Перпендикулярный мир

Этот из воды состоял процентов на шестьдесят. Это уж точно.

— Что это с ним? — испуганно спросил партизан во фраерской фуражке с красной полосой.

— Бог его знает, — равнодушно как-то, как не должны говорить про боевого товарища, ответили ему, — помер, в общем… Выбери из пассажиров мужиков покрепче, пусть его потащат.

Марат же этот подошел к Маше и подобострастно, улыбаясь ей самой простецкой из всех возможных улыбкой, сказал:

— Вы не против будете, если я пойду неподалеку от вас? Вы извините, у нас народ грубый, неотесанный. Могут дерзости вам какие наговорить, или того хуже, сделают что-нибудь не то… При мне не посмеют.

— Да, конечно, — будто ничего особенного не происходило, согласилась Маша. И тут же напрочь забыла об этом Марате. Словно его не было.

Не только Марат, но и оставшиеся два его товарища тут же стали изображать из себя личную ее охрану. Подозрительно смотрели по сторонам, взяли на изготовку автоматы, и отошли метров на двадцать, чтобы не мешать ей своим видом тереть виски.

— Маш? — тихо спросил Иван. — Чего это с ними?

Но у той, на самом деле, наверное, разболелась голова. Потому что она оставалась бледной, и в какой-то прострации, когда окружающего как-бы не существует. Только оперлась о руку Ивана, как-будто ей и стоять было нелегко…

Все население поезда заставили выйти. Со своими вещами.

У каждого вагона стояло человек по десять, а то и по двадцать.

От вагона к вагону передвигался человек на лошади, должны быть, атаман разбойников. Потому что, стоило ему отъехать от очередной кучки людей, как та трогалась и брала направление в сторону подступающего леса. Дальняя кучка, у первого вагона так уже и скрылась среди деревьев.

Иван смотрел на черную лошадь, и вспомнил, как мама рассказывала ему, что когда он был совсем маленький, его привезли в настоящую деревню. Года в три, а может быть, в четыре. Они приехали, идут, а навстречу корова.

— Что это? — спрашивает он маму.

— Это корова, — говорит она ему.

Идут дальше, навстречу коза.

— Что это? — спрашивает Иван.

— Коза, — отвечает мама.

Потом навстречу попалась свинья, курицы и индюк. Ну и лошадь, конечно.

— Мама, — сказал тогда Иван. — Это что, зоопарк?..

Совершенно атаман этот на лошади не пугал его. Не из таких переделок выбирались. Машка что-нибудь придумает.

Так что, можно сказать, что Иван немного обнаглел. До такой степени стал самоуверен.

Поэтому, когда подъехал атаман, грузный мужик, лет сорока, но с большими залысинами, и крикнул:

— Марат, командуй, двигайте на погрузку…

А потом заметил двух человек на отшибе, не в общей куче, — девушку и мальчика, и обратил на них внимание. То мальчик, заметив это, сказал:

— На лошади не дадите прокатиться?..

Атаман посмотрел на наглого мальчишку, но ничего ему не ответил. Тут же перевел пристальный взгляд на Машу. А потом спросил Марата:

— Что, знакомых встретил?

— Так точно, — ответил Марат. — Если согласятся у меня пожить, гостями дорогими будут.

Но Иван обратил внимание, как напряглась вся троица их охранников, как привели они себя в боевую готовность номер один, и повели автоматами в сторону своего главного начальника.

— Тесен мир! — миролюбиво согласился атаман. А потом обратился к Маше: — Если что не так, не взыщите. Каждый зарабатывает свой хлеб, как может…

И следом пришпорил коня. Тот поднялся на дыбы, перебрал передними копытами воздух, и только потом вернулся на землю.

— Двигай, Марат, двигай. Не задерживайся здесь, — крикнул он, уже отъезжая.

Но Ивану было уже все по плечу. Весь мир… Он хотел кататься на лошади.

Он всегда хотел прокатиться на лошади. Сколько себя помнил… Но никак не получалось.

В деревнях много лошадей, и люди там — не жадные. Он помчится по утренней росе на белогривом скакуне, навстречу восходящему солнцу. Конь его встанет на дыбы, оттолкнется от земли, и — взлетит.

Понесется сначала над лугом, а потом все выше и выше. Так что окажется над деревьями, — навстречу голубому небу, облакам, и огромному оранжевому солнцу, от которого исходит тепло, — как от печки, которая греет, и греет, и греет…

Он растворится в этом прекрасном оранжевом, вместе с конем, вместе с его гривой, и ему будет там тепло, тепло. Ничего не нужно больше будет. Так будет хорошо. Так хорошо ему сейчас, — летящему на сверкающей белизной лошади, все выше и выше…

— Ванечка, что с тобой, — услышал он издалека перепуганный голос Машки. — Ванечка, приди в себя! Пожалуйста!..

4.

Иван заболел. Вторые сутки он лежал на кровати у маленького светлого окна, у него держалась высокая температура, он бредил, — и Маша не знала, что с ним делать.

Она подолгу сидела рядом на стульчике, мочила в кастрюле с холодной водой полотенце и прикладывала к его лбу.

Полотенце быстро высыхало, становилось горячим, и приходилось остужать его снова.

Несколько раз приходили врачи. Один деревенский — шустрый разговорчивый старичок, удивительно вежливый и весь какой-то скользкий. Он оставил кучу таблеток, среди которых главными посчитал «Аспирин-Упса», и приказал на ночь и с утра давать больному по одной таблетке, предварительно растворив ее в воде. Для снятия температуры.

— Продуло вашего братца, — сказал он. — Вы ведь в поезде ехали, вот его там через щели продуло. С неделю придется ему проваляться, пока дело на поправку не пойдет.

Старичок Маше не понравился, потому что у него была привычка ко всему присматриваться, не к больному, а ко всяким посторонним вещам, — глаза его так и бегали, словно у изрядно нашкодившего человечка. Которого вот-вот поймают за руку.

Приходил и второй, — из пленных… Солидный такой мужчина, но какой-то окончательно перепуганный. Он слушал все, что ему ни говорили, и со всем соглашался.

Но про Ивана сказал, что его не продуло, — у него сильный нервный срыв. И что такой бывает реакция организма, на стресс…

— Вообще-то стресс, штука совершенно необходимая, без стрессов человек жить не может. Это, как пульс или давление… Их постоянно нужно тренировать, чтобы они были в форме. Со стрессами точно так же. Они — естественная форма нашего существования… Другое дело, — дистресс. Когда вдруг случается что-то запредельное, какое-нибудь переживание, далеко выходящее за границы нормы… Тогда организм начинает защищать себя. Вернее, подсознание… Интересная это штука, — наше с вами подсознание. Интересная и во многом — необъясненная… Вот, взять к примеру, Фрейда. Вы знаете, он считал себя гением!.. Как думаете, это свидетельство скромности или нет?.. Но он всю сознательную жизнь посвятил тайнам этого подсознания. И знаете, к какому выводу пришел? Стал утверждать, что окончательно развенчал идею Бога… Первым был Коперник, который доказал, что человек не живет в центре мироздания, а ютится на одном из бесчисленных небесных тел. Так что ни о каком исключительном местожительстве человека не может быть речи… Вторым был Дарвин, который еще более убедительно доказал, что человек произошел от обезьяны. То есть, не является неким божественным творением, исключительным и отличным от остальной природы по своей сути, — а всего лишь продуктом обыкновенной эволюции, — спустился орангутанг с дерева, взял в руки дубину, — дальше вы знаете… Ну, а третьим ниспровергателем оказался, естественно, сам Фрейд, — который и внутри человека не нашел никакого Бога. А обнаружил работу сложнейшего механизма, созданного эволюцией природы. И назвал этот механизм: подсознание… Я бы сказал, что это точнейший, сложнейший компьютер, задача которого выполнять все второстепенные функции организма, — освобождая сознание для чего-то другого, давая тому возможность функционировать. То есть, подсознание, это слуга сознания.