Первая кровь

Чикатило принял нечто похожее на боевую стойку из борьбы бартитсу, в которой профессор Мориарти сражался против Шерлока Холмса в советском фильме. Кажется, эта часть уже вышла [1], так что маньяк, который проводил большинство вечеров перед телевизором, как и все советские люди, мог быть и знаком с этим шедевром советского кинематографа.

Я стоял расслабленно, левым плечом вперед, опустив руку с гвоздодером вниз. В драке с ножами и другими острыми предметами нет освященных вековыми традициями правильных стоек — они подходят для фехтования, да и то не для каждой ситуации. У холодного оружия одно правило — любая поза будет неправильной, если противник сумеет нанести удар. Я всё ещё не принял окончательного решения, и поэтому не достал из сумки свой тесак; где-то на задворках моего сознания оформлялась идея ещё разок оглушить Чикатилу и сдать его местной милиции вместе с заявлением о нападении на Аллу. Это займет его на несколько месяцев, а то и лет. Ну а если местные менты окажутся дотошными и проверят Чикатило на причастность к старым убийствам, то расстрел ему гарантирован. Но эта мысль не успела оформиться до конца.

Тот «афганец» говорил, что во время боя нужно внимательно следить за ножом противника. Потом нужна хорошая реакция, чтобы увернуться, и ещё раз реакция, чтобы суметь ударить в ответ. Собственно, в этом и заключалось моё обучение — он бил меня пластмассовой игрушкой, я уворачивался и бил в обратку. По большей части мои «ответы» улетали в молоко, «афганец» злился и напоминал, что если враг будет махать своей острой железкой достаточно долго, то когда-нибудь точно попадет. Я в это верил безоговорочно, но ничего с собой поделать не мог, у меня была сидячая работа и нетренированные суставы. Тогда-то этот «афганец» и предложил мне просто заучить пару движений и применять их в случае реального столкновения, а я с благодарностью последовал его совету. Движения я, конечно, заучил, но мне они до сих пор были не нужны, бог миловал.

Моя молодая версия, конечно, имела гораздо меньше проблем с суставами, и, наверное, после нескольких месяцев тренировок я смог бы удовлетворить жестким требованиям того «афганца». Но у меня не было месяцев; у меня было чуть меньше недели регулярной утренней гимнастики и пара достаточно сумбурных тренировок в лесу рядом с общагой, во время которых я сумел лишь примериться к ножу, чтобы тупо не выронить его в самый ответственный момент. Приемы я, разумеется, повторил — хотя без спарринг-партнера не мог даже прикинуть, правильно ли я всё воспроизвел. Возможно, я ошибался.

В общем, я вышел на самый ответственный экзамен в своей новой жизни практически без подготовки. Если проводить аналогии с институтом — я шел сдавать предмет, о котором когда-то поговорил с аспирантом, а перед самым входом в аудиторию небрежно полистал учебник. Именно поэтому сейчас у меня в руке был не нож, а гвоздодёр. Если бы у меня имелся выбор, я бы предпочел велосипедную цепь — с ней у меня было меньше шансов ошибиться. Но в отсутствии гербовой пишем на обычной, как говорил один из моих начальников.

И ещё — я почему-то совершенно не волновался.

Очки с Чикатилы свалились окончательно, он близоруко щурился, отчего его лицо приняло совершенно звериное выражение. В каких-то книгах его называли симпатичным, но я считал это некой разновидностью постправды — он выглядел весьма отталкивающе и на кадрах из зала суда, и на фотографиях. Он никогда не занимался спортом, но сохранил худощавую фигуру, не пил и не курил. И всё равно он был слишком старым, и его отсчет уже был запущен, хотя в моей прежней истории он промахнулся лишь через шесть лет.

Я заметил, что он прыгнул, по дерганному движению ножа. Это не было выпадом в его классическом значении. Чикатило просто шагнул ко мне, так и не разогнувшись до конца, и мазнул своим ножом туда-сюда, целя мне куда-то в область живота. Я сделал шаг назад, пропустил лезвие мимо, шагнул вперед, зафиксировал плечо его руки с ножом, резко сократил дистанцию и снова ударил гвоздодером по голове. Чикатило снова свалился без чувств, но он всё ещё был жив. Я снова в последний момент повернул своё оружие и ударил плашмя. Его нож отлетел куда-то в сторону, и я грустно проводил его глазами.

Я действительно не принял окончательное решение. Но убийство и не было решением. Убийство было лишь началом. Оно создавало множество проблем, с которыми я не знал, что делать. Например, я не знал, где спрятать труп.

В большинстве детективов самая большая проблема для убийцы — это избавление от трупа своей жертвы. Писатели и сценаристы словно играют в игру, кто придумает самую невероятную ситуацию. В реальной жизни всё проще, потому что убийства обычно случаются внезапно для всех действующих лиц этой трагедии, а потом в дело вступают рефлексы, которые подталкиваются неожиданного убийцу сбежать как можно дальше. У профессионалов другой подход, но мне всегда казалось, что утопление с ногами в тазике с цементом, которое практиковали американские мафиози, было жутко непрактичным. Всё-таки цемент не та субстанция, которая застывает мгновенно. Более надежным выглядит обычный бетонный блок, привязанный проволокой к телу несчастного; впрочем, не у всех есть наготове достаточно тяжелый бетонный блок.

У нас в девяностые уголовный народ тоже извращался по всякому — труп кого-то, кажется, даже залили цементом в строящемся доме. Тоже не самый разумный подход, но если я правильно помнил, того покойника нашли чуть ли не через два десятилетия, так что в каком-то смысле преступникам удалось спрятать концы. Как там говориться? «Нет тела — нет дела»? Очень удобно.

Чикатило, судя по всему, вообще не заморачивался тем, чтобы спрятать тела — за это у него отвечал внутренний зверь, который каким-то образом выбирал места, где жертв найдут далеко не сразу. Вроде бы лишь первую девочку, которую он убил как раз в этом домике на Межевом, он выбросил в реку Грушевку. Тогда ему повезло, его никто не увидел и не сообщил, куда следует. А найденное тело хоть поначалу и связали с ним, но один из обитателей переулка показался следователям более перспективной фигурой для обвинения, чем скромный трудяга без уголовного прошлого.

Формально я мог положиться на интуицию этого маньяка, прикончить его и закинуть труп в кусты прямо тут, на этом освещенном пятачке. Наверное, его найдут — когда-нибудь, когда мы с Аллой будем очень далеко, и связать нас с этим убийством будет очень сложно. Хотя для советской милиции ничего невозможного нет.

В общем, я не убил Чикатило. И у меня вдруг оформилось сразу два выхода из той ситуации, в которой я оказался. Например, я мог запереть его зверя в клетке, а ключ выбросить.

Человеческое тело — очень хрупкий механизм, который легко вывести из строя, даже не имея соответствующих знаний. Конечно, окончательное решение вопроса отдельного индивида — дело наиболее простое; люди за тысячелетия накопили приличный опыт в убийстве себе подобных. С калечащими ранениями дело обстоит чуть сложнее; дипломированный врач, наверное, справился бы с этим лучше, им по должности положено знать самые уязвимые места тел их пациентов. Но приличная часть моей первой жизни прошлась на время бурного развития интернета, в котором — при некотором желании или даже без оного — можно было наткнуться на что угодно.

Нужные знания я получил, заинтересовавшись пяткой древнегреческого товарища Ахиллеса. Особо читать про исходную ситуацию было нечего — попала стрела и попала, не повезло. Зато про различные сухожилия было написано много всякого — в организме этих штуковин множество, и все они очень важны. Я тогда запомнил, что повреждения сухожилий залечиваются плохо, и после таких травм восстановить прежние кондиции бывает очень и очень сложно. Не невозможно, разумеется — в конце концов, у футболистов ахиллово сухожилие рвется регулярно, а спорт после этого бросают единицы. Но лечение хлопотное, с хирургическим вмешательством и прочими неприятными вещами, и не факт, что доступное по умолчанию буквально всем гражданам Советского Союза. В общем, у меня была надежда, что если я подрежу Чикатиле несколько жил, то прыти у него поубавится.

Этот вариант не устраивал меня своей неопределенностью. Чикатило мог заговорить и рассказать о парочке туристов, которые напали на него с целью, например, ограбления. Возможно, наши правоохранительные органы разберутся, но я был уверен, что даже при благополучном исходе нам с Аллой основательно попортят нервную систему.

В общем, я решил сдаваться самостоятельно и первым, чтобы менты начали проверять именно нашу версию, которая, собственно, была самой настоящей правдой. Я, разумеется, боялся до чертиков, но иного выхода не было. К тому же у меня всегда была опция «звонка другу», то есть Михаилу Сергеевичу, который — я очень на это надеялся — сможет как-то приструнить излишне рьяных служивых.