Первая формула

Ничего не меняется… Слишком много в этих созданиях первозданной пустоты. Слишком близки они к сущности моей, и потому не удастся избавиться им от моей древней боли. Что же делать? Должен я пытаться еще и еще. И пусть на этот раз все будет иначе!

Обиделся на отца своего Сайтан, поняв, что задумал тот. Сайтан – первенец и гордость Брама – был не просто звездным светом и белым пламенем. Именно он служил вместилищем для одиночества и страданий отца, именно в нем скрывалась давняя боль богов. И зашевелилась она, но надеялся Сайтан, что прекратит Брам ненужные попытки и удовлетворится тем, что уже создал.

Однако не суждено было сбыться мечтам его, ибо продолжил Брам поиски свои.

И новое страдание угнездилось в сердце первенца его, и достанется той боли всем, и плакать будет весь мир.

Не обратил Брам внимания на муки сына и вновь приступил к творению. Шел он по прежнему пути: от звезд брал лучи света, от богов – волосы, от Ситров – дыхание. Своим телом более он не делился и потому надеялся на то, что на сей раз появятся иные сущности. Впервые вложил он в творение не плоть и кровь свою, а страсть и гордость.

Вот так и появились на свет существа, которых знаем мы под именем Шаен – безупречные и благородные создания. И поручил им Брам управлять нашим миром, присматривать за сушей и водой.

Охотно взялись Шаен за его поручение. Придавали форму сущностям нашего мира, подобно самому творцу. Возводили первые города, но знания, что применяли они, ныне утеряны. Вызывали к жизни такие создания, что Брам испытывал священный трепет.

Только посмотрите, как они творят… Создают, наполняют содержимым… О, сколько в них необузданного воображения! И все же за ними нужно приглядывать…

Царство свое Шаен построили во тьме, разбавленной звездным светом, и продолжили творить собственный рай как умели.

Время текло, и забыли Шаен о божественном начале. Предпочли отвратить свой взор от Брама и его сыновей.

Как же быстро они меня забыли! Но почему? Разве дал я им недостаточно? Разве не осталось у них в душах ни тепла, ни благодарности? Должно быть, я что-то упустил…

Новая боль пронзила сердце Брама, однако не позволил он ей подчинить себя. Он найдет иную форму жизни, посеет ее семена. Давнее одиночество по-прежнему звало Брама созидать, однако ничего не менялось – семена давали все те же всходы. Что оставалось ему? Замешать творение свое на радости, божественном разуме и небесном огне – и посмотреть, что из этого выйдет.

Слишком много терзающей меня боли вкладывал я в создаваемые сущности… А ведь какую радость и блаженство довелось мне изведать при рождении первой звезды и первого сына, при сотворении нового мира…

Итак, теперь излучал Брам в процессе творения радость и волнение. Не было у него на сей раз намерения создать нечто идеальное. Пусть станет новая сущность скромной, независимой и необузданной, решил он – и впервые засмеялся от счастья. Ибо испытал Брам восторг, родив нечто столь не похожее на все, что получалось до того.

* * *

– Так что же у него получилось?

Вопрос Ниши меня покоробил, а почему – я до сих пор затрудняюсь объяснить. Наверное, мое повествование лилось подобно мелодии, исполняемой мастером; голос Ниши прозвучал фальшивой нотой, что издает случайно соскользнувший со струны палец.

Я откашлялся и бросил на девочку сердитый взгляд. Сердитый, но не злой – ссориться с ней я не желал. Взглянув на меня, она притихла, позволив продолжить рассказ.

* * *

Итак, получились у Брама первые люди, что возникли в мире, населенном дикими тварями и Шаен. Названия их племени никто уже не помнит, давно позабыта их внешность, и сказаний о них не найдешь ни в одной книге. Однако был у них неповторимый яркий дар, который многое изменил для Брама. Первые люди принесли в мир новую магию – пение. Играли они словами и дыханием своим, и ничего подобного ранее никто не слышал. В звуках их пения слышался голос Брама, но не только. Было в них что-то еще непостижимое. Жили они в дарованном им мире и не пытались, подобно Шаен, выйти за его пределы. А еще первые люди танцевали под луной и звездами, не страшась холода, наслаждались – и вспоминали Брама.

– Вы слышали их, дети мои? Только посмотрите, какие звуки издают они, какие песни поют… Они сами выдумали нечто такое, о чем я и помыслить не смел. О, как прекрасно…

И как больно… Однако боль уж не та, что прежде. Хочется плакать, только на сей раз не от одиночества. Прекрасно, прекрасно…

Первое время все шло чудесно – или, во всяком случае, так казалось Браму. Тем временем первый сын, Сайтан, продолжал копить в себе гнев. Жаждал он безмерной любви и внимания от родителя своего, а тот испытывал несравненное блаженство, всецело отдавшись созиданию. Понял он, что способен творить так, чтобы всего в новых мирах было в достатке. За первыми людьми появились вторые, которые остались уже навсегда. Вторым людям была дарована способность менять жизнь народа своего.

Называли их Рума. Родились они под черными небесами и боролись за жизнь, держась подальше от старших братьев своих. Неустанно странствовали Рума во тьме, подобно самому Браму, удовлетворяя жажду познания. Брам следил за их судьбой, и болело за них сердце его, однако новых даров он вторым людям не делал, полагая, что дал им достаточно.

Как затеряны они в огромном мире… Блуждают в потемках, вспоминая долгий путь мой. Вижу я в них искру, и напоминает она то пламя, которым я некогда горел. Молю, докажите мне, что не ошибся я снова. Прошу вас! Прошу…

Брам ждал и смотрел, желая понять, на что способны Рума, чем отличаются они от предыдущих его созданий.

И Рума все ему доказали. Трудились они много и упорно, только никак не могли добиться того, что требовалось. Однако жажда тепла и света позволила им победить, и добыли они огонь.

И вспомнил Брам, как родился в пламени, а затем родил его сам. Нужда заставила Рума сделать нечто, подвластное лишь богам. И возрадовался Брам, и захотел он преподнести вторым людям еще один дар.

– Смотрите, смотрите! – кричал он, радуясь, словно ребенок. – Не имея ничего, возожгли они собственный огонь!

Обязан я вознаградить их…

И Брам сдержал свое слово, и подарил Рума сокровище.

Выдохнул он изо всех сил – и родилось в пустоте солнце. Наше солнце.

Итак, Рума странствовали по своему миру, заглядывая в самые дальние его уголки. Рассказывали истории об огне, о зверях, о море и о суше. Способность сочинять сказания – те самые сказания, что мы любим, – стала для них еще одним даром.