Переводчик Гитлера. Десять лет среди лидеров нацизма. 1934-1944
Шрифт:
О том, в каком состоянии находится разум Муссолини, можно судить по последней «смене караула», которая произошла в феврале 1943 года. Дуче уволил в отставку двух своих верных приспешников, Буффарини-Гвиди и Ренато Риччи, и отдал министерство внутренних дел в руки прирожденного предателя Альбини, лоб которого отмечен печатью Каина, хорошо видной всему миру. Кроме того, оставив Чиано министром иностранных дел, Муссолини мог бы следить за его выходками, но он предпочел заменить его типичным чиновником дипломатической службы, который не только не являлся его зятем, но к тому же еще и настроен антигермански.
Дуче наконец добился своего. По собственной воле, пользуясь своей абсолютной властью, он окружил себя людьми, которые, подобно Бастианини, префекту Аль-бини и генералу Амброзио, преемнику Каваллеро, ничего так страстно не желали, как его падения. Когда королю сообщили о перестановках в правительстве –
Официальной целью визита, за которой – а все, кто знает итальянцев, хорошо это понимали – маячил призрак сепаратного мира, было убедить Гитлера заключить перемирие с Россией, если, конечно, русские на это пойдут, ознакомить его с грандиозным проектом новой «европейской программы», получить дополнительную военную помощь и добиться вывода из России 2-й итальянской армии. На этот раз дуче был уверен, что сумеет добиться своего, а я сделал все, что мог, чтобы укрепить его решимость и решимость его свиты. Удалось ли мне сделать это, увидим ниже.
С такими намерениями, но на этот раз без цветов на столе и с гораздо более скромным меню, чем раньше, пассажиры спецпоезда отправились на север, в Шлосс-Клессхайм.
Перед фюрером предстал усталый, постаревший человек с впалыми щеками и бледным лицом, на котором резко выделялись большие темные глаза. Оба диктатора пристально посмотрели друг другу в глаза и обменялись долгими, крепкими рукопожатиями. Эта сцена напомнила мне «Обрученных» Мандзони. Муссолини тут же удалился в отведенные ему комнаты, а его личные телохранители под руководством инспектора Аньезины довели немецких коллег до бешенства, обыскав все подвалы Шлосса в поисках заговорщиков, решивших убить дуче, – хотя трудно было поверить, чтобы кто-нибудь захотел подсыпать ему в пищу яду.
Накормленный супом и овощами, в которых не было ни капли отравы, итальянский диктатор все время своего пребывания в Клессхайме почти не выходил из личных апартаментов. Он виделся только с Гитлером, с которым раз или два в день подолгу беседовал. Я не присутствовал при этих беседах. Оба диктатора разговаривали с глазу на глаз, и результат их разговоров – учитывая то, что Муссолини почти не знал немецкого, – можно было легко предсказать. В тот единственный раз, когда меня пригласили в комнату Муссолини, мне пришлось выслушать двухчасовую лекцию Гитлера об историческом значении отца Фридриха Великого и самого Фридриха Великого. Это сомнительное удовольствие я уже имел возможность испытать в ставке фюрера 30 января.
Сотрудники итальянского министерства иностранных дел осаждали меня просьбами перевести различные термины в их проектах новых «европейских программ», а вновь назначенный руководитель Генерального штаба Амброзио изо всех сил старался убедить Геринга и фельдмаршала Кейтеля, с моей, разумеется, помощью, в том, что если союзники высадятся на Сицилии, то под угрозой окажется вся Италия. Однако военные руководители Германии окружили себя розовым туманом оптимизма, в особенности адмирал Дёниц, который, находясь в состоянии самой настоящей экзальтации, предрекал неизбежную победу Германии в подводной войне, которую вели его субмарины.
Во время одного из совещаний Гитлер отпустил следующее замечание:
– Успокойтесь, дуче, никакой высадки на Сицилию не будет. В прошлую мировую войну крепость Верден в течение долгих месяцев отбивала все попытки взять ее, и я уверен, что наши враги в эту войну не добьются никакого успеха на берегах Средиземного моря: Тунис станет африканским Верденом!
Итальянские военные руководители заметно побледнели, но Кейтель кивнул Гитлеру в знак согласия, а рейхс-маршал Геринг закончил разговор напыщенными словами:
– Вы, несомненно, одержите победу, мой фюрер, как всегда…
Неожиданно Бенито Муссолини захотел увидеться с Генрихом Гиммлером. Эта идея никому не понравилась, но он настоял на своем. Обрадованный этим доказательством своей значимости и предвкушая, какую досаду их беседа вызовет у всех, и в особенности у господина фон Риббентропа, Гиммлер примчался из соседнего Обер-зальцбурга и провел два часа наедине с дуче и со мной.
Основной вопрос, который был ему задан, касался мер, которые он уже предпринял или планировал предпринять, чтобы подавить всеобщее недовольство, которое затянувшаяся война породила в рейхе и Италии. Гиммлер тут же сообщил
о шагах, предпринятых в этом направлении, и это произвело на дуче большое впечатление. Гиммлер особо остановился на мерах безопасности, направленных на охрану Адольфа Гитлера и его ставки. Описав элитные соединения СС, которым было поручено это задание, он удивил дуче, предложив сформировать в Италии дивизию, предназначенную для обеспечения его личной безопасности. Гиммлер обещал передать в распоряжение этой дивизии вооружение самого высшего качества из запасов войск СС – танки из серии «Тигр», огнеметы, гаубицы, зенитные орудия и так далее – вместе с первоклассными эсэсовскими инструкторами, имеющими богатый боевой опыт. Короче говоря, он предложил создать совершенно новый итальянский лейбштандарт и набрать в него солдат исключительно из молодых членов фашистской милиции. В наступившей ледяной тишине дуче сначала посмотрел на меня, а потом поблагодарил Гиммлера за предложение и отказался. Он сразу же почувствовал сомнительную природу этого предложения, хотя я пустил в ход все мои дипломатические способности, чтобы сгладить бестактность слов Гиммлера. Потом он спросил, какого мнения Гиммлер о Кармине Сенизе, его неаполитанском руководителе полиции. Я мысленно ломал руки, пока Гиммлер неискренним тоном пел Сенизу хвалу, подписав тем самым ему приговор. Дуче не мог слышать, как иностранец восхваляет одного из его приближенных – в его мозгу сразу же возникали темные подозрения, вроде тех, что рождались у римских императоров.На этом аудиенция закончилась. Гиммлер так и не понял, чего хотел от него дуче. Дуче же понял многое, и я тоже, но обе стороны сердечно благодарили меня. Я также стал свидетелем сцены, которая доставила мне много радости, когда охваченный сильными подозрениями Риббентроп пытался выпытать у своего соперника, о чем они говорили с дуче».
На этом закончилась встреча в Клессхайме. Благодаря незаменимому и неутомимому доктору Майснеру, статс-секретарю Президентской канцелярии, она завершилась для Муссолини и его помощников полным провалом. Кроме исторической лекции о прусских королях, оптимизма адмирала Дёница и убежденности рейхсмар-шала Геринга в том, что фюрер снова «всех разобьет», итальянский диктатор добился только одного – обещания фюрера вывести из России его измученные и поредевшие в боях войска. На совещаниях не было и речи о том, чтобы послать в Москву парламентеров с предложением о перемирии, а Риббентроп так сильно выхолостил итальянские программы развития Европы, что они превратились в свою собственную тень.
Я все думал, долго ли Муссолини будет отказываться от заманчивого предложения Гиммлера о создании специальной дивизии для его охраны, решил, что недолго, и подготовился к этому. Ближайшее будущее покажет, вернутся ли те дни, когда немецкие наемники служили итальянским правителям.
Не прошло и нескольких недель после того, как большой человек с берегов Тибра посетил Шлосс-Клессхайм, как мои догадки подтвердились. Я был не сильно загружен работой в тот период, поскольку после смерти Артуро Боккини и отставки Буффарини-Гвиди и Ренато Риччи почти не общался с новыми министрами итальянского режима. Увольнение Кармина Сениза вскоре после поездки Муссолини в Клессхайм и назначение на его пост Ренцо Кьеричи, бывшего руководителя лесной милиции, экс-префект Пулы и человека совершенно незнакомого не только мне, но и всей Италии, положило конец моим привычным разговорам с сотрудниками министерства внутренних дел. Я изредка встречал Галеаццо Чиано, который нисколько не утратил своей сексапильности и развлекался на зеленых пастбищах гольф-клуба, но это было для меня одной из форм развлечения, а не работой. Посол Макензен с прусской обстоятельностью и дружеской прямотой делился со мной своим растущим чувством беспокойства, но я ничем не мог ему помочь. В период с апреля по июль переводческой работы для меня не было, и я решил улучшить свое настроение, проводя больше времени в опере. Сениз фанатично любил музыку – только в Италии шеф полиции может быть страстным поклонником оперы, – и до сих пор за мной сохранялось место в театре, поскольку синьор Кьеричи продлил разрешение Сениза, руководствуясь неизменным принципом «кто знает, как повернутся события?».
Однажды в начале мая я был в опере и, отвлекшись от перипетий войны и политики, слушал, как Орфей изливает свою скорбь по потерянной Эвридике. Вдруг раздался звук, не имевший никакого отношения к опере Монтеверди. Кто-то распахнул двери и с грохотом захлопнул их, что вызвало возмущение всей публики, а я подумал, что союзники совершили свою высадку на побережье около Рима, которую все давно уже ждали. Потом в ложе, где я сидел, прогремели чьи-то сапоги, и ко мне подошел Бастианини, преемник Чиано. Его голос звенел от возбуждения, совсем как голос Орфея, вновь обретшего на сцене свою обожаемую супругу: