Перстень старой колдуньи

Он вскочил, обернулся к Еве.

– Скажи, это ведь фотография твоей матери?
– крикнул он, указывая на фото.
– Правда ведь? А это ты... да?

– Как ты угадал?
– Ева тоже вскочила и вся вытянулась как струна. Никто... ни один человек не помнит о маме! Как будто её никогда и не было...
– она всхлипнула и закрыла лицо руками.

Он кинулся к ней. Через минуту они уже сидели на постели Сомика за занавеской, и он целовал её мокрые щеки, глаза и руки, и шептал ей все ласковые слова, какие только знал, и сам был весь мокрый от слез - её ли, своих ли - не ведал...

– Я знаю, твоя мама была чудесная... Я таких не встречал. А она была как сама радость - ласковая, хорошая. Талантливая... да? Так ведь, я угадал?

И Ева кивала в ответ, и, обессиленная, склонялась к его плечу, и плакала, плакала... А он радовался, что она может хоть поплакать спокойно. Впервые её чувства разделял близкий и понимающий человек.

– А... откуда... ты...
– всхлипнула она, с трудом выговаривая слова, как ты догадался, что на той фотографии именно она?

– Не знаю, - честно ответил он.
– Просто увидел её - и все! Сразу узнал.

Он вдруг почувствовал смутную тревогу - это было похоже на приближение далекой грозы или землетрясения или ещё чего-то подобного - грозного, страшного... И невольно взглянул на камень. Тот начинал тускло светиться, точно внутри в нем завибрировало что-то, зашевелилось и ожило...

– Ева, ты можешь сделать одну вещь... для меня?
– спросил он её, почти не дыша, потому что их губы ещё секунду назад узнавали друг друга.

– Какую, - она улыбалась ему сквозь слезы, и в этой улыбке уже был ответ: "Дурачок, ну конечно!"

– Ты можешь... снять это кольцо?

– Снять?
– переспросила она и тон её тотчас же изменился.
– Но зачем? Это же мамино кольцо - я тебе говорила, что никогда с ним не расстаюсь.

– Даже если от этого будет зависеть чья-то жизнь?

– И чья же? Уж не твоя ли?
– насмешливо переспросила она.

– Нет, конечно! Это я глупость сморозил, ну... пошутил в общем...

– Ничего себе шуточки!
– она вдруг резко отпихнула его обеими руками.
– Да ты просто поехал! Тоже мне, прикольчики... кретин несчастный!

Отдернула занавеску и вышла, - прямая, сердитая.

– Баба Маша, мне пора. Вы за Сомиком поглядите?

– А куда ты торопишься, Женечка? Вы же, кажется, с Никитушкой за книжками собрались.

– Не надо мне никаких книжек. Мне к тетушке пора - она приболела. Мы с ней договорились, что я вечерком к ней зайду, так что...

Она не обернулась, когда вслед за ней из-за занавески вышел Никита.

– Ева, - окликнул он её, и собственный голос показался ему чужим.

Ее ресницы чуть дрогнули. Казалось, вот-вот - и она улыбнется, вновь станет прежней. Но это колебание длилось одно мгновение - накинув куртку, Ева вылетела за дверь, бросив ему на ходу:

– Пока...

Он стоял посреди комнаты, не в силах пошевелиться... Всего каких-нибудь пару минут назад они целовались и она приникла к нему, счастливая и доверчивая, а он губами осушал её слезы ...

И такая вдруг перемена!

– Не тушуйся, Никитушка, - послышался глуховатый голос Марии Михайловны.
– Это после смерти матери девочка моя дорогая так переменилась. Характер у неё испортился. Сам видишь: то ласковая и веселая, а то прямо как туча! Но я думаю это пройдет. Ты вот ей и поможешь. Только если не станешь обиды свои смаковать, а ринешься в бой. Глянь-ка в окно.

Там, внизу, под окном, среди пуржащей метели виднелся силуэт девочки. Она шла, низко наклонив голову, шла против снега и ветра, а у ног её кругами вился черный кот. И откуда только он взялся?!

Мария Михайловна перехватила его взгляд.

– Ох, этот мерзкий котище! Так бы, кажется, и схватила за шкирку, да вышвырнула вон! Только к нему не подступишься - когтями порвет. Злющий, что тигра! Я его к себе в комнату не впускаю, так он в коридоре дежурит Женечку ждет. Куда она - туда и он, а вернее, наоборот. Мне иногда сдается, что это кот её водит, словно пастух теленочка на веревочке. Эх, кабы разорвать эту веревку, только на то у меня - у старухи - сил недостает. Тут другие силы играют - невидимые. А ты сможешь, - очень твердо сказала старушка, глядя Никите в глаза.

– А откуда он взялся - этот кот? Он, что, давно с Евой живет?

– Да, почитай, с тех пор как матушка её померла, - царствие ей небесное, - с тех пор этот негодник и объявился. А откуда взялся - про то я не знаю. Может, пристал на улице - Женечка очень животных любит. А может, ей кто его отдал... Только хорошо бы, чтоб сгинул этот поганый кот без следа. Так и зовет её, так и тянет!

– А куда? К тетке? Я слышал про Евину тетку, которая в Самокатном переулке живет...

– Да, есть такая, - бабушка Маша отвела взгляд, и Никита понял, что ей отчего-то не хочется говорить об этом.

– А ты ступай за ней, сынок - сам все и узнаешь. Мне ли вас, молодых, учить как за дружечками своими приглядывать, чтобы отвести от беды. А беда - она ведь возле Женечки ходит. Ох, мальчик милый, близко она! Неужели сам ты не чувствуешь?

И она взглянула в упор на парня своими прозрачными выцветшими глазами, которые когда-то цвели и сводили мужчин с ума. И взгляд её был участливым, дружеским, но в то же время и испытующим, словно она спрашивала его: ну, что медлишь? Или сил у тебя маловато? Разве не знаешь, что за любовь свою надо сражаться, что многого не добьешься, сидя за печкой в тепле?

– Ну, Марья Михайловна, я пойду. Спасибо вам., - он вздохнул, собираясь с силами.
– Я все сделаю...
– он хотел ещё что-то сказать, но голос прервался.

Старушка его обняла. Трижды перекрестила.

– Ну, ступай с Богом. И помни - ты должен успеть до Рождества. Ты должен отвоевать ее! Но самое страшное время - сочельник. Про это раньше-то каждый помнил,а теперь немногие знают. Злые силы гуляют по земле в эту ночь. Чувствуют, что подступает конец их вольнице - Царь небесный рождается - наш спаситель земной. И ты поберегись в эту ночь... Ты молитвы какие знаешь?

– Нет...
– потупясь, ответил Никита.

– Эх ты, Аника-воин!

Бабушка Маша подошла к комоду, выдвинула верхний ящик, порылась в нем и достала сложенную вчетверо бумажку, всю исписанную мелким почерком.

– Вот, положи это за пазуху. Тут акафист Николаю Чудотворцу - он тебе поможет. Прямо у сердца эту молитовку держи и даже ночью с ней не расставайся. По крайней мере эти дни - пока вы с Женечкой с наваждением злым не разделаетесь... Ну, ступай с Богом! Да, поспеши - она уж небось подходит к остановке трамвайной. А если её уж и след простыл, на двадцать четвертый садись или на сорок пятый - и езжай до остановки "Елизаветинский переулок". Это через одну будет. А там увидишь мостик через Яузу, по нему перейдешь и про Самокатный переулок у любого спросишь. Это близко. Дом шесть, корпус два, второй этаж, а квартира... эх, номера квартиры-то я, старая, и не помню - да ты найдешь. И ничего не бойся - слышишь, Никита? Страх - самое верное их оружие, но ты ему не поддавайся. Ты о ней вспоминай и молитвой крепись - и все будет у вас хорошо...