Переворот (сборник)

Посидев еще пять минут, Дружков встал, взял из стенного шкафа шляпу, в последний раз оглядел кабинет — не забыл ли чего — и протянул руку к выключателю. Именно в этот миг длинным тревожным звонком залился телефон.

Быстро шагнув к столу, Дружков снял трубку. Срывающимся голосом полковник Кесарев, старший смены, охранявшей дачу Бизона, доложил:

— Иван Афанасьевич. У нас… погас свет…

Не отвечая, но и не отнимая трубку от уха, Дружков тяжело опустился на стул. Он готов был услышать что угодно, кроме этой фразы. «Погас свет» — означало внезапную смерть Бизона. Придумать что-либо хуже в данный момент было трудно.

— Иван Афанасьевич, — снова заговорил Кесарев. — Я повторяю…

— Не надо, — оборвал его Дружков. — Не повторяй. Я сейчас выезжаю. До моего приезда никому ни слова. Ты понял?

— Прошу прощения, Иван Афанасьевич, мне тут подсказывают, — Кесарев замялся. — Вам приезжать не обязательно. Во всяком случае сразу…

— Кто это тебе подсказывает, Кесарев? — в голосе Дружкова зазвенела крутая злоба. — Я приеду и выдам тебе и подсказывальщикам.

— Иван Афанасьевич, — теперь Кесарев говорил твердо. — Подождите немного на месте. К вам выехала Маргаритка. Дождитесь ее. Она будет с минуты на минуту.

Слово «Маргаритка» сбило Дружкова с толку. Это имя кроме него не мог знать никто. В лексиконе Кесарева оно не могло возникнуть случайно. Значит, стоило подождать.

Неожиданно отворилась дверь. Вошел не знавший усталости Крымов.

— Ты еще не уехал? — спросил он удивленно.

— Да вот, — Дружков замялся, не сразу приняв решение, умолчать ему о сигнале «погас свет» или сказать о нем. Решил подождать. — Жду Маргаритку.

— Ты мне ее покажешь? — спросил Крымов. — Второй раз слышу имя, а кто она, не знаю. Ты все темнишь.

— Познакомишься. Это мой агент. Капитан. Окончила высшую школу КГБ. Работала за границами корреспондентом. Потом я подвел ее к Щукину…

— И получилось?! — удивление Крымова было искренним. — Я думал, эта история с Буртиком у него отбила охоту к бабам. Он ведь тогда сошелся с Самохваловой?

Дружков, озабоченный совсех другими проблемами, мрачно усмехнулся.

— Буртик был подставкой. Самохвалова — это и есть Маргаритка.

— Почему я не знал? — обиженно, как показалось Дружкову, спросил Крымов.

— Эх, Алексей, — тяжело вздохнул Дружков. — В этом деле даже я не все знаю. А теперь иди. Побудь у себя. Возможно, я тебе свистну.

Томиться в одиночестве Дружкову пришлось недолго. В кабинет, спокойно миновав дежурного офицера, легким и в то же время решительным шагом вошла женщина. Дорогое зеленое платье облегало фигуру, подчеркивая ее достоинства — узкую талию, высокую грудь, округлые, слегка покачивающиеся бедра. Она протянула генералу руку, и в свете настольной лампы блеснул крупный изумруд на ее перстне.

— Что за номер? — спросил Дружков. — Почему ты здесь?

— Иван Афанасьевич, чтобы разговор пошел проще, сообщу: у вас, — она нажала на это слово, придавая ему особый смысл, — у вас погас свет…

Страшная догадка поразила Дружкова настолько, что пересохло горло. Он взял со стола бутылку кока-колы, сдернул пробку, налил стакан и выпил. Посмотрел на гостью.

— Тебе налить, Маргаритка?

— Милый шеф, кока-кола прекрасна, но я пришла сюда не пить. Мне придется испортить вам настроение.

Дружков деланно засмеялся.

— Ты его уже испортила.

— Не спешите, это только начало.

— Ты дерзишь, Маргаритка.

— Оставьте этот тон, генерал. Я сюда пришла не как Маргаритка. Мне поручено представлять генерала Щукина, изложить его предложения.

— Звучит как угроза. Только учти, пока что хозяин здесь я.

— Вы правильно сказали, Иван Афанасьевич — здесь. Но не там, — она указала за окно. — В игре, которую вы вели, было две ставки — пан или пропал. Паном вы уже не станете.

— Ты сдала меня Щукину?

— Иван Афанасьевич, дорогой мой шеф. Еще недавно вы хотели, чтобы я сдала вам Щукина. После истории с Буртиком стало ясно, что мне уготовано попасть под колеса грузовика. Или я должна была утонуть в ванне?

— Вера Николаевна, как вы могли такое подумать?!

— Почему подумать? Этим неизбежно должна была закончиться моя миссия.

Тугие желваки заходили по щекам Дружкова. Лицо нітилось нездоровой краснотой. Он машинально положил руку на затылок и помассировал его.

— Когда это пришло тебе в голову?

— К счастью, не сегодня. И я сразу сделала ставку на Щукина. За то время, что мы были рядом, я сделала его настоящим политиком. Без комплексов и иллюзий. Кем он был, когда принял элитную дивизию? Генералом. Честным служакой. Верным присяге и долгу. Я объяснила ему, что и присяга и долг в годы смуты — понятия зыбкие. Скажите, был ли верен присяге и долгу господин Горбачев? Были ли верны своим обязательствам президенты Ельцин и Елкин? Сколько раз они лгали народу только потому, что так им было выгодно. Посмотрите на других политиков. Все они готовы в любой момент подскочить, перевернуться в воздухе и стать лицом уже в другую сторону.

— Никогда не прыгал, не переворачивался, ты это знаешь, — обиделся Дружков. — Может, и ошибался, но служил Бизону без лицемерия. Для меня он был воплощением государства.

— Генерал Щукин это ваше качество ценит, Иван Афанасьевич. Потому предлагает вам стать министром внутренних дел.

— И даст мне танки, чтобы успокоить народ?

— Никаких танков, Иван Афанасьевич!

— А если люди выйдут на улицы?

— Это замечательно! Они будут поддерживать генерала Щукина.

— Откуда такая уверенность?

— Утром будет широко объявлена программа генерала: снижение налогов на прибыль производителей, решительное сокращение числа чиновников, улучшение материального положения военнослужащих…

— Вы считаете, пресса опубликует это и будет дудеть с вами в одну дуду?

— Не считаю. Поэтому Министерство внутренних дел к утру закроет все, что может печатать, истошно кричать с экранов, картаво вещать по радио.

— Кем Щукин объявляет себя?

— Только временным председателем комитета национального спасения.