Пернач V

Я слушал и переваривал. Нет, ведь были рейдеры, которые убивали и грабили, и сжирали трупы, что поменялось-то?

— Человек стал самым ценным товаром. Живой человек — особенно ценным. Он может храниться дольше. Потеряло цену все, нападали друг на друга с камнями и палками, лишь бы убить и сожрать. Вырезали целые поселки. Полесье… Мы удержались, но погибло много людей. Начали учиться выращивать брюкву заново, Пекарь нам подсказывал, но его советы не помогали. Два сезона голода ушло на то, чтобы чему-то научиться. Умерло еще много людей. Елага пала. Ее разгромили и разграбили банда “кровавых”, это мы узнали отправив туда разведчиков. Вернулся один, раненый, и рассказал что там происходило… Людей резали и ели. Там был ад.

От этой новости мне поплохело. В Елаге должны были быть Фарг и Арда… Неужели погибли, не спаслись?! Черт! Я поднял глаза на рассказчика.

— В окрестностях нет людей, а те, что есть — нелюди. Поэтому тебя встретили именно так, не обижайся. — закончил рассказ Бралг.

— Чего уж там… — протянул я, — А Дрищ?

— Дрища убили еще в первый сезон после конца, он дрался с напавшими рейдерами до последнего.

Похоже, из тех, кого я здесь знал, не осталось никого, кроме Пекаря и Бралга. Соломка еще, но я не хотел с ней видеться, ее дочь погибла у меня на глазах. Дааа, все познается в сравнении. Когда думаешь, что хуже некуда, жизнь быстро покажет, что всегда есть куда хуже.

— Бралг, мне нужно хоть какое-то оружие, и мотоцикл. И это, пернач мой верни. И накормите меня кто-нибудь, жрать охота — сил нет.

Бралг уставился на меня как на дурачка.

— Еда стоит очень, очень дорого. — процедил он.

— Я расплачусь. Не сейчас, не сразу, мне надо сначала найти Андатра, он сможет все решить. Он — избранный.

Ой, понеслооо… Но, кажется, мой спич произвел впечатление.

— Кто он?.. — не понял меня староста.

— Избранный! Это тот, кто сможет изменить весь мир!

Бралг почесал бороду.

— Так может он уже это сделал?

Тут уже почесал бороду я.

— Нет… Нет. Избранные не делают плохо.

— Все-то ты знаешь! — хмыкнул он.

— Не все, но многое. — многозначительно произнес я.

— Оружия у меня нет, но есть один старый мотоцикл. Горючки бак насобираем, но больше нет. — сказал староста, и поднялся из-за стола, — И да, жрать у нас нечего.

Я вздохнул, а трогг усмехнулся. Это хорошо, конечно, что он нас кормит, но как-то так неприятно. Неприятненько как-то. Без него я бы сдох с голоду. Но вот вода нам нужна.

— А вода есть? — поинтересовался я.

— Вода?.. — протянул Бралг, и крикнул бармену: — Вин, налей ему воды.

Я поднялся из-за стола, достал из своей котомки пустую бутылку и подошел к бармену. Да, молодой, но выглядит плохо, изможденный, худой. А ведь тут все такие, как-то в глаза не бросилось, но реально все. Тот же Бралг осунулся, черты его лица стали острее. Я протянул бутылку, и он наполнил ее мутной водой. Я понюхал горлышко, вода отдавала тухлятиной.

— Это специально для меня такая вода? — поинтересовался я.

— Мы все такую пьем, другой нет. — отрезал староста, и я понял, что он не шутит.

Даа, раньше было лучше. Я спрятал бутылку в сумку, хорошо, что у меня еще есть две бутылки с относительно чистой водой.

— Пойдем. — позвал меня Бралг, и я потопал за ним к выходу.

Мы прошли через деревню к дому старосты, он распинал кучу мусора, откинул старый сгнивший брезент, и я увидел эндурик, один из тех, что мы отбили у Каспера. Это лучше, чем ничего.

— Вот. У нас еще два мотоцикла есть, получше, но их я не дам.

— Спасибо тебе и на этом, староста.

Бралг скрылся в доме, вышел с двумя полторашками с горючкой, и осторожно перелил их в бак. Вместе с тем, что там было, получилось почти под горлышко. Этого мне хватит на много километров, эти маленькие пушки-пердушки горючку нюхают. Я запустил двигатель, и сел в седло.

— Бралг, у слепого в углу под столом стоит ящик с головой, сожги его.

Бралг странно посмотрел на меня и кивнул, затем привязал лоскут зеленой ткани на руль. На воротах стояла уже другая стража, увидев зеленый “пропуск”, приоткрыли одну створку, и выпустили меня на волю. Я вспомнил про Храна, как он там? Заехать что ли? И свернул в знакомый лес. Но сколько я не колесил по лесу, не обнаружил следов Торчиллы. Вход в бункер оказался наглухо завален обрушенным бетонным перекрытием. Что же тут произошло?.. Вернувшись на Дорогу, я открыл газ и понесся вперед, в неизвестность. Мир успел измениться. Надо добраться до Фила, дальше что-нибудь придумаю.

Глава 4

Дорога наматывалась на старые убитые покрышки моего драндулета. И ведь я не обратил внимания, но Дорога Проклятых изменилась! Нет, она все так же была черная, ровная, и монолитная, но… Даже по ощущениям, она перестала пружинить, и выглядела мертвой. Сомневаюсь, что она сможет поглотить какую-нибудь зараженную тварюку, как когда-то сожрала ухокрыла. Но по ней я все еще могу гнать на максимальной скорости

По ощущениям, “максимальная скорость” была километров пятьдесят в час. Я ехал и впадал в уныние, этак я до Москвы полгода ехать буду… А вот трогг был взволнован. Езда на мотоцикле его поразила и удивила, сидишь, лапами не шевелишь, а мчишься так же, как за дичью! Чудеса! Да и чего ты распереживался, если копался в моей памяти — должен был еще и не такое видеть.

“Видеть — это другое. Чувствовать — это совсем другое”, пояснил мне трогг.

В общем-то, он прав. Смотреть фильмы про байкеров, и кататься на мотоцикле — это абсолютно разные вещи. Я поглядывал по сторонам, но пустошь вокруг была мертва: ни какого движения. А ведь все налаживалось, караваны ходить начали… И опять все пошло по одному месту. А в целом, когда становилось лучше? Вот прямо хоп — и хорошо? Никогда. Жили, работали, улучшение жизни не воспринималось чем-то из ряда вон. Ну вышел новый смартфон с расширенным функционалом — хорошо, машины с автопилотом появляться стали — замечательно. Все это воспринималось как должное. Вот если б телепортацию изобрели — это был бы скачок. Наверное. А вот если б телепортацию потом запретили — народ бы расстроился, это был бы шаг назад в качестве жизни. А потом случался какой-нибудь социальный катаклизм, росли цены, народ роптал, ибо съездить в отпуск в диснейлэнд не получалось, хватало только на турцию, и люди были недовольны разной ерундой. Потому что настоящих потрясений не видели.

Погрузившись в свои мысли я не заметил, как добрался до поворота к Елаге, но даже не заезжая в город, я понял, что он погиб. Часть стены упала, видневшиеся строения были поломаны. Я остановился, глядя на останки города, и думал, заехать, или нет? Я боялся увидеть свидетельства того, что погибли моим одноклубники, Фарг и Арда, и не хотел этого видеть. Но там есть слепой. Был. Вряд ли его убили, слепых не убивали. Раньше — точно. А вдруг? Я свернул к городу. Взобравшись на верх большого холма, где располагалась Елага, я увидел следы битв, что здесь происходили несколько сезонов назад. Стена была смята и разворочена, ворота чем-то уронили внутрь, видимо таранили, все вокруг покрывали пробоины от пуль и дроби, но ни тел, ни каких либо предметов одежды или оружия я не видел.

Медленно катясь по улице, я осматривал разрушенный город. Таверну сожгли, какие-то дома относительно уцелели, какие-то сложились. Трупов не было: это самая ценная добыча. Досталось даже экскаватору, вокруг которого раскинулась Елага: в него стреляли, его жгли, но ржавый монумент устоял. Прошлое оказалось крепче настоящего. Дом слепого относительно уцелел, хоть и был покрыт пулевыми отверстиями, окна разбиты, и выломанная дверь болталась на одной петле. Внутри царил сумрак и запустенье, сквозняки гоняли пыль по углам. Одежду слепого потрепала непогода, а самого его покрывала пыль, но я видел, что он жив, и активен.