Перестрелка. Год девяносто первый
Шрифт:
– Андрей Фёдорович, нам необходимо срочно увидеться… Вы меня узнали? Мы виделись два дня назад…
– Да, да, конечно, товарищ…
Но Рославлев, убедившись, что тот узнал его, перебил, не дав назвать воинского звания:
– Ждите у мостика перед проходной ровно через час…
И, обращаясь к Петровичу, сказал:
– Не думаю, что кто-то этот разговор слышал, но так лучше. Я сейчас поднимусь к себе и вызову свою машину, словно куда-то ехать собираюсь. Покручусь поблизости, и назад. А ты, как вернёшься, сразу ко мне.
Затем он попросил чистый лист бумаги и самый обычный конверт. Написал что-то, размашисто расписался и пояснил:
– Вручишь его молодому человеку, который
А ещё через двадцать минут Алёна с сынишкой уже сидели в машине Петровича. Рославлев проводил их и неспешно пошёл домой, незаметно осматриваясь вокруг. Ничего подозрительного он, по-прежнему, не заметил. Подумалось: «Может, я перестраховался? Может, ещё всё обойдётся… А Пуго? Ахромеев? Нет, не должно обойтись».
Машину он вызвал и удивил водителя странными маршрутами этой вечерней поездки. То ему надо было в один магазин, то в другой… То захотелось побывать на Ленинских горах. Домой почему-то не спешил. Поскольку был не в своей генеральской форме, часто выходил из машины по разным делам и внимательно осматривался.
Вскоре понял. За его машиной следят. Значит хорошо поставлена информация. Либо прослушивают телефон, либо из гаража сообщения получают…
Надо было возвращаться домой, но хотелось бы всё-таки оторваться от провожатых. Он, конечно, мог отправиться к кому-то в гости – к родственникам или к старым добрым знакомым, даже на дачу уехать, но после того, как узнав об автокатастрофе, решил, что не может никого подвергать опасности.
Значит, домой…
Звонок генерал-полковника Рославлева крайне удивил Андрея Световитова. Два дня назад при мимолётной встрече они почти ни о чём не поговорили. Правда, Рославлев поинтересовался, женился ли он и, услышав отрицательный ответ, не удержался от вопроса:
– Что так?
Ничего нового Световитов не ответил. Повторил, что однажды уже сказал:
– Не встретил такую девушку, как ваша дочь, вот и не женился…
– Раньше надо было думать и не ссориться, – проворчал Рославлев.
– Теперь уж дело прошлое, но в той ссоре я не виноват… Одна заинтересованная особа оговорила меня. Впрочем, что теперь это может изменить?!
Рославлев внимательно посмотрел на него и спросил:
– Долго ещё здесь будешь?
– До конца месяца. Как в школе – первого сентября за парту. Я ж в академии генштаба.
– Да, да, помню, – сказал Рославлев.
Но в этот момент подошёл его приятель, который отлучался зачем-то и которого Рославлев ждал, беседуя со Световитовым, и разговор окончился ничем.
Правда, уже собираясь уйти, Рославлев, подумав, бросил, как бы невзначай:
– Кстати, Алёна ведь тоже никого себе так и не нашла…
– Она ж замужем?!
– Была… С полгода всего была, а потом развелась… Ну, ладно, отдыхай, набирайся сил. Мне пора.
Вот и всё…
Световитов в тот вечер долго не мог заснуть. Вспомнилось всё, что связано с Алёной… Вспомнился разрыв, доставивший столько переживаний.
И вот теперь, спустя много лет, этот странный звонок. Размышляя, зачем он мог понадобиться генерал-полковнику Рославлеву, Световитов, не спеша, шёл по берёзовой аллейке в сторону проходной. О том, что происходит в стране, он, конечно, знал, но из-за учёбы был оторван от всей этой суеты. Если б дивизией командовал, давно бы вернулся к месту службы. А так?! Пока никаких распоряжений не получал.
Аромат августовского вечера успокаивал. Удивительна сила природы – стоит окунуться в её первозданную свежесть, и уже кажутся нелепыми страсти, которые кипят где-то на улицах и площадях и о которых с таким вожделением и с такой собачьей преданностью заправилам грядущей демократии
рассказывают комментаторы.Он миновал проходную, вышел на мостик через небольшой заливчик, врезающийся в зелёное море леса. Заливчик как бы отделял военный дом отдыха от пансионата «Клязьма», принадлежавшего ЦК КПСС.
Медленно сгущались сумерки, успокаивалась вода в заливе. Стайки уток, оставляя за собой косячки волн, направлялись к зарослям осоки и устраивались там на ночлег. Световитов наблюдал за одной такой стайкой, которой всё время мешал бездомный бродячий пёс. Он, вероятно, и не помышлял сделать себе добычей одну из уточек, ибо был и без того откормлен многочисленными отдыхающими, снующими здесь, да к тому же ещё ленив и неумел. Он просто пугал стайку, мешая ей устроиться у берега. Играл. То забегал в воду, и уточки с гоготанием кидались врассыпную. Пёс бродил по мелководью, пил воду, выходил на берег, и стайка снова возвращалась к облюбованному месту, но всё повторялось до тех пор, пока самому псу не надоело это занятие и он, приметив где-то собачонку, очевидно, в этих местах постороннюю, с громким лаем бросился разбираться с ней.
Световитов облокотился на перила и смотрел вдаль, туда, где за широкой полосой водохранилища уже засветился маяк. Где-то за маяком был фарватер канала Москва – Волга.
Он не часто отдыхал в санаториях и домах отдыха: пару раз в детстве с отцом, потом один раз в лейтенантские годы – зимой на море – и вот теперь в «Подмосковье». Служба сложилась так, что большую часть времени провёл за границей, в группе войск, а приезжая в отпуска, стремился побыть либо у матери в Калинине, либо на даче у отца на Рязанщине, на Оке, где и купанье, и рыбалка были на славу.
Теперь вспомнил разговор с Рославлевым, давний разговор, после собеседования по поводу назначения на должность командира дивизии. Вспомнил упоминание о дочери Рославлева Алёне… Незаживающая рана…
Правду ли он сказал Рославлеву? Действительно ли до сих пор не женился из-за того, что так и не смог забыть свою первую любовь? Вопрос очень сложный – даже более чем сложный. Он ответил именно так, как ответил, причём сделал это, совершенно не задумываясь, неожиданно для себя, словно кто-то невидимый и всевластный подсказал этот ответ, но теперь, имея возможность поразмышлять безо всяких помех, он вдруг подумал о том, что, вероятнее всего, сказал правду. Ведь все его попытки встретить спутницу жизни не увенчались успехом именно потому, что где-то в глубине души занозой сидела мысль: всё не то, всё несравнимо с тем, что было, с тем, что он знал, с тем, что чувствовал тогда, когда рядом была незабываемая Алёнушка Рославлева.
Он знал, что она вышла замуж вскоре после их размолвки. Ему сообщила о том её подруга, которой он позванивал иногда, бывая проездами в Москве. Алёнушка вышла замуж, когда он служил от Москвы хоть и не близко, но, по крайней мере, в Союзе, а не в горячей точке, куда вскоре попросился сам, но не потому, что был убит горем из-за разрыва с возлюбленной, а скорее для того, чтобы испытать себя в настоящем деле.
Ему, сыну писателя, бывшего военным постольку поскольку, всё время казалось, что он в чём-то отстаёт от своих товарищей, что он не вполне такой, что он из другой среды, что ему так и не сделаться настоящим командиром. А стать настоящим командиром было его мечтой. Он много раз смотрел фильм «Офицеры», его манили испытания, но манили, разумеется, и высокие звания. Он помнил слова Суворова о том, что плох тот солдат, который не мечтает стать генералом. И он мечтал стать генералом, не видя в своих мечтах ничего зазорного. Но не искал окольных путей к генеральским погонам, а хотел пройти путём прямым и честным, сколь бы ни был тернист этот путь.