С логическим элементом

Нейтральное и как бы «научное» слово «Периоды» – исключительно точное название для этой новой книги, ключ к восприятию и формы, и внутренней логики, и авторской интонации, настолько же уникальной, как форма и логика.

Поэзия Полины Андрукович скорее не коммуникация-диалог или аутокоммуникация, а регулярное и максимально ответственное наблюдение развивающихся процессов и сюжетов (как правило, самовоспроизводящихся, идущих именно периодами) – и постоянная проверка простых и строгих законов, по которым всё развивается: можно назвать это законами природы, или мышления, или искусства, потому что (одна из важнейших вещей, которую каждый раз требуется доказать) у искусства законы те же самые.

этот театрик молчит — старый, он – обида или оскорбленитенет оскорбление весь, весь – тишина

Из семени растёт дерево, выбрасывает собственные семена, из них растёт несколько деревьев той же породы, и постепенно получается лес, в котором не может быть двух совсем одинаково выглядящих веток; день идёт за днём, и повторяются, никогда не повторяясь в точности, повседневные простые действия, впечатления и то, что называется мыслями: работа и игра ума, в котором непосредственно мир взаимодействует с памятью и время от времени, часто совершенно непроизвольно, оказывается переведён на слова.

в тишине под облаками слово «свобода» звучит странно кто бы его ни произ носил

Тексты Полины Андрукович – неразрывное растущее целое, и давно отмечено одно уникальное их свойство – следствие уникального же творческого метода: здесь не бывает неточных и лишних слов: ни в стихотворении из одной строчки, ни в самой большой поэме. Дело, видимо, в том, что поэт, в отличие от многих других, не «конструирует» (в сконструированном тексте, самом верном по мысли и сильном по форме, всегда будет несколько слов-подпорок и слов-заплат, изобличающих «рукотворность») – не «конструирует», а «растит», как можно растить цветы на подоконнике или кристаллы в лаборатории. Если говорить о «метасюжете», растит и наблюдает, в конечном счёте, собственную жизнь, и, за счёт этого (в самом конечном счёте), – весь мир, всю реальность.

…нет, это не я «пою», это просто поток течёт сквозь меня в нём время перемешано с мгновениями, а мгновения в нём перемешаны с вечностями

Читатель оказывается тоже в позиции наблюдателя – совершенно наравне с автором, то есть встречает редкостное уважение и доверие, не будучи подвергаем никаким манипуляциям: он здесь ни советчик, ни врач, ни на лестнице колючей разговор: не пытаются из него сделать ни ученика, ни друга, ни то, что в идеологиях называется «единомышленником». Он просто – равный, равный перед лицом правды.

Отсюда – второе свойство: о каких бы событиях и явлениях человеческой внешней и внутренней жизни, сугубо персональных, ни прочитал читатель, он не только не смущается как «подглядывающий», а чувствует (чтобы не сказать – празднует) победу над собственным страхом ума, или победу над стыдом тела.

Искусство всегда демонстрирует мгновения гармонизованного хаоса, именно на мгновения и замирающего; автор же раз от раза сталкивается с чем-то неуправляемым – но сталкивается не намеренно, а просто будучи человеком, – и получается, что искусство, как и вся жизнь – не только своего рода исследовательская наука, но и как бы военное дело, а самая правдивая поэзия оказывается, по сути, и самой «приключенческой».

в облаках идёт война их много-много и они непрерывны а Пустота победила и материя победила их победа непрерывна

Специфические, автономные образы и знаки здесь полупрозрачно существуют поверх и внутри повседневности, как бы всё время туда-сюда сквозь неё пролетают и, сделавшись привычными, не остаются незамеченными; они переживают непрерывные метаморфозы: то захватывающие, то спокойно и радостно следующие логике особого рода философского юмора, то навязчивые и утомительные, но ни в каком случае стихи не «драматизируют», не «повышают голоса»: ни удивляясь, ни радуясь, ни отчаиваясь.

видела в монастыре человекоподоб ных аистов, их прямые человечьи бёдра были сильными, покрытыми густым пушистым оперением бе лым, а один был с рыжими пя тнами. В монастыре мы мнет искали компромат на некоего политика, но нашли только белый хрусталь ный шар и унесли его – на пам ять. А цветы надо поливать, и я верн улась: солнце освещало картинки на сте не.

И – метаморфоза: усталость оборачивается силой, озадаченность – глубиной постижения вещей действительно сложных, неразрешимых и не до конца понятных; растёт невыдуманный и неповторимый поэтический мир.

и это – то, что после всего (и после Ангелов) — это невозможно вспомнить, потому что мы это не забыли

Василий Бородин Лето 2020 г. Москва

часть 1: ВОЗВРАЩЕНИЕ

Неравномерное поэма

Я твёрдо решился и тут же забыл, На что я так твёрдо решился. День влажно-сиренево-солнечный был, И этим вопрос разрешился. Георгий Иванов. «Я твёрдо решился и тут же забыл…»

неравномерное (1)

18окт.14; низкий слой серых тёмных облак близко к стеклу окна в 9 утра; в час дня (чуть раньше) скв озь них белый солнечный свет пя тнами широкими; когда около 17-ти включила элек тричество, это было уже выше и как довольно грубая мягкая кисея чуть смятая. Я такая же. Я почти такая же..; к вечеру, после того, как заглянула в эл. почту, – способна только смотреть. В голове разрушение; весь день не вых одила, – домашнее «платье». Кому-то — движение. Мне – дно и поверхность покоя, потом «всё» (или «ничего», что одно и то же) завтра тоже можно не выхо дить (почти можно – может, поедем на чердак, но друга моего не завнет не застанем, на верное, его друг, которого провожать, возможно, поедем, уез жает в 21 час, а друг только-только проинет приедет к этому времени) время не лжёт, время есть или нет, непонятно. Будто кто-то о нём жнет лжёт; отведать эту ночь на полный оборот сна, отдать её себе, спать совсем, но трудно забыть для этого об утре, когд а какие будут облака? – подождать подождать ещё час и заснуть (могла бы и сейчас, енет но как-то неудобно) снились цветы азалии (ама льрии, амальрии, анамальрии) 19окт.14; проснулась в 9.15 – солн це на абсолютно чистом бледно- голубом. Так и было – подарил уч итель нарисованные азалии во сне – бордовые; густо-бордов ые, тёмные; густо-бордовые на бл едно-голубом. Днём – не помню, в ко тором часу, – смазанн ое ощущение о смаз анных облаках слое м – этот слой ощущений в расслаб ленной к вечеру голове, – в него пров аливаешься не поехали на чердак, как-то это бы ло бы слишком беспокойно. Ещё запах варёного лука днём от супчика старой тёти отца, который я не ем, – вс ё смешано, и открыта форточка. Пара «миниатюр» (абстрактных), как и вчера. На третью не хватает сосред оточенности вечером, а, может, хват ит, если я найду её в сига рете при ветерке из форто чки, немного. Немного, как дыма всегда не слиш ком много, сколько ни кури, а дру зья сейчас, наверное, как раз пров ожают друга моего друга, и что-то нео пределённое в этом определении «м оего»; или это только дополнение… 20окт.14; утром – на газонах и на крышах сн ег (первый в городе), облака – светло-серая, будто взбитая в мусс масса лёгкая, звон ила другу, «как поживаете», – «да так…» – ве сь день течёт с кры ш, но воздух прозрач ен, будто небо голубое, хотя оно белёсое, чуть сероватое, но так и не опустилось больше, – пустое, прозрачное, между неб ом и землёй, – пространство слушает, не верит, будто кто-то лэнет лжёт ему о вр емени, – движение – кому-то другому нап равлено, снет моё ли, чуждое ли, – рассказ о нём обречён на бесконечность, а я путаю сь сегодня в этом взбитом небе с разны ми непонятно какими и чьими чувст вами, дышу – ими вечером, в темноте, неравномерный д ождь 21окт.14; чуть неровное серое в 9 утра — неровное за счёт материи. Сгустки материи – лёгкие, мокрые, полупрозра чные – дома, деревья; и в небе тоже — почти невидимые, – можно только ощ утить глазами наощупь прикосно вения; вчера лист А4 белый фиолет ово-коричневой тушью и миниатю ра, сегодня – пока что – миниатюра фиолетово-коричневой тушью на бе лом, тонированном в серое обрывке – тоже «сгу сток», но требовательны й. Потом – второй такой же почти. К 17-ти часам кое-где расслоилось в небе – над нами дно огромного серого ровного облака, на «го ризонте» (над крышами на уровне де ревьев) светлое облако, – из светлых обл аков поменьше (как кажется), и всё это изменяется, но очень медленно, будто кто-то лжёт о времени; сде лала рукописную книжку из обрыв ков неудачного рисунка, в ней стран ички скреплены степплером снег вчерашний растаял практически это начало

неравномерное (2)

21окт.14; величие и величина света; угасающего. Ходила по асфальту (про дуктовый, хозяйственный, но сначала аптека). Там, внизу, как будто ничего, — всё 1нет всё в небе; тянется. Тянется, происходит. Происходит во времени и вне его; ложное и исти нное – срослись. Бывало тнет и опаснее, и хуже, – это когда ложное и ис тинное были раздельны; светится на горизонте, без дна величие бездны, как по линейке от мерено, но линейка очень длинная; тянет прекратить, но не развлекаться же многажды повторная песенка вторая на диске, а слов не помню; монеты во сне солнечные, лёгкие, ма ленького номинала, но крупные (и лёгкие, как бумага); «выйти из событ ия» – и я выхожу из со-бытия, но что-то вспоминаю; о магазине?.. — только чёрточки прошедшего, – лишь жес ты, мой друг носит большое золотое ко льцо ни с кем, просто кольцо его оте ц когда-то сделал, другу на все пал ьцы велико, рассказывает, будто оно од но, второе, наверное, у его мамы, но она уже умерла, не знаю, где. О детстве, – и о детстве, конечно, тоже; отец думал, что тот, с кем я играю, был мальчиком, а э то была девочка. С отцом на чердак ех ать ли послезавтра к друзьям? Свет под нимается и тускне ет; под крышами сгустки энергий к ночи – ветер, мелькают вокруг (сов сем маленький «круг») фонаря горящ его говорящие в молчании острые почему-то зелёно-коричневые (светл ые) листья дерева ещё совсем не опа вшие, вокруг черно, в черноте тоже сгустки энергий; всё говорит, я слы шу только песенку, гармоничную, — значит, я не слышкнет не слышу этого 22окт.14; тёплое бе лое небо, чуть то нированное в холодное серое; танцуют, конечно, снеж инки – ещё не «снег» (второй день мин усовая температура), небо просвечивает чистым белым там, где должно бы ть солнце – чистым белым, – не тёп лым и не холодным, – спокойным; довольно высоко. К 2-ум часам дня — разрывы облак, а сами облака большие, те, что контр-жур к невидимому са мому солнцу – жёлто-серо-синие, там ветер (движение), а в деревьях ниже покой; исчезли снежинки, – будто кто-то солгал и кончил лгать; всё нерезко. Между нами, по-французски можно срифмовать «шанс» со «страданием» («chan сe – souffrаnce»), боголюбивы они, эти сло ва, как старые учителя из советской ш колы: главное – дать задание, а резул ьтат неважен, «но Вы, главное, работа ли над собой». После заката, ночью, абсол ютно чёрная ночь. Совету ют подождать. А движение во мне им только показ алось; …движение во мне – всегда было ложью, данью времени и кому-то; я их обманывала. Аллергия на дви жение; и снова начало. Поедем днет поедем ли з автра на чердак? И так внутренне с другом вместе, а увидеть его – значит убедиться глазами и ощущениями, что мы – два разных существа; 23окт.14; в 10 утра – или – в 9? – помню обрывки – или завязи – облак, совсем небольшие, отдельные, прозр ачные и лёгкие в солн це. Друг моего друга при едет только завтра, поэтому сегодня мы не поедем на чердак; одна мин иатюра фиолетовой тушью по обрывку белой, чуть тонированной в серое бумаг и – на тонированном в серо-зелёное паспарту, не то, чтобы «сгусток», ско рее, обрывок (жизни)? —