Пермские чекисты (сборник)
Шрифт:
Из показаний свидетеля Николая Ивановича Смирнова:
«Находясь на работе на электростанции в сентябре 1941 года, числа точно не помню, с директором Киселевым Германом Степановичем мы пошли на насосную станцию. Он в разговоре интересовался моей биографией. В свою очередь я также спросил Киселева, что он за человек. На это Киселев мне ответил, что до войны отбывал наказание в Витебске. Из разговоров с ним я понял, что он в заключении не находился. Спросил его на тюремном жаргоне один из предметов в тюрьме, Киселев мне не ответил, стушевался. Он предложил мне работу по зарядке аккумуляторов, при этом заявил, что их надо заряжать так, чтобы они не работали. После этого разговора Киселев пригласил меня в гости, предупредил, чтобы я никому не рассказывал о том, какое дал он мне задание...»
О достоинстве, с которым держался Кочкин в самое трудное время, говорил и сам предатель.
Из протокола допроса Шумкова:
«На очной ставке у следователя Шоля Киселев, обратившись к переводчику
О том, что творилось тогда в помещении гостиницы «Москва», где содержались подпольщики, рассказала потом чудом уцелевшая Миля Минина: «Истерзанные на допросах молодые ребята, брошенные в камеру, от боли лишались дара речи. Я стала совершенно седой...»
Пытки, истязания, допросы продолжались в течение месяца. 19 марта подпольщиков посадили в грузовики, накрыли брезентом и повезли на Коломенское кладбище, на окраину города. Свое черное дело фашисты свершили рано утром, надеясь скрыть, кого расстреляли. Однако и здесь оказались свидетели. Мать подпольщика Александра Овчинникова Надежда Дмитриевна рассказала: «19 марта 1942 года я и ряд других матерей, в том числе Иванова, подошли к немецкой тюрьме. Иванова ухитрилась у двух арестованных женщин через окно спросить, где наши дети. Те ответили, что их ночью увезли на автомашинах. Через некоторое время к тюрьме подошла женщина и рассказала, что около ее дома на кладбище Коломейка расстреляли несколько человек. Она слышала крики «За Родину» и выстрелы. Мы, матери, пришли на это место, нашли несколько шапок, хлястиков от пальто, мыло, мочалку. Пытались разрыть могилу, уже отрыли 8 трупов, в том числе директора электростанции Киселева, но были отогнаны сторожем. В тот же день я спрашивала у знакомого полицейского о сыне. Он сказал, что Сашу расстреляли».
Подполковник Няшин с удовлетворением закончил это дело. Еще бы... преступление раскрыто, собраны доказательства, предатель ответит за содеянное. Но радовало другое. Выяснены, хотя и не полностью, обстоятельства действий патриотов в тылу врага. Раскрыта еще одна страничка мужества советских людей.
Великолукское подполье было организовано рядовыми коммунистами, комсомольцами, беспартийными — теми, кому дорога Родина. У них не было опыта партийной, пропагандистской работы, они не обладали навыками конспирации. С голыми руками начинали борьбу, оружие приходилось добывать у немцев. Но их это не остановило. Рискуя жизнью, подпольщики боролись с оккупантами в тяжелые для нашей страны дни 1941-1942 годов.
В арсенале группы Кочкина были и диверсии, и саботаж, много сил он и его товарищи уделяли агитационной работе, укрепляя веру в победу у местных жителей. Была отлажена «цепочка», по которой переправлялись через фронт бежавшие из лагерей военнопленные, выходившие из окружения бойцы и те подпольщики, которым угрожала непосредственная опасность. С ними же переправлялась разведывательная информация, собранная патриотами.
И провал подпольщиков произошел не из-за моральной неподготовленности, а из-за нехватки навыков конспиративной работы, отсутствия в подполье людей, знавших непреложные законы жизни в тылу врага.
Обстоятельства сложились так, что их имена не сразу были внесены в списки тех, кем гордится народ. Даже следствия почему-то оказалось недостаточно. Подключились уцелевшие подпольщики, журналисты. Лишь в 1961 году появился документ — письмо Псковского обкома КПСС, внесший полную ясность: «Дополнительной проверкой установлено, что в конце 1941 и начале 1942 годов в Великих Луках действительно имелись патриотические молодежные группы, одну из которых возглавлял Кочкин Василий Иванович, работавший в то время на городской электростанции под фамилией Киселев. В феврале 1942 года немцы арестовали многих участников этих патриотических групп и ряд из них расстреляли. В числе расстрелянных был и Киселев».
Немало подвигов совершено в годы войны на Псковщине. Вскоре после ареста подпольщиков, 24 февраля 1942 года, Совинформбюро сообщило о великолукском колхознике, 80-летнем Матвее Кузьмиче Кузьмине. Гитлеровцы предложили ему лесом и болотами провести их в тыл советских войск, обещали много денег. Во время сборов Матвей Кузьмич незаметно поручил сыну пробраться к нашим, предупредить их об опасности и сказать, чтобы они устроили засаду в условленном месте. Долго водил фашистов по лесу старый охотник. И когда они неожиданно оказались под перекрестным пулеметным огнем, Кузьмин что было силы крикнул: «Бей, ребята, не жалей гадов!» Фашистский офицер тут же выпустил в него пулю. Более 250 гитлеровцев нашли свою смерть под огнем наших бойцов. Многие были захвачены в плен. Так великолукский колхозник отомстил за молодых подпольщиков.
Вспомним и Александра Матросова, на псковской земле сделавшего свой последний шаг на вражескую амбразуру.
Много известных и пока безымянных героев сложили здесь свои головы.
Один из них — наш земляк Василий Кочкин. Память о нем не должна уйти вместе с последними свидетелями тех героических событий. Как сам Василий учился на примере старших поколений, так и нынешняя молодежь должна видеть перед собой пример людей, прошедших через все испытания, не запятнав своей чести. Так пусть живые помнят.М. СМОРОДИНОВ
Закон пограничья [8]
«Председателю КГБ Литовской ССР.
Докладываю: Вакшаускас Винцас, сын Вацлаваса, 1913 года рождения, уроженец деревни Паленишки, литовец, беспартийный, кулак-единоличник, бывший житель деревни Памельгеджяй, в период временной оккупации немецко-фашистскими войсками территории Литовской ССР состоял с июня 1941 года в сувенском бандитском карательном отряде. На вооружении имел винтовку, участвовал в арестах советских граждан. После реорганизации отряда служил в илебродской немецкой полиции. Принимал участие в расстрелах арестованных коммунистов, советских активистов и лиц еврейской национальности, что подтверждается свидетельскими показаниями.
После изгнания немецко-фашистских войск с территории Зарасайского уезда Вакшаускас находился в вооруженной националистической банде Стрейкуса, получив кличку Баравикас, впоследствии измененную на кличку Рябина. Участвовал в террористических актах в тылу советских войск.
В конце сентября 1945 года банда Стрейкуса Антанаса была окружена в Радминском лесу подразделениями войск НКВД и частично уничтожена. Вакшаускасу вместе с главарем банды Стрейкусом удалось скрыться. Находясь на нелегальном положении, он организовал собственное бандоформирование, продолжал террористические вылазки, грабил население.
29 января 1948 года совместно с бандитами Имбродасом (арестован и осужден), Вайнаускасом (впоследствии убит) и Карло Ионасом (разыскивается) — Вакшаускас совершил вооруженное нападение на деревню Губеранцы. Ее житель Новицкас сообщил, что вечером к нему в дом ворвались два бандита: один среднего роста, в ватнике и шапке-ушанке, лицо корявое, вооружен автоматом, пистолетом и гранатами; второго не запомнил. По предъявленным позднее фотографиям Новицкас опознал Вакшаускаса.
Бандиты зверски избили Новицкаса и под угрозой оружия заставили постучать в дверь дома Калинскаса, где жили комсомольцы — девятнадцатилетний Вилюе и восемнадцатилетний Владас. Бандиты убили их. Избив хозяев, сложили в мешки награбленные вещи, запрягли лошадь Калинскаса и уехали в сторону деревни Сувеки. Сестра убитых комсомольцев Аксютова-Калинскас и их отец также опознали по фотокарточке Вакшаускаса. Причем сестра утверждает, что именно он застрелил из пистолета младшего из братьев.
В феврале 1948 года банда Вакшаускаса была разгромлена, девять бандитов убиты в перестрелке, шестеро арестованы, троим, в том числе главарю, удалось бежать. Активный розыск Вакшаускаса продолжался до марта и был прекращен, когда в Радминском лесу обнаружили убитого из автомата мужчину с обезображенным до неузнаваемости лицом. В кармане ватника нашли потертый аусвайс, выданный во время оккупации на имя Винцаса Вакшаускаса. Односельчане подтвердили, что убитый, по всем приметам, — разыскиваемый бандит.
Однако органами КГБ Пермской области 25 января 1960 года было обращено внимание на неизвестного мужчину, прибывшего в поселок Визяй Кудымкарского района, где в настоящее время проживает семья Вакшаускаса. Проведенные в короткий срок оперативные мероприятия позволили доказать, что в Визяй приехал Винцас Вакшаускас. Сотрудники КГБ выяснили подробности его антисоветской и националистической деятельности, собрали доказательный материал.
Учитывая, что Вакшаускас совершал преступления на территории Литвы, а расследование проведено органами КГБ Пермской области, прошу Вашего разрешения на переправку Вакшаускаса в Вильнюс с последующим арестом именно здесь.
8
Некоторые фамилии в очерке изменены.
Действительно, расследование преступлений Вакшаускаса организовали и провели пермские чекисты вместе с литовскими товарищами. А руководил всей операцией наш земляк, майор Петр Абрамович Курганов, ныне полковник в отставке, ветеран КГБ. Сколько на его счету нелегких поединков с врагом, головоломных расследований! Свою чекистскую службу начал он еще в 1940 году, на границе, прошел через войну и кровь, служил в «Смерше», был ранен и контужен. Много наград на груди ветерана, среди них и главный солдатский орден — орден Славы. Но самая дорогая награда, как он сам признался, — медаль «За оборону Советского Заполярья».
В лощине лежал снег. Много намело его за долгую полярную зиму. Конец июня — а все еще не тают снежные языки, белеют среди ярко-зеленых тундровых болот, на фоне серых причудливых валунов, оставленных здесь проползшим в незапамятные времена ледником. На южных и западных склонах каменистых гряд, цепляясь корнями за скудную, неласковую землю, коряво стоят малорослые карельские березы. Спешат подставить узкие ладошки листьев солнечным лучам. Заполярье! Июнь — еще не лето, июль — уже не лето.