Перстень для Избранной
Шрифт:
На второй этаж вела лестница с мраморными ступенями, покрытыми красной коровой дорожкой, которая скрадывала шаги так, что, казалось Вера не поднимается, а подлетает над каждой ступенькой.
На втором этаже имелось всего четыре номера. Верин был в конце небольшого коридора, рядом с окном, выходившим в тёмный, заснеженный вечер.
За ним окном все так завывал ветер, и жёсткие снежинки стучали в стекло.
Вера открыла дверь, которая тоже была старинной, но открывалась удивительно легко и с достоинством.
Включила
А полы… Какие это были полы! Явно старинные, наборный паркет, любовно сохранённый и натертый до мягкого ароматного блеска чьей-то заботливой рукой.
Дощечки чередовались, темная сменялась светлой, и глаз угадывал рисунок. Листья клевера и дуба причудливо соединялись, образуя… венки?
— Похоже, — подумала Вера, и даже забыла о дурацкой путанице, странной дороге.
Загляделась на такую красоту.
Раздался стук в дверь.
— Входите, — очнулась Вера.
— Добрый вечер! Пожалуйте откушать с дороги, — вошла степенная дама лет пятидесяти в белом кружевом переднике и белой же наколке на русых волосах, катя перед собой тележку.
На тележке красовалась бутылочка шампанского в серебряном (!) вёдерке, тарелка с фруктами и что-то явно аппетитное в супнице.
Вера даже растерялась.
Дама улыбнулась, видя её недоумение, и сказала:
— Комплимент от заведения. Ведь у вас День рождения только что был?
Вера кивнула и улыбнулась в ответ.
— Поставьте тут, пожалуйста.
Дама, на груди которой был бейджик с именем "Анна" величаво кивнула и вышла.
Вера, все ещё удивляясь, бросила чемоданчик, скинула сапожки и аляску, и, поскорее в ванную.
Ванная была роскошна. Настоящая ванна, покрытая голубой эмалью. Душ с несколькими насадками. На полочке шампунь, гель для душа и даже приличная зубная паста.
На массивных, тоже явно старинных бронзовых крючках висел махровый халат голубого же цвета, а на полотенцесушителях пушистые, мягкие полотенца в тон что самой ванной, что халату.
Полюбовалась Вера на этакую красоту, постояла, замерев на мгновение, и скорей включать воду, да погорячей. Девушка с наслаждением смывала с себя все. Усталость, пот, ожидания и страхи уходили. Вся атмосфера номера навевала спокойствие. В спальне стояла большая двуспальная кровать, окна были закрыты плотными занавесками благородного терракотового цвета.
Она включила торшер, и его мягкий свет наполнил комнату ещё большим уютом.
Мило, уютно, так и тянет растянуться и забыться…
Но что-то её тревожило. Что-то было не так.
Что?
В памяти всплыло "откушайте".
Да. Это "откушайте" звучало странно, сейчас так не говорят.
Правда, в тот момент все казалось органичным, да не просто казалось, а и было таковым.
Будто по-другому и не скажешь. И сама Анна. Вся такая естественная, но… вот как будто сошедшая со страниц книги позапрошлого века.
Вера фильм недавно смотрела, по Акунину.
Вот там как раз такая была горничная.
— Буду действовать по системе Скарлет. Нечего перед ужином голову забивать. Завтра, все завтра, — девушка решительно выбросила эти мысли из головы,
и решительно направилась к тележке.Подкатила её к круглому столу, тоже явно дубовому, старинному, покрытому кружевной же скатертью.
– Надо же, какая чистота, прямо снежная… Не облить бы ненароком, — подумала Вера, которая иной раз бывала неуклюжа, и очень этого стеснялась.
Так что от греха подальше скатерку сняла, и выставила дары прямо на столешницу.
Шампанское оказалось неизвестной фирмы. Мало того, что неизвестной, так ещё и этикетка с ятями.
И сама бутылка небольшая, тяжёлая, темного зелёного стекла внушала уважение своей явной настоящестью.
Ведёрко серебряное…
Вера, правда, не была таким уж знатоком, но стальное вот никак не подходило окружающей обстановке.
— Так что серебряное, и никак иначе, — решила девушка, — При таких-то хоромах. И потянулась к супнице.
В супнице скрывался вовсе не суп, как можно было предположить, а мирно лежащие две киевские котлетки рядышком с варёной картошечкой, посыпанной укропчиком.
У Веры от каковых-то запахов аж слюнки потекли, и она не стала долго тянуть, а сразу переложила этакую красоту в прилагающуюся плоскую фарфоровую тарелку, на дне которой вился орнамент в орехово-сливовых тонах.
Знакомый такой орнамент. Очень знакомый. Где она его видела?
Ах, эти ночи. Одинокие ночи. Эти сны.
— Вот кто их придумал? К чему травить душу-то? — думала иной раз Вера. Хотя, предложи ей этот кто сны таковые убрать напрочь, вряд ли бы девушка согласилась.
Противоречие имело место быть.
Сны были опять яркие, чувственные, и где-то самую малость развратные.
Вера по сути своей вовсе не была ханжой. Вот тут она выражала полное согласие с гороскопом, который прямо писал о ярко выраженной сексуальности скорпионов.
Только выражение это появлялось по ночам, а в жизни, реальной, то есть днем, Вера была даже несколько стеснительна. Внешне разбитная, она не сразу шла на контакт с мужецким полом.
Матушкина заслуга.
Матушка с детства воспитывала скромность, и с некоторым трудом, но ей это удалось.
Была ли Вера благодарна? Честно сказать, не слишком она об этом задумывалась. Любила матушку, да…
Девушка опять видела, как она разметалась по широкому, круглому ложу. Волосы, похожие на огненные солнечные пружинки разбежались по тонкой, плотной и невесомой подушечке из нежного шёлка сливочного тона.
Глаза закрыты, ровное дыхание вдруг стало прерывистым, ничем не стесненная грудь поднялась на высоту полного четвёртого размера и замерла на долю секунды. Из приоткрытого рта вырвался тихий, протяжный стон. Она перевернулась на живот, щеки заалели, руки плотно обхватили и сжали подушку. Чувственная дрожь волной прошла по всему телу, и Вера проснулась.
Прижала руки к лицу, которое горело.
— Нет, надо с этим кончать. Ещё пара таких ночей, и я точно обращусь в какой-нибудь клуб знакомств.