Перстень Парацельса

«Желе» позволяло четырёхрукому только дышать и моргать, и всё. Он не мог произнести ни слова, но прекрасно слышал челов.

– Смотря когда… – протянул шаман, обдумывая, не сочтёт ли Керо оскорблением селфи с собой? Или так: насколько сильным оскорблением он сочтёт селфи с собой? Ну, в смысле, стоит рискнуть или лучше не надо?

– Ты понимаешь, что он собирался нас убить?

– Да.

– Ты этого добивался, когда рассказывал Громову о Петриусе?

– Не совсем, – не стал скрывать Меркель. – Я надеялся, что они начнут с выяснения отношений. Причём радикальнейшим образом.

– И что теперь? – Мустафе очень хотелось бежать: как можно быстрее и как можно дальше. Однако он понимал, что простым бегством уже ничего не поправить, и надеялся на друга, у которого всегда имелись в запасе неожиданные ходы. – Что будем делать?

– Что? Разбираться, конечно. – Авдотий решил всё же не рисковать и не оскорблять хвана больше, чем уже получилось: он убрал телефон и посмотрел на Джафарова: – Едем к Бранделиусу.

– А с этим что делать?

– Возьмём с собой. Не оставлять же его в офисе.

– Он ведь сейчас столб высотой восемь футов! – всплеснул руками иллюминат. – Он не поместится к нам в салон.

– Привяжем к багажнику, – пожал плечами Меркель. И вдруг заторопился: – Давай скорее, нельзя терять ни минуты.

* * *

– Неловко получилось?! – взревел Герман. – Неловко?!

Первую секунду потеряли обе стороны: и челы, ошарашенные видом Виктора, и брат Петриус, не ожидавший в гости подопытных Бранделиуса. Изумление овладело всеми, и поэтому никто не получил преимущества. Зато все потеряли время.

И лишь затем началась схватка.

– На!

Рыжий впал в самое настоящее бешенство, представил, что на месте Громова могла оказаться Карина, и рассвирепел не на шутку: ударил издалека, попытавшись накинуть невидимую петлю на сердце нелюдя – так же как он это проделал с Баллоном, – но не преуспел: выпад оказался полностью заблокирован.

– Я немного разобрался в природе вашей магии! – рассмеялся эрлиец.

Странная энергия, которой пользовались челы, заставляла их использовать весьма своеобразную структуру арканов, способных проходить сквозь обычную защиту. Однако даже начальные исследования уже принесли результат: брат Петриус чуть изменил стандартное заклинание разрушения и с его помощью полностью рассеял смертоносную петлю Германа.

И сразу же попытался ударить «Глушилкой» – убивать «экспериментальные образцы» эрлиец не хотел, – но не успел, пропустив атаку Карины.

Воспользовавшись тем, что враг отвлёкся, девушка резко, словно ею выстрелили из рогатки, бросилась вправо, к стене, оттолкнулась от неё, набрав ещё большую скорость, и врезалась в брата Петриуса, вышибив из него сознание точным ударом ноги.

– Мы тоже немного разобрались в природе вашей магии, – пробормотал Марат, вешая на грудь поверженного врача значок с изображением акулы: артефакт «Рыбацкая сеть» надёжно блокировал энергию внутри мага, не позволяя творить заклинания.

– Но мы были чересчур самоуверенны, – пробормотал Герман. – Дорогая, ты как?

– Всё в порядке. – Карина кивнула на Виктора: – Что будем делать с ним?

– Возьмём с собой обоих, – решил Рыжий. – В доме Бранделиуса я чувствую себя спокойнее… Там и разберёмся, что происходит.

– Хорошо. – Девушка посмотрела на Марата, тот улыбнулся и принялся строить портал.

* * *

«Какое странное ощущение…»

Дано: он любит Дашу. Безумно любит. Настолько любит, что готов сделать для неё что угодно… Да он уже сделал для неё столько, что хватило бы на десяток длительных отношений, но он ни о чём не сожалеет и готов продолжать делать… Что угодно… Ради неё…

Ему хорошо, когда ей хорошо…

И сейчас ему тоже хорошо.

Потому что она улыбается и жарко целует своего друга. Потому что откидывает назад голову, кусая губы, а потом кричит… Нет, сначала стонет, а потом кричит. В голос. Никого не стесняясь. Потому что ей нравится быть с ним, потому что ей хорошо, а значит – хорошо и ему, Антону Арнольдовичу.

Жалко, конечно, что сейчас он не на месте её друга, но Даша сказала «Вечером!», значит, надо ждать вечера и ни о чем не беспокоиться. Он любит. Он должен.

Бранделиус отошёл от двери кабинета, в котором уединились его гости – он наблюдал за ними через узенькую щёлочку, – и медленно направился на кухню: после столь горячего секса Даша наверняка захочет пить. Сделать ей чай? Белое вино? Или освежающий мохито?

Он остановился на пороге кухни, размышляя, чем порадовать любимую, и неожиданно вздрогнул: его вдруг охватило ощущение невероятной, чудовищной в своей нелепости неправильности происходящего. В том, что творилось сейчас, таилась какая-то жуткая ложь, но какая?

Что не так?

Со второго этажа донёсся громкий крик.

«Что происходит? Кто там? Я… – Бранделиус пошатнулся, потёр висок, недоуменно огляделся, и взгляд его упёрся в винный шкаф. – Пожалуй, белое вино станет наилучшим выбором для моей красавицы».

Он извлёк бутылку пьемонтского, вытащил бокалы, а затем подошёл к окну, привлечённый странными звуками из сада…

* * *

– Почему мы не поехали за рыжим? – осмелился спросить Хлястик. – Он ведь наша цель…

– И наверняка отправился кого-нибудь мочить. – Самбука зевнул. – Это становится однообразно, скучно и неинтересно.

– А что интересного здесь?

– Есть ощущение, что здесь живёт его хозяин. – Теперь барон усмехнулся. – Вспомни: рыжий ютится в панельной многоэтажке и катается на подержанной тачке. И вдруг приезжает в крутой дом… Или здесь его хозяин, или здесь их логово.

– Если манерный – хозяин, то наш рыжий, получается, бойцовский пёс?

– Которого изредка спускают с цепи…

– Ничего себе – изредка! Два дня – три трупа. – Хлястик покачал головой, припоминая славные девяностые, когда такая «производительность» не считалась из ряда вон выходящей, и добавил: – И сейчас, ты сам сказал, он кого-то мочит.

– Но ведь раньше не мочил, – резонно ответил Самбука. – Его, наверное, привезли сюда.

– И ты хочешь знать…

– Хочу поговорить с владельцем… Может, удастся получить телефон питомника. Мне бы такая собачка пригодилась.

Грузило засопел.

– Обиделся?