Первая кровь

Эти заботы поглотили меня почти полностью. Я лишь заметил, как вернулась Алла, и подумал, что она не стала участвовать в подготовке нашего первого гнездышка. Ну и ладно.

— Как заведение? Не слишком грязно?

Общественные сортиры и в моём времени могли быть все в продуктах жизнедеятельности человеков, а уж в этом времени мало кто был способен сделать свои дела в положенную дырку. Во всяком случае, у нас в институте уборщицы регулярно жаловались начальству на студенческие шалости — если, конечно, засирание туалетов можно было так назвать.

— Да не, вполне сносно. Но дома лучше, — ворчливо ответила Алла.

— Понятно, что дома лучше, но ты сама решилась на этот трип, так что терпи?

— На что я решилась?

— Трип… путешествие… Ты же вроде языки учишь?

— А, — она понятливо кивнула. — Учу, конечно, но это переключаться надо, а я спать хочу.

— Тогда залезай и спи, — почти приказал я. — Я покурю, потом составлю тебе компанию.

Алла не сразу устроилась. Длина багажника «двушки» даже со сложенными сиденьями была меньше, чем рост нормального человека, наклоненные вперед спинки передних сидений не спасали — воспользоваться ими мешал бортик из задней сидушки. Алла копошилась, пытаясь найти нужную позу, ворочалась и тяжко вздыхала. Я её понимал — скорее всего, ей не приходилось в последнее время ночевать в полевых условиях, а хорошая уютная кроватка быстро приучает к хорошему. Я и сам скучал по своему общагскому панцирному недоразумению с тонким невесомым матрасом, из которого местами торчала древняя вата. С окружающей действительностью меня примиряло только то, что я находился в миссии, и считал эту миссию очень важной не только для себя лично, но и для всего человечества.

У Аллы такой миссии не было, но, видимо, её грела мысль о завтрашнем свидании с морем. Конечно, Черное море в начале мая ещё не предполагает долгих плесканий, но вот позагорать мы и в самом деле можем — если погода будет климатить. Пока что нам везло.

Но у Аллы запас прочности оказался низким. Подремывание в дороге, наверное, не смогло её удовлетворить, и в какой-то момент она угомонилась замерла, свернувшись калачиком и максимально поджав ноги. Я же не спеша докурил сигарету, прикурил вторую. И в это время к станции подъехал ещё один желтый «Лиаз», из которого начали выходить пассажиры — много, много пассажиров.

Я смутно помнил трудности, которые испытывали пассажиры общественного транспорта в этом времени. В моем будущем какие-то проблемы тоже имелись, но в целом не самые большие — на больших табло можно было посмотреть, когда придет нужный автобус или троллейбус, и если ждать нужно было долго, продумать альтернативный маршрут. Например, вызвать такси, не махая руками на обочине, как сумасшедший, а просто нажав пару кнопок в телефоне; я и мои коллеги обычно приезжали быстро, да и стоили наши услуги совсем не безумных денег.

Сейчас же тот, кому надо было попасть из точки А в точку Б, шёл на остановку и надеялся на лучшее. Например, на то, что автобус не только что отошел, а следующий приедет бог знает когда; или на то, что ни одну машину не снимут с маршрута из-за поломки или чтобы обеспечить какое-нибудь срочное мероприятие горкома партии. Бывали и такие случаи — старшие товарищи могли многое рассказать о том, как работалось в автотранспортных предприятиях в советское время. Ну и ломались все эти изделия советского автопрома регулярно, не выдерживая нечеловеческих нагрузок — им постоянно приходилось ходить под предельной нагрузкой, поскольку народ в них набивался как кильки в банку.

Вот и этот усталый «Лиаз» был набит под завязку. Табличку с маршрутом я не увидел, но предполагал, что это вернулись домой те, кто работал в Новочеркасске или ещё в каком городе неподалеку. Помнится, отец рассказывал, что у них на заводе были вынуждены купить собственный автобус, чтобы возить работяг из окрестных сел — иначе они постоянно опаздывали, а городские жители не особо горели желанием идти в горячие цеха. В Шахтах вроде с рабочими местами всё должно было быть в порядке, но я понимал, что не каждый человек способен запросто отправиться на стометровую глубину и в поте лица давать стране угля. Я как-то уже в зрелом возрасте спустился под землю и понял, что гнома из меня не выйдет — единственным моим желанием было как можно скорее оказаться на поверхности, а сердце бешено колотилось от любого странного звука, которых там было в избытке. Так что я понимал тех шахтинцев, которые готовы были ездить куда угодно на этом желтом чудовище, лишь бы не чувствовать над головой многие тонны земли и камней.

Впрочем, разгрузился автобус быстро — сказывалась сноровка привычных ко всему пассажиров и относительно широкие двери. Люди разделились на ручейки и отправились к своим домам — кто-то по направлению в центр, а кто-то пошел вглубь низкой застройки на другой стороне улицы. Они шли кучками, что-то обсуждали, курили. И, кажется, многие были навеселе, но это не мешало им бодро переставлять ноги, неся тело к теплой кроватке.

Я отбросил окурок, достал, стараясь не слишком шуметь, полотенце и зубную пасту, и отправился проверить местный сортир на предмет удобств. Ничего необычного там не было — небольшой закуток с парой кабинок и замазанным окошком под потолком, ржавая железная раковина и кран, который безбожно протекал сразу в двух местах. Но я сумел сделать свои дела, умылся и почистил зубы, тщательно вытерся и поплелся обратно. Окошко кассы уже закрылось, но свет за большим панорамным стеклом ещё горел.

По дороге к машине я вяло размышлял о будущем — сразу лечь спать или же ещё разок отравиться никотином. В надежде, например, что меня осенит, каким образом всё-таки сделать то, ради чего я завернул в этот мерзкий город. Но я особо не рассчитывал на своё вдохновение. Я думал об этом всю дорогу от Москвы и ещё почти две недели до отъезда. И ничего не придумал. К тому же я вдруг понял, что боюсь. Боюсь, что если я всё-таки пойду по известным мне адресам, то в какой-то момент окажусь перед сложным выбором — становиться убийцей, чтобы остановить убийцу, или же отпустить преступника с миром. Ни тот, ни другой путь мне не нравился, и я всеми силами не хотел выбирать. В конце концов, можно просто написать анонимку в главную прокуратуру в Москве, где подробно расписать, кто несет ответственность за серию убийств по всей стране. Впрочем, эта опция была у меня давно, но я почему-то ею не воспользовался. И я знал, почему. Мне не хотелось делиться знанием о будущем ни с кем. Но и сам воспользоваться этим знанием я боялся.

Курить я не стал. Я подошел к нашей «двушке», открыл дверь — и похолодел.

Аллы на месте не было.

В неверном свете от автовокзала я хорошо видел место, где она должна была быть — небольшое гнездышко, в котором как раз могла разместиться маленькая девушка. И всё. Никаких намеков, где она и куда могла отправиться. Я затравленно оглянулся по сторонам — и увидел, как на той стороне улицы идут двое. Они быстро приближались к совершенно темному проходу между двумя приземистыми заданиями — кажется, это были какие-то гаражи, но я мог и ошибаться.

Один из них был низеньким, его силуэт был темным, но я сразу уверился, что это Алла. А вот её спутник…

Он был чуть повыше, одет, если судить по силуэту, в какое-то длинное пальто и шляпу, а в правой руке нес сумку. И этих деталей мне хватило, чтобы понять — я хорошо его знаю, хотя никогда не видел его живьем, только на фотографиях и на кадрах архивной хроники. Это был тот, ради кого я завернул в этот забытый богами город. И он вёл мою Аллу в какое-то очень нехорошее, темное и укромное место, а она покорно следовала за ним.

Глава 15. На том бережочке

Первым моим побуждением было завопить во всю глотку, чтобы докричаться до Аллы и до всех возможных свидетелей сразу. Возможно, она бы услышала — до этой сладкой парочки было метров сто, может, чуть больше. Но я не мог предсказать, как после моего крика поведет себя Чикатило, который уже вышел на охоту и даже поймал себе добычу, да и времени на предсказания у меня не было. Я не исключал, что он просто достанет нож, воткнет его в Аллу и скроется в темноте. Возможно, его и поймает подоспевшая милиция, особенно если я намекну, кого именно ей надо будет искать. Но решать проблему с маньяком ценой жизни однажды спасенной мною девушки я не хотел.