Первая кровь

— Я изучал советское право, — с гордостью сказал Михаил Сергеевич. — Сейчас это юридическое дело, а тогда из нас готовили бойцов широкого фронта. Мы могли и на фабриках производство организовать, и в конторе делооборот наладить. Вот так тогда учили! — он ткнул пальцем в потолок. — И, главное, у нас была постоянная практика, мы не просто слушали лекции, но тут же применяли полученные знания. А сейчас что? Отсидят пять лет за партой, — пренебрежительный взгляд в сторону Виталика, — а потом придут на работу и снова учатся, с какой стороны за ручку держаться надо.

— Ну деда, — протянул Виталик, — ты же знаешь, что это не так…

— Не так да так!

В принципе, я был со стариком согласен. Моё обучение в заборостроительном как раз и заключалось в прослушивании лекций и записи конспектов. И хотя заборостроение было абсолютно прикладной дисциплиной, допускать нас до дела сразу после получения диплома было слишком опасно. Мы не знали, как ведется документация на заводах, не знали тамошних порядков и были знакомы с оборудованием только по картинкам из учебников. Поэтому и сложилась в позднем Союзе странная модель адаптации вчерашних студентов — по прибытии на заводы они попадали в разряд молодых специалистов, которые вроде бы и имеют нужную квалификацию, но лишь на бумаге. А вот через пару-тройку лет из них мог выйти толк — во всяком случае, из тех, кто не сбежал в ужасе за время нахождения в промежуточном статусе между выпускником и профессионалом своего дела. Тогда они переставали быть «молодыми», но становились «специалистами».

Как был построен процесс обучения будущих журналистов в восьмидесятых годах двадцатого века, я представлял плохо. Но однажды, уже в далеком будущем, я вёз одного пассажира, который оказался членом комиссии на защите дипломных работ на журфаке МГУ. Этот товарищ всю поездку самыми последними словами выражал своё отношение к знаниям, которые продемонстрировали соискатели высокого звания журналиста. Кто-то из них был уверен, что Октябрьская революция победила в 1905 году, другие честно заказали дипломные работы на стороне и незамутненно поделились этим в соцсетях, показывая своё отношение к выбранной специальности. Кто-то вроде выбрал актуальные и острые темы, но отработал их так, что лучше бы принес на защиту пустые листы. Я тогда лишь поддакивал его словам про нравы молодежи, которые окончательно пробили дно, а сам вспоминал, как придумывал название своего диплома, уже сидя перед дверями приемной комиссии, и как не успел дописать требуемый по правилам оформления список литературы.

Впрочем, Виталика я тоже понимал. Он наверняка был из отличников — кого попало не берут в Иновещание даже по протекции, и отбор там должен быть серьезный. Хотя на дворе уже восьмидесятые, самый хвост застоя, когда многие отработанные в первые годы советской власти методы начали давать серьезные сбои. И выяснение причины этих сбоев я считал своей первоочередной задачей.

— А вы где так хорошо водить научились? — вдруг спросил Михаил Сергеевич. — Вы даже припарковались лихо, не задумываясь, словно каждый день по сто раз… Такое только долгой практикой вырабатывается.

Вот так и прокалываются штирлицы.

— У дядьки в селе была «копейка», я на ней ездил, как до педалей дотягиваться начал, — похвалился я. — Ну а в школе нас в УПК учили грузовики водить, а это намного сложнее, чем «копейку» или «двушку».

Я не соврал ни слова. Если Михаил Сергеевич из «органов» и решит проверить мои слова, он столкнется с тем, что я говорил только правду. И, возможно, потеряет ко мне интерес.

— Очень любопытно… хотя мне казалось, что пускать за руль несовершеннолетних запрещено.

— В деревнях на многое смотрят попроще, — я пожал плечами.

Ага, они там смотрят на всё с точки зрения собственного удобства. Дядька был трактористом, мог и за рулем грузовика посидеть, потому что водил как бог и, в принципе, мог нормально ездить даже после пары бутылок, выпитых в одно горло. Но ему нравилось, что можно было припахать кого-то — в данном случае меня — возить его отравленное алкоголем тело по разным надобностям, ну а я, тринадцатилетний оболтус, который тогда ничего крепче «Буратино» не употреблял, особо и не возражал. Родители смотрели на это сквозь пальцы, отец вообще считал, что в жизни всё пригодится, имея в виду, разумеется, не навык транспортировки бесчувственного проспиртованного тела из одной точки до другой. По иронии судьбы это мне тоже понадобилось — заказов на вывоз завсегдатаев ресторанов у таксистов всегда было полно. Они хорошо оплачивались, но сопровождались такой суетой, что никто из моих коллег их не любил.

— Это да… — протянул старик, уставившись куда-то вдаль.

Возможно, прикидывал, как будет винтить моего дядьку, который помер позапрошлой зимой от банального инфаркта в своей постели и в окружении облегченно вздыхающих родных и близких. Из всей семьи его любил, кажется, только я, но меня в тот момент рядом не случилось.

— Михаил Сергеевич, — решительно сказал я. — Мне, пожалуй, пора. Не буду надоедать вам своим присутствием и сердечно благодарю за угощение. Было очень вкусно.

— Ну если пора… — сказал старик. — Что ж, мне тоже было приятно с вами познакомиться. Я люблю новых людей… жаль, что в последние годы новые знакомства случаются всё реже и реже.

Удерживать меня он не стал. Но когда Виталик встал, Михаил Сергеевич жестом вернул его на место.

— Я сам провожу нашего гостя, — важно сказал он, — на правах хозяина, пусть и временного.

Виталик возражать не посмел. Он словно сдулся и опустился обратно на стул. Я же просто подошел к нему и протянул руку. А он её пожал.

— Виталий, спокойной ночи, — важно сказал я. — Был очень рад нашему знакомству.

Тот пробормотал что-то про взаимность.

Мы со стариком вышли во двор и направились по дорожке к калитке. У самого выхода он вдруг придержал меня за локоть и остановил. Я немного занервничал, но разговор оказался совсем не о том, чего я подспудно боялся.

— Егор, я рад, что вы помогли моему внуку выбраться без потерь из той ситуации, в которую он сам себя загнал, — и не поймешь, знает он про «Кино» или говорит в каком-то общем смысле. — Всё-таки он пока у меня один, и я бы не хотел, чтобы с ним случилась какая-либо неприятность.

— Ему нужно чуть больше уверенности в себе, — со внезапной для себя откровенностью сказал я. — Ну и немного освоить принципы управления автомобилем. Сцепление менять штука недешевая.

— Это да, недешевая, — согласился Михаил Сергеевич, — хотя цена не всегда имеет значение. Но я займусь этими вопросами — и уверенностью, и обучением вождению. Они пригодятся мальчику в жизни.

«Мальчику» было, по моим прикидкам, около двадцати пяти, и заниматься его воспитанием было, наверное, уже поздновато. Впрочем, старик мог попробовать — у него, кажется, был опыт переламывания людей через колено. Ну а вождению Виталика, надеюсь, будут учить другие, более мягкие люди, которые не будут его калечить слишком часто. Я бы, например, не взялся.

— А вы, я посмотрю, к машинам неравнодушны, хотя и пошли по другой стезе?

— Водить мне нравится, — аккуратно сказал я, — да и возиться с механизмами тоже — было бы где, без своего гаража затеваться с машиной не хочу. Так что выучусь, вернусь на родину, а там видно будет.

Выучиться я выучусь, конечно, но вот на родину не вернусь. Ну а лет через тридцать гаражи будут выглядеть атавизмами, хотя и много где сохранятся.

— Это верно, — кивнул Михаил Сергеевич, — вы же сейчас в общежитии живете? Не снимаете квартиру?