Первая мировая война. Катастрофа 1914 года
Шрифт:
Алекс Паллавичини описывал 17 декабря бегство австрийцев к мостам через Дунай и Саву: «После этого наше негодование и недоверие к верхам оправдано, потому что сложно представить себе худшее руководство, чем наши командиры и управление снабжением. В Валево пришлось сжечь 40 000 пар сапог, поскольку не нашлось того, кто смог бы их выдать. Нашим войскам пришлось в буквальном смысле маршировать почти босиком» {1069} . Поражение Потиорека принесло сербам 130 трофейных орудий и 40 000 пленных, включая 270 офицеров. Пехотный полк доктора Иоганна Бахманна рассыпался во время декабрьского отступления. Доктору пришлось бросить самых тяжелых раненых, поскольку перевозить их было не на чем {1070} . Когда они наконец перебрались через Саву, доктора комиссовали и отправили в долгий отпуск. Вернувшись домой, он проспал целые сутки. После этого, однако, его не одну неделю мучила бессонница – преследовали кошмары о Сербии.
1069
ASA B1600 / 7 Alex Pallavicini MS
1070
ASA Bachmann MS
Как
Общим страданиям победителей и побежденных, солдат и гражданских не видно было конца. Если австрийцы вели себя как варвары во время вторжения в Сербию в 1914 году, то их враг платил несчастным, взятым в плен, той же монетой. Живя впроголодь, своих будущих захватчиков сербы кормили еще хуже. Правительство разрешало любому гражданину нанимать австрийца в батраки за гроши, но пленные были только рады, потому что наниматели кормили их сытнее, чем лагерные власти. Тем не менее многих косили болезни: к концу 1914 года погиб от тифа каждый пятый из 60 000 австрийских пленных, и число это будет расти. На исходе года Австро-Венгрия заплатила за свое посягательство на Сербию 273 804 ранеными и убитыми из 450 000 отправленных на войну. Вена была вынуждена запоздало признать некомпетентность большей части своего верховного командования, уволив четырех из шести командующих армиями, включая и Оскара Потиорека.
Однако и сербы не имели особого повода для праздника. Молодой серб, ослепший в бою, пел: «Мне горько не видеть теперь ни солнца, ни зеленых полей, ни цветущих слив» {1071} . Долина Савы к западу от Белграда была разорена. Многие городки и села брошены, улицы поросли травой. Беженцы, потихоньку возвращавшиеся на запад вместе с армией, в ужасе смотрели на разрушенные дома. Белград превратился в город нищих, калек и сирот. Немногочисленные дороги были разбиты перемещавшимися по ним войсками. С внешним миром Сербию связывала единственная железнодорожная ветка до Салоников, по которой (с незначительной помощью от нейтральной Греции) черепашьей скоростью поступало снабжение. Тиф-сыпняк, дизентерия и холера поражали целые районы, а раненым на поле боя сильно везло, если удавалось избежать гангрены.
1071
Reed p. 86
В Британии стало престижным помогать Сербии: леди Уимборн, леди Паджет и сэр Томас Липтон были лишь самыми выдающимися из тех, кто отправился добровольцами в сербские медицинские части вместе с графиней Трубецкой, супругой нового российского посланника. Однако для страны настолько бедной и географически изолированной, пусть одержавшей временную победу, но опустошенной и обескровленной, сделать они могли до обидного мало. Сербия уже потеряла 163 557 человек, из них 69 022 погибшими. А за последующие годы ей придется пережить еще худшие невзгоды, которые не скрасить будущим победам. В конечном итоге война унесет 62,5 % мужского населения Сербии в возрасте от 15 до 55 лет, и вся страна будет разорена.
Лейтенант сербской армии Джордже Станоевич допытывался с пьяной настойчивостью у американского корреспондента Джона Рида: «Что там делают эти французы с англичанами? Почему они не могут побить немцев? Им бы парочку сербов – показать, как воюют по-настоящему. Мы, сербы, знаем: главное – готовность умереть, и вскоре война закончится!» {1072} . Его убеждение разделяли и другие, в том числе некоторые главнокомандующие – с катастрофическими последствиями для европейской молодежи.
1072
ibid. p. 49
17. Окопное бытие
В Европу пришла зима. Гертруда Шадла, глядя на холодный дождь, поливающий ее родной Верден (близ Бремена), думала о немецких солдатах на фронте, «которым кроме непогоды грозит смертельная опасность» {1073} . Беспокоилась она не без оснований. По всему Западному фронту от Швейцарии до моря стоял неистребимый смрад от непогребенных тел, экскрементов и 7 миллионов комплектов насквозь промокшей формы и сапог,
не менявшихся неделями. На фронте протяженностью 800 км кому-то доставались поросшие соснами опасные горные склоны Вогезов, а кто-то укрывался за брустверами вдоль Изерского канала, где невозможно было рыть траншеи. По окончании Первой битвы при Ипре французы удерживали 700 км фронта, бельгийцы – 25, и британцы – 33 (тот максимум, на который хватало тогда их скромной численности). В феврале 1918 года британские рубежи растянутся на 177 км.1073
Sch"adla diary 1.11.14
Почти все крупные военные операции с сентября 1914 года до конца войны происходили между Верденом и побережьем Ла-Манша – дальше к югу начинался не подходящий для наступления рельеф. В западной Бельгии имелись очень красивые города – по крайней мере до того, как в них отгремели октябрьские и ноябрьские сражения. Однако сельскохозяйственные земли между ними выглядели довольно скучно: плоские поля, рассеченные несколькими живыми изгородями; одинокие ивы; тополя и платаны вдоль дорог, иногда березняки. В первые недели сражений между воюющими спокойно пасся скот, и обильно унавоженная земля способствовала развитию газовой гангрены у раненых. С началом затяжных осенних дождей транспорт мог передвигаться в этих раскисших низменных землях лишь по дорогам. Поскольку перепады рельефа были незначительными, даже малейшее преимущество обретало огромное значение: немцы почти неизменно занимали позиции повыше, не стесняясь перемещаться на тактически более выгодные участки, даже если для этого приходилось слегка отступить. Союзники, наоборот, старались без особой нужды не уступать ни метра бельгийской или французской земли.
Эдуард Кердеве, прибыв вместе со своей частью на северо-восток Франции, никак не ожидал, что их загонят в глубокие траншеи. «Нам это в диковинку», – признавался он. Однако именно такое будущее их ожидало. Миллионы людей месяцами занимали почти неизменные позиции в непосредственной близости от противника. «На заре траншейной войны, – писал Фрэнк Ричардс, – обе стороны вели себя довольно безрассудно. Нередко можно было увидеть немца, выскакивающего из окопа и несущегося в деревню. Добежать удавалось не всегда. Постепенно воюющие стороны научились уважать меткость противника настолько, что никто даже палец высунуть не отваживался» {1074} . Корреспондент Эллис Эшмид-Бартлетт писал в Daily Telegraph: «На современной войне солдаты часто невидимы, поскольку, чтобы хоть как-то противостоять адским творениям Круппа, Шнайдер-Крезо и прочих, приходится зарываться в землю, вылезая лишь для того, чтобы подстрелить противника, если у того хватит дерзости показаться». Роберт Харкер отмечал в ноябре, что в его секторе позиции противников разделяли всего несколько метров, однако «на этой войне иногда можно день за днем сидеть в траншее, не видя ни одного немца» {1075} .
1074
Richards p. 41
1075
Reimann p. 180 letter of 26.11.14
Колин Филлипс из Королевской конной гвардии досадовал в письме из-под Ипра: «Первое, что ты здесь усваиваешь, – забудь и думать о славе». Во время атак некоторые немецкие офицеры специально брали винтовки или ранцы, чтобы сойти за рядовых и не привлекать особого внимания вражеских стрелков. Солдаты откручивали пики со своих шлемов, чтобы те не выдавали их, торча над бруствером. Чтобы не подставить врагу ни одной части тела, требовалась жесткая дисциплина. Лайонел Теннисон из стрелковой бригады возмущался беспечностью своих соседей по батальону, Сифортских шотландских горцев: «Невозможные люди: если хотя бы минут 20 проходит без обстрела, они вылезают из траншей и разгуливают как по мирной улице. В результате многие погибают по глупости» {1076} .
1076
IWM Tennyson MS 2.10.14
У британцев сложился скучный до зубовного скрежета и бесконечно неудобный распорядок. Подъем до зари, завтрак в семь, обед в половине первого, чай в четыре, ужин в семь, отбой в половине десятого – для тех, кто не в наряде. Однако этот курортный режим днем и ночью нарушали тревоги, дозоры, утомительные наряды, поэтому большинство по несколько дней не раздевалось и даже не разувалось. Основной рацион составляли консервы, галеты, хлеб и варенье, разбавляемые маленькими гостинцами из дома. Почтовая служба наладила на удивление четкую систему доставки, благодаря которой миллионы людей в шаге от смерти получали почти свежие британские газеты (через день-два после выпуска), а вместе с ними разные приятные мелочи. Офицеры заказывали сигары, печенье и прочее из роскошных лондонских магазинов. Один гренадерский офицер оставил в Fortnum & Mason заказ на два фунта кофе в неделю, но до гибели успел выпить только месячную норму. К сестре Мейн в бельгийский госпиталь в Ферне куриные яйца, отправленные из Кукстауна в ирландском графстве Тирон в 4 часа вечера во вторник, прибыли в 5 вечера четверга {1077} .
1077
IWM Mayne MS 81 / 26 / 1