Перси Джексон и Лабиринт смерти

«Здорово, — пророкотал он в ответ. — Входи, входи. Мы тебя съедим. Вку-у-усный такой полукровка».

«Но я сын самого Посейдона. Это он, мой отец, создал коней».

Как правило, в обществе этих четвероногих напоминание о моем отце всегда обеспечивало мне наилучший прием, но сейчас — не тут-то было.

«Тем лучше! — с энтузиазмом откликнулся конь. — Пусть и Посейдон приходит. Мы съедим вас обоих! Морепродукты совсем не плохое лакомство!»

«Морепродукты!» — ржанием отозвались другие кони, бродя по загону.

Воздух над нами был полон жужжащих мух, а вонь от жары становилась все хуже. Мысль разгрести эту грязищу возникла у меня, когда я вспомнил о том, как легко справился с такой же задачей Геракл. Он изменил русло реки и направил ее течение прямо через конюшни, чтобы вода смыла и унесла с собой всю грязь и навоз. К тому же я прекрасно знал, что мне удается отлично справляться с водой.

Только сейчас дело сильно осложнялось тем, что мне было никак не приблизиться к этим мерзким лошадям. К тому же река оказалась гораздо дальше от конюшни, чем я думал, примерно в полумиле от нее. Так что задача справиться с какашками становилась невыполнимой прямо на глазах. Поблизости валялась заржавевшая до невозможности лопата, я взял ее в руки, копнул и перебросил кучку дерьма через забор. Замечательно получилось! Теперь еще четыре миллиарда раз повторить, и все будет отлично.

Солнце стало клониться к западу. В лучшем случае у меня остается еще несколько часов. Нет, все-таки моя единственная надежда — это река, сказал я себе. По крайней мере, у воды мне лучше думается. И я побежал по склону холма к реке.

* * *

Когда я оказался у самой воды, то увидел на берегу какую-то девочку. Она сидела там, словно ждала меня. На ней были джинсы и зеленая футболка, а в ее длинные каштановые волосы красиво вплетались стебельки речной травы. Она строго смотрела прямо на меня, скрестив руки на груди.

— Нет, ты этого не сделаешь, — твердо сказала она.

— Ты наяда, наверное? — догадался я.

— Конечно, а кто же еще? — Наяда закатила глаза, изображая возмущение моей недогадливостью.

— Но ты говоришь по-английски. И сидишь не в воде, а на берегу.

— А ты, конечно, и предположить не мог, что мы, если захотим, можем вести себя подобно людям?

Мне в голову такая мысль не приходила. Я сразу почувствовал себя тупицей, потому что наяд я видел в лагере миллион раз. Они вечно хихикали и махали мне руками со дна озера.

— Послушай, — начал я, — я просто хотел спросить…

— Знаю, знаю. — Она тоже замахала руками точно как те речные нимфы. — Я знаю, кто ты, и знаю, что ты надумал сделать. И сразу отвечаю — нет! Я не разрешаю использовать мою чистую речку для того, чтобы вычистить эту отвратительную конюшню.

— Но…

— О, пощади ее, сын бога морей! Такие, как ты, всегда только об океане и думают. Вы считаете себя такими ва-а-ажными по сравнению с какой-то маленькой речкой? Так позволь сказать тебе, что ту наяду, которую ты видишь перед собой, тебе не покорить. Подумаешь, папаша у него Посейдон! Здесь акватория пресных вод, мистер. Когда-то одному мальчику удалось убедить меня уступить ему — между прочим, он был в сто раз красивей тебя, — но теперь я понимаю, что это была самая горькая ошибка в моей жизни. Ты хоть соображаешь, что эта уйма навоза сотворит с моей экосистемой? Или, по-твоему, я похожа на очистные сооружения? В речке погибнет вся рыба. Водоросли насквозь пропитаются этими противными какашками. Долгие годы я буду болеть. НЕТ УЖ, СПАСИБО!

Ее манера говорить здорово напомнила мне одну мою подружку из смертных, Рейчел Элизабет Дэр. Она точно так же бомбардирует вас словами, когда говорит. Но винить в чем-либо эту наяду я не мог. Я сам бы посчитал психом всякого, кто позволил бы набросать в его дом четыре миллиона фунтов лошадиного дерьма. Но мне-то что делать?

— Мои друзья в опасности, — объяснил я ей.

— Очень жаль, конечно, но это не моя забота. И я не разрешу погубить мою чистую речку!

Наяда смотрела на меня так воинственно, будто готова была начать драку. Кулачки ее сжались, но я отлично видел, что она вся дрожит. И голос у нее тоже дрожал. Тогда я догадался, что, несмотря на задиристые речи, наяда попросту боится меня. Наверное, она испугалась, что я полезу в драку за главенство над этой речкой, и боялась, что окажется побежденной.

От этой мысли мне стало ужасно грустно. Я сразу почувствовал себя тупым громилой, только и умеющим, что махать кулаками.

Я присел на невысокий пень у берега.

— Ладно, считай, что ты победила.

— Правда? — На личике наяды отразилось изумление.

— Не собираюсь я драться с тобой, это же твоя река.

Она заметно расслабилась.

— Ох, как хорошо! — воскликнула она и тут же исправилась: — Хорошо с твоей стороны, я имею в виду.

— Но и моих друзей, и меня выдадут титанам, если я не вычищу до заката эту конюшню. А я понятия не имею, как это сделать.

Воды реки приветливо заплескались, по их поверхности скользнуло узкое тело змеи, потом ее головка нырнула глубоко в воду. Наяда тихо вздохнула и сказала:

— Я открою тебе один секрет, сын морского бога Посейдона. Попробуй зачерпни немного земли с берега.

— Что?

— Ты слышал.

Я нагнулся и зачерпнул пригоршню отменной техасской грязюки. Она была сухая, черная, с несколькими маленькими белыми крупинками… Нет, в ней еще что-то было.

— Это ракушки, — объяснила мне наяда, — окаменевшие ракушки. Миллионы лет назад, когда даже время богов еще не настало и на земле царствовали только Гея и Уран, вся земля была покрыта водой. Планета наша была не сушей, а морским дном.

Внезапно меня осенило. В моей ладони лежали осколки существ, обитавших когда-то в древних морях. Раковины моллюсков! На земле их осталось так много, что в некоторых местах даже огромные меловые утесы сложены из них.

— Понял, — сказал я. — И что мне это даст?

— Мы с тобой очень похожи, полубог. Вода — это наша с тобой родная стихия; даже когда я выхожу из воды, она остается внутри меня. Вода — источник моей жизни. — Наяда отступила на шаг. Теперь она стояла в реке и улыбалась. — Надеюсь, ты догадался, как спасти твоих друзей.

Произнеся эти слова, она вдруг стала таять и обратилась в воду.

* * *

Солнце уже касалось вершин холмов, когда я вернулся к конюшне. Кто-то, должно быть, приходил сюда задать лошадям корму, потому что теперь они дружно трудились, обгладывая огромные туши каких-то животных. Распознать, что это были за животные, я не мог, но чувствовал, что меня это не очень интересует. Если омерзительные конюшни могли стать в моих глазах еще гаже, то вид вымазанных грязью животных, разрывающих зубами сырое мясо, стоя по колено в навозе, сделал это.

«Морепродукт! — Я почувствовал мысль одного из коней, когда он поднял голову и бросил на меня жадный взгляд. — Входи же! Мы все еще голодны!»

Что же мне надо сделать? Воспользоваться силой речных вод я не мог. И тот факт, что миллионы лет назад это место находилось под водой, как-то не особенно помогал мне сейчас. Я поглядел на крохотный осколок заизвесткованной ракушки у меня на ладони, потом мой взгляд упал на огромные кучи какашек во дворе.

Обескураженный я швырнул ракушку на землю и повернулся спиной к лошадям, собираясь уходить. Но тут вдруг я услышал странный звук.