Персональная ловушка Милтона

– С этого вопроса начались мои подозрения.

– Прошу, не говори так. Я ничего не поняла.

– Я и сам многое не понял, – поделился открытием Вадим – но собираюсь в этом разобраться.

– Я боюсь.

– Не паникуй. – Он встал с кровати, прошелся по комнате. Размышлять механически помогало движение. В сторону окна семь шагов, а от кровати до ширмы всего три. – Успокойся, ты вспомнишь все. Тебе просто нужно отдохнуть. Я не думаю, что тебе сделали промывку мозгов, так что возьми себя в руки.

Она хлопала глазами, и по мере получения информации открывала рот. Ее наивное удивление раздражало. А еще больше заводило недовольство, что из их семейной пары ни один не может адекватно оценить ситуацию: Аля ведет себя как пациент амнезийного корпуса палаты номер один, а он восстанавливает связь с реальностью раз в час. Он злился на себя, на Алю, на окружающую среду, хотя среда на него не влияла.

– Пока ничего страшного не происходило, но тебя укололи. То, что нас тут держит это уже понятно, вопрос для чего? Вроде бы и не силой и в тоже время ограничивают нас в действиях. Мы с тобой вчера это уже обсуждали. Я схожу в подсобку Инги, а ты за ужином скажешь, что мне плохо, я в номере и спущусь позже. И попробуй все-таки узнать, у кого еще есть рабочий телефон.

– А что с телефонами?

– Мобильные телефоны есть у всех отдыхающих, но никто не может ими воспользоваться по назначению. Они вне действия сети, скорее всего, здесь заглушка стоит, чтобы сигналы не проходили. Помнишь, вчера ты говорила, что на процедурах слышала звонок телефона.

Алла подумала и вспомнила. Фух, как хорошо, что она начинает вспоминать.

В кабинете ароматерапии, на двери которой тоже был рисунок в виде мобильного телефона перечеркнутого красной линией, впрочем, как и на всех других дверях, в глубоких мягких и удобных креслах сидели отдыхающие, вдыхали приятные ароматы трав и цветов, слушали успокаивающую музыку, по рекомендации доктора для успокоения нервов. Кто-то даже посапывал, заснул, но нервы успокоил. Прав был доктор, процедуры подействовали.

Алла чувствовала себя шпионом, десантированным в логово государственного врага. Находилась в боевой готовности, потому что муж предупредил: «Будь осторожна!» и сказал, что вечером «придется отсюда ноги делать». Так он выразился, но мысль, что Вадиму все показалось от переутомления и ему мерещились интриги и заговоры, не покидала. «Нормальный обычный пансионат, каких в округе просто не счесть – думала Алла, прикрыв глаза. – Вадим подозрителен, выдвигает версии сговора против отдыхающих, требует быть осторожной и бдительной. Ему все не нравится, при этом не уточняет подробности, только пугает своей подозрительностью и требовательностью присматриваться к людям и ситуациям».

Алла никак не могла взять в толк, что произошло с мужем. Его как будто подменили. Он все время высматривал, присматривал и заглядывал в чужие комнаты (не был бы он любимый мужчина, она сказала бы, что он еще и вынюхивает). Что именно его пугало, она не могла понять, но, как известно, страх передается воздушно капельным путем. Именно таким образом она подцепила заразу и заразилась страхом.

Поэтому она ждала вечера, чтобы он ее успокоил, а вечер не наступал. Ей приходилось бегать по назначенным процедурам и делать вид, что она спокойна и ничего не боится.

Она дышала травами и цветами, но наслаждаться спокойствием не могла, поэтому время от времени открывала то левый, то правый глаз и посматривала за присутствующими. Когда очередь дошла до Николая (это он заснул в соседнем кресле), у Ники в сумке заиграла еле слышная музыка. Аля закрыла глаза, чтобы никто не видел, что она подсматривала, это ведь так неприлично. Ужасно не любила попадать в щепетильные ситуации.

Ника тихо поднялась и шмыгнула из кабинета. Вернулась так же тихо, села в кресло, никто и не заметил, что она выходила позвонить. Может у Ники супер модный навороченный оператор связи, его антенна стоит где-то рядом и ловит здесь сигнал. А может это и не телефон, а какое-нибудь радио, сейчас этих маленьких плееров пруд пруди, даже не знаешь, как они называются. Придавила, к примеру, через сумку кнопочки и оно заиграло, и чтобы не беспокоить сопящих в креслах отдыхающих, она вышла в коридор.

По дороге в столовую Алла тихонько рассказала об этом Вадиму, он торжествующе поднял палец к небу и ответил, что постарается это выяснить.

Выяснил ли или нет, Алла пока не вспомнила, но тот факт, что воспоминания потерянных дней стали возвращаться, улучшили настроение. Она даже выпрямилась на кровати, приосанилась, груз амнезии перестал давить на плечи.

Вадим тем временем размышлял, присматриваясь к жене. То, что она половину не помнит, он вычислил еще вчера. Да он сам, как алкоголик, то пьянеет, то трезвеет, вот только он не пьет алкоголь, не принимает наркотики, ведет здоровый образ жизни, но чувствует себя вареной редиской, фаршированной мясом, таким же неестественным, как это блюдо. Вот только не понимал причину опьянения. Неужели в еду подмешивают дурман траву? В воду подсыпают опиум? Он машинально взглянул на графин с водой. Воду они берут в бювете. Чтобы отравить такое количество воды, идущей из недр земли, нужна тонна наркотика ежедневно. Неестественно и очень дорогостояще.

В моменты «отрезвления» он осознавал, что вокруг него многие отдыхающие – вареные редиски – напичканные информационным фаршем.

Ладно, Алю сегодня укололи, она заснула, именно заснула, а не потеряла сознание. Что дальше? Дали ей нюхать наркотический препарат? Что еще можно делать в ингалятории? Но его-то не кололи, не усыпляли. Нужно срочно с этим разобраться, и не стать вареной редиской.

– Вадимушка, – прервала его размышления Аля – что происходит?

– Ничего хорошего – неопределенно и в тоже время точно ответил он. – Вчера все обсудили.

– Но я еще не вспомнила – взмолилась жена.

– Мы будто в тюрьме, и в тоже время никто нас здесь не держит.

– Давай уедем – обрадовалась Аля.

– Нас охранник не выпустил.

– Мы пробовали уехать? – она удивилась, надеясь, что он возразит, потому что устала делать открытия в своем сознании.

Вадим надежды не оправдал, чем опять расстроил бедную жену:

– Мы пробовали выйти за территорию пансионата. Якобы погулять. Но нас даже на прогулку не выпустили, без письменного разрешения всех докторов и директоров. Уверен, мы его не получим, пока путевка не закончится.

– Мы в тюрьме!

– В пансионате.

– Вадим, я как в бреду. Ты мне рассказываешь, а я не понимаю, не верю.

– Люди как амебы, вроде человек, и в тоже время беспомощный. Извини, но ты тоже такая.

– Нас пичкают наркотиками, чтобы мы были безынициативными и забыли все на свете – предположила Аля.

Вадим принял предположение скептично, пожал плечами:

– Камеры видеонаблюдения стоят только в столовой, в районе заборов и выхода. Возле бювета нет камер, но там не пройти. Ворота всегда закрыты. Охранник один и тот же. Скорее всего их двое, один на улице, другой за камерами наблюдает. Помнишь это или нет?

– Начинаю вспоминать. Это как прояснения в голове. Ты напоминаешь, и я вспоминаю. А сама не могу. Вот увидела Олега Владимировича и вспомнила, а до этого как будто и не знала о его существовании.

– Администратора помнишь?

– Да, его помню, он Олега Владимировича подселил. Такой скользкий тип.

– Этот скользкий тип без ведома главврача не отпустил нас, а тот не отпускает в течение дня, пока все процедуры не пройдём. Я ходил к нему, он говорит, что процедуры пропускать нельзя, а у нас вся книжка расписана по секундам.