Пересуды
Шрифт:
— Кто?
— Студенты.
— Но они правы: пока молод, надо сражаться за свои идеалы!
Я учуял резкий запах из нагрудного кармана его халата. Эфир? Он отворачивается, белая спина халата. Уйти я не решался.
— Куда мы катимся? — спросил он. — Невозможно отпустить детей одних в школу.
— Да-да, — поддакнул я, чтобы хоть что-то сказать.
— Позор! А ведь это только верхушка айсберга.
— Я тоже так думаю.
Он недоверчиво смотрел на меня. За ним в витрине плакат, тощий, длинный юноша смахивает рукой с лица прыщи размером с клубнику, а в другой руке держит оранжевый тюбик.
— До свидания, минеер Докс.
Флаг со львом, как намокшая тряпка, уныло свисал
Рита по-новому расположила товар в витрине. Три глобуса по тридцать сантиметров в диаметре, подсвеченные изнутри. Вокруг изящной шкатулки розового дерева веером разложила ручки для каллиграфии с тонкими перьями. Я как-то купил такую шкатулочку Алисе, и еще баночку коричневой туши. С тридцатипроцентной уценкой. Алиса взяла подарок, развернула, посмотрела на ручки.
— Как ты догадался? — спросила. — Я всегда такую хотела.
— Потому что у тебя красивый почерк.
— Я правда давно жду такого подарка.
Только через несколько месяцев, когда ее уже не было, я понял, что она издевалась надо мной.
Я оставил грязные следы на полу, но никто не заметил.
На складе я объяснял Карлуше, что ему сегодня делать, пока надевал халат. Он никому не должен подчиняться, но позволял мне изображать начальника. Его морщинистая остренькая мордочка освещалась улыбкой, когда он отвечал: «Да, шеф!», «Определенно, шеф!», «Как скажешь, шеф!»
В то утро он сказал, что Декерпел совсем охренел.
— Он все время орет! Грубиян! Как будто завел, черт побери его совсем, собственные правила поведения.
То есть Карлуша заметил что-то необычное в поведении Патрика Декерпела?
В тот день, двенадцатого сентября. Я, кстати, тоже заметил.
Я понес наверх папки из цветного картона, 330 миллиметров шириной, чтобы разложить по местам. Декерпел тотчас подошел ко мне.
Я очень долго привыкал к неодобрительному, высокомерному выражению, застывшему на его лице. Пока не узнал, что правая щека у него парализована из-за ошибки зубного врача. За это он получил очень хорошие деньги от страховой компании. Некоторым женщинам нравятся такие надменные рожи. Костлявые и рябые, как у Декерпела.
— Ты давно пришел? — спросил.
— Только что.
— Слишком рано. Отчего бы это?
Я было начал объяснять, что трамваи ходят нерегулярно, но тут подошел Ваннесте и сказал, что все сотрудники носят часы, что мне тоже пора к этому привыкнуть и что за шесть-семь сотен франков можно купить вполне надежные.
Через месяц после свадьбы Алиса подарила мне часы. Их не надо было заводить, и в них можно было плавать. Но на них вместо цифр стояли какие-то черточки. Она заметила, что я их не ношу, потому что не понимаю, что значат эти черточки, и стала сама их носить. Они лежат в гараже, если тебе захочется на них посмотреть. Вместе с ее красной кожаной сумочкой.
Много багажа взяла с собой твоя жена, когда уходила?
Багаж?
К примеру, чемодан, сумку.
Нет. Не думаю.
Это случилось так неожиданно. Она сказала: «Ты хороший парень. Но мы не подходим друг к другу. Лучше бы я вышла за твоего брата».
Продолжай про то утро. У нас полно времени.
Рита принесла на склад термос кофе. Сказала, что расстроилась и не знает почему. Потом призналась, что никто в магазине не похвалил ее новую витрину.
Декерпел тоже. Она сказала, что Декерпел человек недобрый, он относился к ней с нежностью, когда она только пришла работать в «Феликс», даже пригласил в свой любительский театр «Талия». Но постепенно потерял к ней интерес, стал хамить. И выгнал из театра, сказал, что она слишком стара, а ей еще и двадцати восьми не исполнилось.— Он у нас специалист по малолеткам, — Карлуша говорит и улыбается мне широко, как довольный кот.
Иногда мне кажется, Карлуша мой единственный друг в этом мире. А сразу за ним — минеер Феликс, хозяин магазина.
Я иногда минут по десять за ним наблюдал, пока таскал книги или ящики в отдел компьютеров. Минеер Феликс часто сидел, прикрыв глаза, в нише, на возвышении, сооруженном еще для его деда сразу после Первой мировой, изнутри нишу украшала резьба по дубу: папоротники, артишоки, цветы, а среди них помещалось что-то вроде трона.
Если впервые попавший к нам покупатель шел в канцелярский отдел, он замирал, разинув рот от восторга. Тогда минеер Феликс говорил:
— Такого в наши дни уже не делают. Не умеют и не хотят. Отказываются работать руками. Мне жаль тех, кто придет нам на смену.
Ваннесте обычно комментировал:
— Мои-то руки готовы поработать, Рита.
А Рита откликалась:
— Похабник!
И Ваннесте с Декерпелом противно хихикали.
Приятно было видеть, как минеер Феликс восседает на своем троне. Как он проверяет чеки, как, не поворачивая головы, ухитряется следить за всем, происходящим в магазине, как аккуратно ест пирожное с горьким шоколадом и взбитыми сливками, ни одна крошка не упадет на пол, или уносится мечтой во времена молодости, когда он победил в парусной регате.
В прошлом году накануне Рождества перед кассой появилась дама в роскошной шубе. В магазине было не протолкнуться, продавцы теряли голову, Рита была на грани истерики, за дамой скопилась длинная нетерпеливая очередь. А дама держала две авторучки и требовала, чтобы минеер Феликс сказал, которая из них тяжелее, «Монблан» или «Шеффер», ей необходимо это знать, ручка — рождественский подарок мужу, агенту по торговле драгоценностями, который во время сафари фотографировал антилопу, а та прыгнула и сломала ему правую кисть.
— Вон та тяжелее, — не моргнув глазом сказал минеер Феликс. Невозмутимый и опасный, как страдающий запором носорог.
— Какая? Вы указываете на обе, — укорила его дама.
— Эта.
— Вы уверены?
Минеер Феликс приподнялся, словно хотел поправить прилипшие к заднице брюки. Взял обе ручки, посмотрел их на свет и спросил:
— Что тяжелее: кило свинца или кило слив?
— Мне это совершенно не интересно, — сказала дама, — мой муж…
— Мефрау, — сказал минеер Феликс громко.
Все насторожились. И я, конечно, тоже.
— Мефрау, — сказал минеер Феликс, — возвращайтесь на свою виллу в Синт-Мартенс-Латем [102] и сравните яйца своего мужа, проверьте, которое тяжелее.
Ты говорил о Патрике Декерпеле, что он делал двенадцатого сентября?
В то утро он стоял около Ваннесте и что-то шептал ему на ухо. Я решил, они, как обычно, говорят обо мне. Я помог Рите разложить ручки по местам. Студенты, когда пробуют фломастеры и ручки, бросают их как попало. И закрывают неплотно, так что чернила высыхают.
102
Деревня неподалеку от Гента, где живут бельгийские богачи.