Перейти море

– Все – хватит на ночь ужастиков! – прервал ее Вася.

– Хватит так хватит, – сказала Лёка и замолчала.

Над их головами пронеслась летучая мышь и скрылась в ночи. Оба проводили ее долгим взглядом.

– Ты это вообще откуда знаешь? – спросил Вася. – Сама аборты делала?

– Сама не делала, – ответила Лёка. – Я по образованию физиолог человека. Еще не забыла, чему в университете учили!

– А это… С наркозом? – спросил Вася. – В смысле, наркоз действует на ребенка во время… этого?

– На свете нет такого наркоза, чтоб тебе не было больно, когда отрывают руку или ногу, – ответила Лёка.

Опять помолчали.

– Знаешь, – сказала Лёка, – я часто думаю о том, что место, где я оставила в ту ночь Даню – это ведь центр огромного города. Не может такого быть, чтобы за всю ночь никто не увидел эту коляску! А может, он плакал от холода или кушать хотел… И были люди, которые слышали этот плачь, но просто прошли мимо. Так вот! – она повернула голову к Васе и впервые посмотрела ему прямо в глаза. – Если бы во всем огромном Днепропетровске нашелся хоть один человек, которому было бы не все равно, мой мальчик был бы сейчас жив!

– Так то другое дело, – сказал с досадой Вася. – Твой сын был… ну… человеком, а то, что сейчас у Снежанны внутри – не человек. Это – так… – Вася замялся, подбирая слова. – Часть ее тела!

– Если бы это была часть ее тела, я бы ей и слова не сказала, – ответила Лёка. – Но это – не ее часть. Это – отдельный человек!

– Да расскажи! – Вася с досадой сплюнул.

– Расскажу, – сказала Лёка охотно. – Знаешь, почему ты человек, а не летучая мышь или не собака? – она кивнула в сторону двора, где в темноте копошилась беспокойная свора. – Потому что у тебя человеческая ДНК. Именно от ДНК зависит, как ты будешь развиваться. Если ДНК человеческая, то будешь ходить в синем костюме и носить пистолет, а если не человеческая – то будешь летать по ночам или лаять часами, как придурок.

– Ну, это понятно, – вставил Вася.

– А знаешь, почему мы с тобой разные, не похожие друг на друга люди? – продолжила Лёка. – Потому что у нас с тобой разная человеческая ДНК – у тебя своя, а у меня – своя.

Лёка перевела дух и с тоской посмотрела вдаль.

– У Снежанны тоже своя ДНК, – продолжила она. – Эта ДНК у нее одинаковая и в клетках ног, и в клетках рук, и в легких – во всех частях организма. И у яйцеклетки в организме Снежанны – ее, Снежаннина ДНК. То есть яйцеклетка – это часть ее тела. И у Кости своя ДНК – и у глаз, и у мозгов, и у сперматозоидов – это все части его тела. Но вот – его сперматозоид и ее яйцеклетка встретились – возник новый организм. Так вот, с самого момента зачатия у него своя собственная ДНК. Не Снежаннина, не Костина – своя! Именно поэтому он – отдельный организм, а не часть ее тела! Его еще миллиметрами измерять можно, но он – отдельный человек, потому что у него своя собственная человеческая ДНК!

– Грамотная, – процедил саркастически Вася.

– Не зря получила диплом, – усмехнулась Лёка. – Кое-что помню!

– И что ты еще помнишь? – спросил Вася.

– Еще я помню, что к ДНК этого малыша больше никогда и ничего не будет добавляться или убавляться, – сказала Лёка. – Оно уже сформировано, и ему остается только развиваться! И вот еще, Вась, эта его ДНК, она неповторимая, такой никогда раньше не было во всей вселенной и никогда больше не будет! Если Снежка его убьет, то, может быть, когда-то родит ребенка, но – другого, не этого! Этого, который сейчас живет в ней, никогда больше не будет! Ни-ког-да! Как никогда больше не будет моего Данички, понимаешь?!

– Самая умная, да?! – спросил Василий зло. – Люди, которые против абортов, плакаты рисуют, статейки в газеты пишут. Но почему-то никто не делает то, что сделала ты!

– Не делают, – согласилась Лёка. – Они боятся потерять.

– Что потерять?! – не понял Вася.

– А у кого что есть, – пояснила Лёка. – У кого семья есть, у кого работа, карьера… И они думают, что если сделают резкое движение, то потеряют то, что имеют, и им от этого будет плохо. А я этого не боюсь, – Лёка посмотрела Василию в глаза и произнесла отчетливо: – Мне не может быть хуже, чем сейчас!

Василий подкурил очередную сигарету.

– Все равно это не правильно, – сказал он, обдавая Лёку клубами сигаретного дыма. – Это – ее дело. Она сама должна все решать, и сама за все отвечать. Не перед людьми, так перед Богом. Но – сама!

– Так ведь и я сама буду отвечать перед Богом, Вася! – сказала Лёка. – Снежка ведь не на необитаемом острове живет! Я тут с ней, рядом, и я тоже буду в ответе, если просто так дам ей его убить! Она не спрашивала своего малыша, хочет ли он жить, правда? Сама решила его судьбу, да?! Ну, так и я решила ее судьбу сама, у нее не спрашивая! По-моему, все справедливо!

Василий хмыкнул.

– Ну, раз так, – сказал он и поднялся с бревна, – тогда будет справедливо, если и я, не спрашивая, решу твою судьбу! Сейчас я иду в дом и освобождаю Снежанну. И все – история закончена, дорогая моя! Тебя, я уверен, в тюрьму никто не посадит. Будет экспертизка, тебя отправят… – он замялся, – ну… в общем, в больницу отправят! Подлечат, и все будет нормально!

Лёка не двинулась с места.

– Иди, – сказала она равнодушно и посмотрела на Василия снизу вверх. – Только пока ты будешь ее освобождать, я в колодец брошусь. Колодец вон – недалеко. Плаваю я очень плохо, так что лечить меня не придется.

Василий посмотрел в ее глаза внимательным, долгим взглядом.

Нужно было что-то решать и быстро!

Василий видел, что Лёка совершенно плюнула на свою судьбу и готова идти до конца. Он понимал, что спасая жизнь ребенка Снежанны, Лёка хочет хоть в какой-то степени искупить вину перед своим собственным сыном, и если это не удастся, ей будет просто не для чего жить!

Конечно, он мог бы сейчас просто уйти, вернуться с коллегами, которые бы и Снежанну освободили, и Лёке не дали бы к колодцу подойти.

Но помешать ей покончить с собой потом – в следственном изоляторе или в психушке – не сможет никто и никаким образом! В этом Василий, проработавший в милиции много лет, был совершенно уверен.

Допустить этого он не мог. Да, у него своя жизнь, семья и все такое, но стать совершенно равнодушным к Лёке он не сможет никогда! И он не станет собственноручно заталкивать ее в петлю! Нет, не станет!

И поэтому, чтобы не подтолкнуть ее к суициду – что, придется оставить всё как есть?!

М-мда! Ситуация!

Василий лихорадочно думал. За долгие годы службы в милиции ему приходилось принимать много сложных решений, но он не припоминал, чтобы ему было так трудно, как сейчас. Любое из возможных решений было не просто плохим, а очень плохим!

Так что, оставить все как есть?! Неужели сейчас самое лучшее – просто ничего не делать?!

Возможно – да! Возможно, действительно придется подождать. О, конечно, не полгода! Пару недель, от силы – месяц. Чуть позже, когда аборт для Снежанны станет делом затруднительным, он наверняка сможет уговорить Лёку, и та отпустит пленницу!