Пересекающиеся Миры. Ангелы

Вдруг Андрей почувствовал какую-то новую, доселе неведомую ему боль. Боль была такой, как будто кто-то, а может тот самый доктор, засунул Андрею в задницу зонтик, затем раскрыл его там и теперь пытается вытащить этот зонтик обратно.

– Расслабьтесь, расслабьтесь, - хоть и доброжелательно, но монотонно повторял доктор и вдруг зачем-то полез под кушетку.
– ничего страшного не произошло и не произойдёт.

Какой нахрен расслабиться?! Андрею хотелось кричать, хотелось дико орать от боли в надежде на то, что хоть чуть-чуть станет легче. Но голоса не было, вообще не было, такое впечатление, что вместе с зонтиком у Андрея напрочь выдрали голосовые связки.

И тут Андрей почувствовал, что зонтик, якобы зонтик, сначала медленно, потом быстрее и быстрее начал выходить наружу. Немного полегчало, но всё равно было очень больно.

– Появилось.
– услышал он голос доктора из-под кушетки.
– Спокойно, спокойно, не напрягайтесь.

Тем временем боль, подобно воде сдерживаемой плотиной, всё нарастала и нарастала. Она была до того сильной, что Андрей даже мельком удивился: откуда у него силы терпеть такое? Ведь от такой боли он должен был уже раз десять сойти с ума. Но сознание оставалось ясным, боль нестерпимой и нарастающей, а неподвижность, невозможность двигаться была абсолютной. И вдруг всё закончилось, внезапно закончилось. Резкий, как оказалось последний всплеск боли, и наступила звенящая в ушах тишина. Боль моментально улетучилась, более того, тело сразу же забыло о ней, вместо это наступила всепоглощающая слабость, и тут, наконец-то, Андрей потерял сознание.

– Получилось.
– из-под кушетки выполз доктор. В руках он держал что-то типа глубокой ванночки обложенной чем-то мягким, в ванночке лежало большое, сравнимое со страусиным грязно-зелёного цвета яйцо.

***

– Здравствуйте.

– Здравствуйте. Говорите.

– Он стал Ангелом.

– Очень хорошо, благодарю. Распорядитесь выплатить медицинскому персоналу премию.

– Хорошо.

– До свидания.

– До свидания.

***

Но на Татьяне бумеранг не успокоился и зацепил, ни много, ни мало, самого директора - Евгения Казимировича. Уж неизвестно какими путями блуждали слухи о нововведениях Фёдора, но дорогу в вышестоящему начальству как в плане производства, так и в плане новолюдей они всё-таки нашли. Слухи выглядели простенько и со вкусом: Фёдор затеял всю эту чехарду со штрафами только для того, чтобы подсидеть Евгения Казимировича. А вы говорите, народ у нас не талантливый!

Изначально Евгений Казимирович относился к нововведениям Фёдора, хоть и слегка насмешливо, но в целом благосклонно. Любое скопление людей требует порядка и организации, иначе чёрти что начинает происходить, а скопление людей объединённых одним делом, возьмите ту же армию, требует порядка многократ большего. Тоже самое и с заводом, меры конечно весьма и весьма сомнительные, но не лишние, не помешают.

Сначала Евгения Казимировича вызвало к себе производственное начальство и в постсоветском, а-ля хрущёвском стиле, с потугами на юмор и с матюками поинтересовалось, что это у Евгения Казимировича зам за революцию устроил? Мол, баламутит народ, недовольные как грибы после дождя появляются, жалобы пишут, кстати, никаких жалоб и в помине не было, того и гляди забастовку объявят. Евгений Казимирович, а это он видать ещё не проникся, попытался было объяснить Фёдоровы потуги в борьбе за дисциплину так, как он их понимал, но высокое начальство с таким взглядом на явно предреволюционную обстановку на заводе не согласилось и посоветовало Евгению Казимировичу немедленно прекратить весь этот бардак, за заму они своей властью выговор влупят.

Следующими были собратья по мужскому клубу, вернее, наставник и куратор Евгения Казимировича, по типу Аркадия Аркадьевича, сетка-то другая - Николай Николаевич. Николай Николаевич, подтянутый, спортивного вида мужчина лет сорока, правда почему-то уже весь седой пригласил Евгения Казимировича к себе на дачу, по типу Аркадия Аркадьевича, и под шашлыки да под коньячок поговорил со своим подопечным по душам, без тупого производственного якобы юмора и разумеется без матюков.

– Евгений, нет, ты не подумай, я всегда рад тебя видеть, но сегодня есть, так сказать, повод.

– шашлыки наполовину съедены, коньяк лишь на четверть выпит - самое время для задушевной беседы.

– И что, если не секрет, за повод?
– потягивая коньяк спросил Евгений Казимирович.
– Неужели...?!

– Ты не спеши, будет тебе и неужели.
– хохотнул Николай Николаевич, залпом допил коньяк и закурил.

Дело в том, что не так давно Евгению Казимировичу сказали, что планируется его перевод в министерство, аж на должность начальника отдела. Евгений Казимирович, ну человек такой, сказали надо - сделал, пошёл на завод в силу какой-то высшей новочеловеческой необходимости. Сам же он, вернее, его душа ну нисколько не лежала к производству, масштабы не те. И вот теперь Евгений Казимирович ждал, когда его призовут в министерство.

– Фёдор твой, что он там учудил?
– спросил Николай Николаевич.

– Ах вон оно что?!
– слегка разочаровано протянул Евгений Казимирович.
– У него, Николай Николаевич, что-то типа бзика по поводу своей должности.

– Поясни.
– Николай Николаевич налил обоим ещё коньяка.

– Он вбил себе в бошку, что рабочим известно о его вступлении к нам, вот и бесится потихоньку.

– А ты что, не мог остановить?!
– вдруг неожиданно строго спросил Николай Николаевич.
– Прямо махновщина какая-то!

– Да вроде бы всё в пределах допустимого.

– В пределах допустимого, Женя, это когда без психа и без бзиков, во всех других случая всё за пределами допустимого. Значит давай сделаем так: чтобы не ранить нежную психику твоего Фёдора, - Николай Николаевич опять хмыкнул и пригубил коньяк.
– отправим-ка его на медкомиссию, пусть проветрится.

– Так вроде бы заявок нет. Или уже есть?

– Нету, нету. Мы про запас. Ладно, давай...
– и Николай Николаевич поднял свой бокал, как бы чокаясь.

Глава X

Несмотря на пережитую боль Андрею было грустно, очень грустно. Почему? А он и сам толком не знал, почему. У него было такое чувство, как будто он потерял что-то очень для него дорогое, причём потерял навсегда, без какой-либо надежды на возврат потери. После случившегося Андрей пребывал в состоянии глубочайшего постельного режима. Особенно поначалу, слабость была такой, что его кормили с ложечки не говоря уж об остальном. Но уход был на высшем уровне, Андрею достаточно было, ну почти в прямом смысле этого слова, мигнуть как тут же появлялся Александр и казалось не было такой просьбы со стороны Андрея, которую Александр не смог бы выполнить.

Телевизор довольно-таки быстро надоел, читать книжки особых сил не было, да и Александр не одобрял чтение, так что у Андрея было полным-полно времени, чтобы разобраться и понять, что же такое с ним произошло? Понятно, стажировка, это довольно-таки грубо сработанная замануха. А с другой стороны что, так и сказать, мол, поедешь ты

хрен знает куда и будет с тобой хрен знает что, но скорее всего жив останешься, так что-ли? Тут всё верно, стажировка - хороший предлог. С медкомиссией тоже всё стало понятно: определяли, исследовали, гады, насколько Андрей здоров, наверняка опасались, а вдруг как у него какое-то скрытое заболевание, которое может повредить? Повредить кому? Или чему? Вот здесь Андрей начинал теряться в догадках. Судя по ещё не до конца забытым ощущениям всё, что с ним происходило очень напоминало беременность, а финальные, если можно так сказать, аккорды были очень похожи на самые обыкновенные роды. Роды?! Но ведь мужики не могут рожать! Тогда что это было? Сколько Андрей не перебирал возможные, более-менее правдивые варианты выходило, что он чего-то, непонятно чего, родил. А вот что он родил, в конце концов Андрей даже смирился с родами, надоело мозги терзать, да и закончилось всё, он представить не мог. Это что-то явно было неживым, иначе верещало бы, а что же тогда, табуретку что-ли? Выходило что табуретку или что-то на неё похожее.