Перстень без камня

— На Тюремном, да. И лучше бы они были заперты покрепче, — неожиданно трезво заметил Орвель. — Если мы не найдем перстень как можно быстрее, могут случиться неприятности похуже, чем паника среди отдыхающих. Но, знаете… мне все равно не по душе обманывать людей.

— Врать народу, — желчно заметил Мбо Ун Бхе, — это прямая королевская обязанность.

— Знаю, — вздохнул дор Тарсинг. — До сих пор мне просто везло.

— Праздник кончился, — подвела итог дор Зеельмайн.

* * *

Праздник кончился, но архипелаг Трех ветров об этом еще не знал.

Весь Бедельти, сверху донизу, был охвачен буйным весельем. Гуляющие торопились успеть то, чего не успели вчера, ночью и утром. Кто-то пел, кто-то пил, чуть ли не все танцевали. Летняя жара сдвинула понятия о приличиях — женские юбки стали короткими, вырезы глубокими, в верхнем Бедельти несколько девиц залезли в фонтан и вылезли в мокрой насквозь одежде, публика рукоплескала. Жонглеры и уличные маги, музыканты и танцоры, гадалки и фокусники развлекали народ прямо на улицах, и люди бросали мелочь им в шляпы. Лоточники торговали всякой всячиной, проталкиваясь сквозь толпу. С высоты полета — скажем, драконьего — гуляющая публика представала единым пестрым варевом, медленно текущим по улицам ошалелого городка.

Попадались и отдельные элементы, не сливающиеся с толпой. Например, на крыше гостиницы «Корона» некоторое время фальшиво пел смуглый усатый сударь в штанах и жилетке на голое тело. Когда рассерженный хозяин послал слуг снять безобразника с крыши, тот перелетел на соседнюю и был таков. Много шума наделал другой сударь, в руках у которого взорвалось яблоко, как первосортный фейерверк. Грохота и вони было на всю округу, а незадачливого мага пришлось уносить на носилках, потому что с перепугу он лишился чувств. По улицам свободно разгуливали мужчины и женщины со звериными головами, и непонятно было, где магический морок, а где искусная маска. А кое-кто и без маски, и без иллюзии выглядел странно. Еще там и сям замечали двух великанов, южанина и северянина, которые то пили пиво в одном кабачке, то вино — в другом, а то и просто шатались по городу и разглядывали публику, вроде кого-то искали. Это были Харракун и Ноорзвей, южный и северный ветры в человеческом обличье. Рассказывали и такую историю, будто один гуляка, расхрабрившийся от выпитого, крикнул им:

— Эй, ветры, а ну подуйте на меня! Жарко!

Харракун усмехнулся, Ноорзвей прищурился, и наглеца сдуло, как пушинку. Его потом обнаружили на корабле капитана Кранджа, стоявшем посреди залива. Капитан отправил его на берег шлюпкой, и по пути протрезвевший гуляка все твердил: «Как пушинку! Как пушинку!» — а оказавшись на твердой земле, заплакал от радости.

Впрочем, сомнительно, чтобы история была правдивой. Никто не видел, как он летел по воздуху, — видели только, как кого-то выгружали из шлюпки.

За час до полудня началось большое праздничное шествие — завершающий карнавал праздника смены сезонов. От набережной вверх двинулась колонна, проползла змеей по улицам и переулкам портового района, с воплями и песнями одолела подъем из нижнего Бедельти в верхний, прошла под барабанный бой и завывание труб по бульварам и улицам верхнего города и вывернула к центральной площади. В небе кувыркался дракон, его движения повторяли огромные, яркие воздушные змеи, и сверху на город сыпались конфетти. Все, на ком были костюмы, присоединялись к шествию, публика смешалась окончательно, рыбаки обнимали танцовщиц, цветочницы висли на арлекинах, мальчишки ходили колесом.

Кто предпочел смотреть на карнавал со стороны, тот загодя занял места на балконах домов по пути шествия или на центральной площади. И наконец голова колонны достигла площади, гром барабанов сотряс толпу, оглушительно и хрипло завопили трубы. Карнавал двигался поперек площади по ограниченному деревянными щитами коридору — сверху казалось, что пеструю нить продевают сквозь кольцо. Перед публикой, сидящей на возвышении для знати и стоящей просто так, прошли все лики праздника, красивые и уродливые, все костюмы, яркие и многоцветные. По другую сторону площади колонна распадалась, превращалась в толпу, и большинство людей возвращались обратно, становились из участников представления зрителями.

За пять минут до полудня церемониймейстер Томто Бон подал сигнал, и музыкальные инструменты смолкли, только взвыла напоследок какая-то дудка. На сей раз у щупленького южанина вместо хронометра в руке был поднос с зевающей жабой. Мастер торжественно объявил:

— Осталось пять минут до того мгновения, как его величество король Трех ветров Орвель дор Тарсинг на ваших глазах извлечет камень из королевского перстня и магия покинет архипелаг. Пять…

Флегматичная жаба размеренными зевками отсчитывала время, Томто Бон нагнетал напряжение. Орвель незаметно поморщился. Увы, избежать представления было нельзя. Публика должна получить зрелище. Даже если финал окажется неожиданным… точнее, финала не будет, действие продолжится. А вдруг неизвестный вор потихоньку вынет камень из настоящего перстня? Но нет, такого не может быть. Зачем бы тогда похищать перстень?

Король тихонько сжал своей звериной лапой руку Трины — как можно осторожнее, чтобы не причинить боли. Девушка сидела вместе с ним в королевской ложе, и на нее было устремлено больше взглядов, чем на самого короля. «Моя будущая королева», — подумал Орвель, и его обдало внутренним жаром от этих слов.

— Как вы думаете? — одними губами спросил он. — А если вор вынет камень?

Трина едва заметно покачала головой.

— Думаю, вряд ли, — с сожалением шепнула она. — Но мы вернем перстень, обязательно вернем!

— Одна минута! — возгласил Томто Бон. — Ваше величество, вы готовы?

Орвель поднялся во весь рост, развернул руку с перстнем так, чтобы публика разглядела камень. Подделка сверкнула синей искрой в солнечных лучах. Акулий клык! Король подумал, что из всех дурацких представлений с его участием это будет самым дурацким. Он провалился бы на месте от стыда, если бы не Трина. В ее присутствии Орвель мог все.

— Полдень! — заорал церемониймейстер.

Орвель дор Тарсинг взялся за камень кончиками пальцев, потянул… потянул сильнее… постарался придать своей звериной морде нарочито растерянный вид… В публике росло замешательство. Знать на подмостках переглядывалась. Толпа внизу загудела. Большинство не видело, конечно, что происходит с перстнем, но магия не исчезала. Со своих мест в ложах поднялись и с противоположных сторон направились к Орвелю посланник Севера Хедвига дор Зеельмайн и посланник Юга Мбо Ун Бхе. Вездесущей тенью возник за спиной короля главный почтальон Йемителми.

Томто Бон взглянул на Орвеля снизу вверх, на лице его промелькнули непонимание, ужас, облегчение. Король, церемониймейстер и почтальон обменялись несколькими словами, все трое были взволнованы. На самом деле Томто Бон спросил: «Ну что, пора?» Орвель сказал: «Да, давайте. Вы хороший актер». А Йемителми буркнул: «Только не переигрывайте». Тотчас послы великих империй, южанин и северянка, встали по обе стороны от Орвеля дор Тарсинга и протянули руки к перстню на зверином мизинце короля.

— Судари и сударыни, островитяне и гости! — зазвучал над притихшей площадью звучный голос Томто Бона. — Не волнуйтесь, ничего ужасного не случилось. Просто пока не удается извлечь камень из королевского перстня. Но лучшие из лучших магов уже занялись этой проблемой. Все будет хорошо. А сейчас у меня для вас прекрасная новость — поскольку праздник продолжается, король Тарсинг приказал выкатить десять бочек вина из дворцовых погребов! Ура королю! Да будет карнавал!

— Ура! — подхватили в толпе. — Йох-хо! Пей-гуляй!

Разумеется, кричали не все. Кто-то стоял с застывшим лицом, кто-то спрашивал у соседей: «Что же будет?» — но никто не мог ответить.

Мальчишка-северянин, сумевший занять место у самых подмостков и наблюдавший главное действо вблизи, присвистнул от изумления.

— Так вот что за штуку я украл, — прошептал он.

Глава 7 НЕПРИЯТНОСТИ

Капитан Крандж испытал в жизни многое. Он дрался на ножах с контрабандистами, он спасался вплавь с тонущего корабля, он уворачивался от кастрюли с кипятком в руках разъяренной супруги, а однажды, еще будучи юнгой, удирал по крышам от облавы, накрывшей портовый притон. Но никогда еще никто не орал на капитана Кранджа на его собственном корабле! Конец света, не иначе.