Перстень без камня

Король вздохнул и вытащил из-за трона метелочку, связанную из разноцветных птичьих перьев — желтых, зеленых, розовых. Этой метелочкой он аккуратно и тщательно принялся обметать пыль со лбов, щек, носов и подбородков своих родителей. Пыли было немного. За бывшими королем и королевой ухаживали специальные люди, но Орвель сам велел, чтобы они тревожили покой царственной четы не чаще, чем раз в неделю. Порядок был установлен еще тогда, десять лет назад, когда консилиум лучших магов обоих континентов сообщил наследнику, что король архипелага Трех ветров Инвойд дор Тарсинг более не может править островами.

Спрятав метелочку на место, Орвель присмотрелся к отцу. Крылья носа его чуть-чуть напряглись, а верхняя губа слегка оттопырилась — Инвойд готовился чихнуть. Неудивительно, если тебе постоянно щекочут нос перьями. Через несколько месяцев движение станет яснее. Глядишь, через пару-тройку лет отец действительно чихнет… точнее, перейдет в процесс чихания, и следующие годы Орвель будет наблюдать его чихающим.

Королю дор Тарсингу стало грустно. Лучше не думать о таких вещах, у него хватает насущных неприятностей.

— До свидания, папа, — торопливо сказал он. — До свидания, мама. Я зайду после праздника.

Он покинул тронную залу через другую дверь и через анфиладу северного крыла направился к выходу, ближайшему к конюшне. Пока седлали серого жеребца, мысли Орвеля витали далеко.

Из обширного свода магических знаний Орвель дор Тарсинг — в силу семейных причин — лучше всего разбирался в проклятиях. Их структуре, градациях, приоритетах и взаимодействии, то есть наложении одного проклятия на другое.

Прежде всего, проклятия, равно как и благословения, делились на две обширные категории — затрагивающие и не затрагивающие истинный облик. Что такое истинный облик, жителям архипелага Трех ветров было хорошо известно. На островах, большую часть года лишенных магического воздействия, все существа и предметы пребывали именно в своем истинном обличье и только на одни сутки каждые полгода, пока действовала магия, принимали искаженный магией вид. Совсем иначе обстояло дело на континентах. И Юг, и Север круглый год жили в магическом поле. Поэтому истинный облик людей и вещей можно было проявить лишь при помощи заклинаний же, и то ненадолго.

Собственно, для большинства людей, особенно простонародья, большой разницы между истинным и магическим обликом не существовало. Ну, висит на девице заговор, чтобы след от чирья на щеке не виден был — подумаешь, велика разница! То есть ей-то, конечно, кажется, что велика, иначе не тратила бы деньги на поддержание заговора. А на самом деле — пустяк. Или, скажем, навели на забулдыгу порчу — стоит ему выпить, начинает собутыльникам вместо его человечьей рожи свиное рыло казаться. Он, конечно, пить продолжает, но выглядит все гаже и гаже. Так, правду сказать, у него и без проклятия рожа похабная, а после десятой чарки пьяницам и не такое мерещится. Так что все это чепуха, не стоящая рассмотрения: магия копеечная, результат такой же.

Серьезные дела начинаются там, где действуют проклятия мощные, или же разветвленные, или же составные, или же наследственные, или же затрагивающие истинный облик, а также сочетания оных.

Родовое проклятие Тарсингов, из-за которого дважды в год Орвель чувствовал себя выставленным на посмешище, было наследственным, сильным, но незамысловатым. Под воздействием магии всякий, в чьих жилах текла кровь Тарсингов, превращался в зверя — что-то вроде здоровенного нескладного медведя. Именно это проклятие, некогда полученное Бруадом дор Тарсингом в битве на Кровавом поле, стало причиной тому, что его сын Эмиен перебрался на архипелаг Трех ветров. С тех пор короли Тарсинги жили и правили на островах. В любой иной части мира непрестанное воздействие магии обрекало потомков Бруада на животный облик.

Хорошо хоть, заколдованное обличье позволяло передвигаться на задних лапах — однако именно это делало монарха Трех ветров похожим на зверя, обученного ради ярмарочной потехи. Десять лет назад, в тот роковой день, когда родители Орвеля пострадали от заклятия безумца, он отказался присутствовать на карнавале, стесняясь своего звериного вида, — и это его спасло. Но именно тогда закончились времена, когда он мог следовать своим желаниям и прихотям. Безумный маг сжег в одной вспышке свою силу и жизнь, превратив короля и королеву в живые статуи. Чудовищно сильное проклятие изменило их истинный облик. Два года Орвель пробыл регентом, пока маги надеялись, что родовое проклятие Тарсингов возьмет верх над новым, но этого не произошло. Так и получилось, что в восемнадцать лет Орвель стал королем.

В столичном Университете Ледяной Короны до сих пор группа магов пытается решить, какая комбинация заклятий способна нарушить равновесие магических сил, удерживающих Инвойда дор Тарсинга и его супругу в нынешнем прискорбном положении. Орвель регулярно отчисляет им субсидии и получает длинные доклады, смысл которых сводится к короткому слову «никак».

Конюх подвел жеребца, Орвель дор Тарсинг вскочил в седло и привычно разобрал поводья. Ему никуда не нужно было ехать, просто захотелось прогуляться. Завтра будет некогда. И послезавтра. Два дня карнавала, будь он неладен, а потом все вернется к привычному порядку. Надо лишь перетерпеть нелюбимый с детства праздник. Основная добродетель королей — не мудрость, не доблесть, а терпение.

Щебенка брызнула из-под копыт серого, когда Орвель пустил его с места в галоп.

* * *

— Ой, какие мордочки! — воскликнула Тиль. — Они ручные, да? Я хочу их погладить!

— Что ты, Тиль! — попытался удержать ее супруг. — Они же грязные, они едят сырую рыбу. А если они кусаются?

Не услышав ни слова из его тирады, сударыня Брайзен-Фаулен уже опустилась на колени прямо на необструганные доски причала и потянулась к ближайшей тюляке. Морской зверь воспринял ласку флегматично. Круглые любопытные глаза тюленя уставились на Тильдинну.

— Ему нравится! — уверенно заявила молодая женщина. — Ух ты, мой хорошенький! Почему ты стоишь, Валь? Помоги мне забраться в лодку!

— Но…

Вальерд Брайзен-Фаулен был очень обыкновенным молодым человеком, здраво взирающим на мир. Он знал, что пирожные не растут на деревьях, штаны рвутся об гвозди, если взять чужое — можно поплатиться своим, и вообще жизнь не развлечение. Именно поэтому его восхищала уверенность Тильдинны в том, что мир вращается вокруг нее. Хотя он смутно чувствовал, что здесь что-то не так. Особенно когда желания драгоценной супруги приходили в противоречие с ее же безопасностью.

— Что значит «но»? — возмутилась Тиль. — Мы едем кататься!

— Но это может быть опасно…

— Ты же сам предложил!

Возразить было нечего. Тяжело вздыхая, Вальерд перелез через борт и оказался в лодке. Лодка закачалась. Валь предложил руку жене.

— Ах! — сказала Тильдинна.

— Может быть, не поедем? — с надеждой вопросил Валь.

— Ах, как замечательно! — уточнила Тильдинна, подбирая подол платья и устраиваясь поудобнее. — Поедем же скорее!

К несчастью для Вальерда, он умел править ездовыми тюленями. Однажды он гостил у родственников на побережье и освоил эту нехитрую науку. Ему даже в голову не пришло, что его молодая супруга может об этом не знать. Он предпринял последнюю попытку совсем не в том направлении: