявил Дейл. — Я серьезно!

— Успокойся, уже исчезаем. — Алиша поднялась, а когда заметила в дверях Санни, ее глаза полыхнули гневом. — Ты что, кроме Младшего охранника никого не смог найти?!

— Остальные на Стене.

Двенадцать часов назад Алиша без труда собрала бы целый отряд, а сейчас даже Младшему охраннику приходилось радоваться!

— А Су ты видел?

— Понятия не имею, где она! Вероятно, тоже на Стене. — Взгляд Дейла метнулся к Питеру. — Ребята, вам пора!

Санни, которая до сих пор не проронила ни слова, наконец переступила порог.

— Дейл, что ты делаешь? — спросила она. — Сам же сказал: Джимми назначил другого Капитана! Почему ты ее приказы выполняешь?

— Лиш мне просто помогала.

— Дейл, она уже не Капитан. Ее вообще из Охраны уволили! — напомнила Санни и, глянув на Алишу, смущенно пожала плечами. — Не обижайся, Лиш!

— Я и не обижаюсь! — Алиша показала на арбалет в руках девушки. — Стрелять-то умеешь?

— Я была лучшим снайпером на потоке, — с притворной скромностью отозвалась девушка.

— Надеюсь, это правда, ведь тебя, похоже, повысили! — Алиша повернулась к Калебу. — Ты как, продержишься?

Парень кивнул.

— Не забудь о том, что я сказала. Ты не один, мы с Питером здесь, поблизости! — Алиша взглянула на Дейла и Санни, словно говоря: «Головой мне за него отвечаете!» — и повела Питера на улицу.

29

Для Санджея Патала, Председателя Семейного совета, все началось много лет назад, во сне.

Нет, девочка ему никогда не снилась, в этом Санджей не сомневался, ну, или почти не сомневался. Девочка ниоткуда — за пару часов случайное выражение превратилось в имя, и теперь Приблудшую так звали все, даже Старик Чоу, — свалилась как снег на голову. Из мрака неожиданно материализовался не призрак, а человеческое дитя. «Ерунда!» — хотелось крикнуть Санджею, только с фактами не поспоришь. Санджей лихорадочно рылся в тайниках памяти, но странная девочка там не мелькала: ни в сознательной части, ни в тайной, которой управляли сны.

С раннего детства Санджей испытывал странное ощущение: в его душе будто жила еще одна душа, еще один человек с собственным именем и голосом. «Стань моим! — пел голос. — Ты принадлежишь мне, я — тебе. Вместе мы сильнее, чем по отдельности!»

Мальчишкой Санджей увидел сон о Старом мире и услышал певучий голос. По большому счету тот сон, как и другие, состоял из звуков, образов и ощущений. Итак, на кухне сидела толстуха, глотала дым и запихивала еду в разверстый рот. При этом она успевала болтать по телефону — любопытной вещице, в один конец которой слушали, в другой — говорили.

«Телефон!» — как-то догадался Санджей и понял, что это не сон, а видение о Старом мире. Певучий голос назвал свое имя: «Я Бэбкок. Я Бэбкок. Мы Бэбкок. Бэбкок. Бэбкок. Бэбкок».

В ту пору Санджей считал Бэбкока другом понарошку, частью очередной игры, которая, впрочем, никогда не заканчивалась. Бэбкок не оставлял его ни на минуту — ни в Большой комнате, ни во дворе, ни во время еды, ни ночью в кроватке. Сон с Бэбкоком мало чем отличался от тех, в которых снились обычные детские глупости: купание, игры, белки с орехами в лапках. Порой снились белки, порой — толстуха на кухне, и ни смысла, ни логики мальчик не чувствовал.

Однажды Маленькие сидели кругом в Большой комнате, и Учительница сказала: «Давайте поговорим о дружбе!» Они только что пообедали, и Санджея клонило в сон. Другие дети смеялись и дурачились, а вот Санджей всегда слушался. Учительница захлопала в ладоши и, когда воцарилась тишина, повернулась к Санджею. «Раз ты такой хороший, я подарю свое внимание именно тебе!» — говорило ее доброе лицо.

— Маленький Санджей, скажи нам, кто твои друзья?

— Бэбкок! — совершенно бездумно ответил мальчик: слово вылетело само собой.

«Я же выдал секрет!» — ужаснулся он своей ошибке. Имя таяло, растворялось в воздухе: огласка ему совсем не нравилась. Учительница нахмурилась и повторила незнакомое имя: «Бэбкок? Верно я расслышала?» Так Санджей понял: о Бэбкоке известно далеко не каждому. Это же секрет! Раз секрет, то произносить его бездумно, из желания угодить — непростительная ошибка, даже больше — осквернение тайны. Чем чаще он говорит о тайне, тем менее таинственной она становится. «Маленький Санджей, кто такой Бэбкок?» Услышав странное имя, дети даже болтать перестали. Напряженную тишину нарушил чей-то смешок, — вероятно, Демо Джексона, которого Санджей ненавидел уже тогда, — потом еще и еще. Смех весенним ручейком растекался по кругу. Да, начал все именно Демо Джексон! Санджей тоже был из Первой семьи, но обаятельный, улыбчивый Демо вел себя так, словно существовала высшая категория — Первых из Первых, лучших из лучших — и он единственный ей принадлежал.