Персональное дело

Что же касается совпадения фамилий на «ский», то не следует, наверное, забывать о том, что Гусинский и Березовский реально влияли в России на выборы кандидатур премьеров, президентов. Они уже по сути стали управлять государством и даже не очень это скрывали. То есть – утратили чувство меры, и власть им этого не простила. И с Ходорковским похожая история. Действовал слишком самостоятельно, развивал широкие образовательные программы, активно способствовал созданию гражданского общества, поощрял либеральные идеи и даже стал поддерживать оппозицию, чем, наверное, вызвал очень большое раздражение, а то и испуг. Стал популярен не в меру. К тому же выстраивал прозрачный бизнес, который власти совсем ни к чему, она при этой непрозрачности кормится. Так что национальный фактор я бы пока отмел. Вот когда придут за Абрамовичем, тогда, пожалуй, задумаюсь…

– А чем вы объясняете повсеместное коленопреклонение творческих масс? Почему наша интеллигенция в таком экстазе от власти, почему она печется не о вечном и не о душе, а изо всех сил бьет челом, стремясь угодить?

– Потому что власть любит, чтобы ей угождали. И угождающих пригревает. Я частично живу в Мюнхене, провожу там много времени, но никогда не помню фамилию бургомистра. Но даже если выучу ее и начну его повсюду расхваливать – у меня от этого ничего не изменится. То же самое с канцлером. А у нас, если буду хвалить, скажем, Лужкова, то что-нибудь мне за это так или иначе обломится. Чем ближе к любимому начальству, тем больше шансов стать лауреатом, получить звание, премию, заказ, студию, театр, галерею или чего-то еще. Так было всегда. И так, к сожалению, есть.

– Но ведь вы никогда в особой любви к власти не признавались. И даже были высланы из страны. Но Горбачев вам гражданство вернул. А Путин наградил Госпремией. Теперь же получается, что вы снова приходите к разочарованию.

– Моя душа подвержена сомнениям ровно так же, как и душа любого нормального человека. Я и в 80-м не считал себя политической фигурой. На допросах в КГБ я абсолютно искренне говорил, что аполитичен и даже газет не читаю. Я и сейчас не лезу в политику. И не пытаюсь переделать мир. Когда же мне говорят: «ваши книги изменили наше мировоззрение», я воспринимаю это с большим сомнением. Хотя и надеюсь, что в общем потоке, влияющем на течение жизни, есть и моя капля.

Но вот что для меня важно – это репутация. Я как-то написал рассказ «Хочу быть честным». Это о себе. Я очень дорожу званием честного человека. Никогда в жизни ни на кого не стучал, не наушничал, не плел интриги. Иногда готов был промолчать, но, говоря словами Твардовского, «случалось, врал для смеху, никогда не лгал для лжи». И свою человеческую обязанность вижу в том, чтобы до конца жизни говорить то, что считаю нужным. Я могу ошибаться, но если что-то считаю правдой, то должен об этом говорить. И говорю.

21.11.03

Памяти Сергея Юшенкова

Теперь он больше не позвонит и не представится, как обычно:

– Здравствуйте, это некто Юшенков говорит.

На его убийство в письме ко мне мой добрый знакомый, бельгийский профессор русской литературы, знаток ее и историк Эммануэль Вагеманс, отозвался так:

«Судьба Сергея Юшенкова – ужасна и позорна для России. Меня всегда удивляет, что Россия думает, что идет нашим путем, что идет по пути демократии, но в лучшем случае это тот путь, который мы проходили в конце 19-го века. То же самое с капитализмом. Такого капитализма у нас давно уже нет, это примитивный капитализм конца 19-го века, когда все только начиналось. Почему россияне выбирают именно этот, давно пройденный путь, а не путь второй половины 20-го века? Уму непостижимо. Какая здравомыслящая цивилизация возвращается к прошлому?»

Ну да, здравомыслящая цивилизация, может быть, не возвращается, но наша здравомыслящая ли и цивилизация ли вообще? Применимо ли определение «цивилизация» к обществу, где процветают столь пышным цветом воровство и коррупция, где с ужасающей регулярностью происходят заказные убийства, часто в самом центре Москвы или Петербурга, среди бела дня, и дальше как насмешка следуют пустые реляции: введен план-перехват… и – привычное: раскрыть по горячим следам не удалось…

По горячим не удалось, по остывшим тем более.

Проходят годы, и остаются нераскрытыми убийства Влада Листьева, Дмитрия Холодова, Льва Рохлина, Льва Маневича, Галины Старовойтовой, Владимира Головлева… Ловят где-то по России предполагаемых заказчиков, но доверия к этим предположениям нет, да и что толку, если подозреваемый Гачияев или кто другой то ли на свободе, то ли на том свете, то ли черт его знает где? А когда кого и поймают, то еще не факт, что того. Вот и мальчика в убийстве Юшенкова заподозрили, задержали, подержали и отпустили, а с фигурантами-тяжеловесами и вовсе запутались. Дело о взрыве на Котляковском кладбище развалилось, процесс над обвиненными в убийстве Димы Холодова постигла та же печальная участь. Убийц Старовойтовой ловили много раз, да все не тех. Теперь, говорят, точно тех изловили, но мы в ладоши хлопать повременим, уже хлопали – и напрасно. Самый большой успех последнего времени кажется очень мнимым. Следствие дозналось, кто заказал генерала Гамова, но заказчик в аккурат к моменту разоблачения (надо же как совпало!) сам оказался убитым где-то в Южной Корее. Так что опять есть повод усомниться, не предъявлена ли нам мертвая душа для победного рапорта, закрытия дела и убеждения публики, что наши сыскные службы хоть на что-то способны.

Между прочим, в Соединенных Штатах Америки, несмотря на отсутствие по всей территории прописки и других тотальных способов контроля за гражданами, громкие преступления не всегда (вспомним 11 сентября) предотвращаются, но раскрываются часто и иногда с удивительной оперативностью. Взорвавший здание в Оклахома-сити безумец был пойман немедленно. Недолго наслаждались своими подвигами два вашингтонских снайпера. Еще раньше были разысканы пытавшиеся взорвать Всемирный торговый центр снизу.

У нас же, глядя на все происходящее, иногда кажется, что убить любого заметного человека из числа не слишком усердно охраняемых государством вообще ничего не стоит, проще, чем стянуть в супермаркете пачку жвачек. Но самое ужасное или мерзкое – это то, что после убийства в дело вступит наиболее читаемая народом желтая пресса и непременно продолжит дело убийц, вылив на жертву ушаты помоев. Да и не только пресса. Обществу все настойчивее и с разных сторон внушается мысль, что в России никаких политических убийств не бывает, если убили, значит, было за что, а прокурор Колесников разъяснил, за что именно: «Воровать надо меньше, тогда не будут и убивать». Потом, правда, из прокуратуры последовало поспешное заявление, что Колесников просто оговорился и Юшенкова в виду не имел. Он не имел, а другие имеют без оговорок и выдвигают свои версии, одну мерзее другой, пытаясь облить грязью покойного, а заодно замарать и живых.

Но все-таки Юшенков был человек настолько честный и чистый, даже, я бы сказал, добродетельный, что грязь, швыряемая в него, я уверен, к нему не прилипнет.

Я последние годы близко дружил с Сергеем Николаевичем, и чем дальше, тем больше убеждался в редкой доброкачественности этого человека. Вышедший из простой крестьянской семьи и насмотревшийся многого, он с детства дал себе зарок не перенимать привычек среды, не пить, не курить, не ругаться матом и никогда не делал ни того, ни другого, ни третьего (я таких ни в деревне, ни в армии не встречал). Настоящий самородок, он окончил высшее военное училище, академию, в молодые годы дослужился до полковника, а от генеральского звания, которым его хотели купить, отказался. Стал глубоко образованным человеком, хорошо знавшим историю, философию, литературу. Относился к той породе людей, которых мы называем правдолюбцами, имел ясные политические взгляды и принципы и последовательно их отстаивал в ситуациях даже очень критических. Во время путча 1991 года был, естественно, среди первых защитников Белого дома. Это именно он обратился к командиру танковой роты с предложением сделать выбор между славой защитника свободы и позором ее душителя. После чего танки повернули свои орудия против путчистов. В октябре 1993 года Юшенков предложил Егору Гайдару призвать москвичей к сопротивлению. В политике он был, как говорят некоторые, идеалистом, романтиком и даже поэтом. Будучи деятельным и разносторонне развитым человеком, он, помимо исполнения депутатских обязанностей, редактировал газету, составлял коллективные сборники, собирал анекдоты и под именем выдуманного им народного депутата от Среднерусской возвышенности Егора Шугаева писал весьма едкие сатирические заметки и смешной законопроект «О наследственном депутатстве».

Желающие его опорочить распространяют сплетни о его материальном преуспеянии. Мол, квартиру имел шикарную, а в последнее время дорогую иномарку купил и дачу большую построил. Чушь все это. Он и его жена Валя после отделения от них выросших сына и дочери жили в более чем скромной двухкомнатной квартире на четвертом этаже пятиэтажного дома без лифта и без охраны. Еще был родительский домик в деревне и да, иномарка, подержанная, которую может себе позволить каждый неплохо зарабатывающий человек.