Первая мировая война
Шрифт:
Немецкие делегаты в Компьене всю ночь обсуждали последние детали этих условий, а затем подписали соглашение о перемирии; это произошло в десять минут шестого утра 11 ноября 1918 г. «Семидесятимиллионный народ будет страдать, но не погибнет», – заявил глава немецкой делегации Маттиас Эрцбергер, отвечая на обвинения в том, что условия перемирия приведут к голоду и анархии в Германии. Это было четвертое, и последнее, перемирие в этой войне. Фош немедленно отправил сообщение (телефонное и телеграфное) всем командующим армиями союзников: «Боевые действия прекращаются по всему фронту 11 ноября в 11 утра по французскому времени». Когда наступит этот момент (11 часов 11-го дня 11-го месяца), бои на Западном фронте прекратятся. Кайзер, которого многие считали главным поджигателем войны, был уже в Голландии, на нейтральной территории.
Утром 11 ноября бои продолжались. В штабы 1-й и 2-й
279
Donald Smythe. Pershing, General of the Armies. Р. 232. Авт.
Одной из целей британской бригады, которая за пять недель прошла от Лиса до Шельды и приблизилась к Дандру, был мост через Дандр у города Лессин, который требовалось захватить до того, как его взорвут немцы. Приказ поступил в 9:30 утра, и выполнить его следовало к 11:00. Его выполнил прославленный генерал Фрейберг. Когда он вел своих людей в атаку, по нему открыли огонь с немецкого аванпоста, и одна из пуль пробила под ним седло. Мост удалось захватить и сохранить, в плен были взяты три немецких офицера и сто солдат. За эту операцию Фрейберг был награжден нашивкой к ордену «За безупречную службу», в его честь назвали улицу в Лессине. Бой закончился почти в одиннадцать часов утра.
В деревне Виль-сюр-Эн к востоку от Монса канадский рядовой Джордж Прайс, как и миллионы его товарищей по оружию, ждал окончания войны. Было без двух минут одиннадцать. Прозвучал выстрел немецкого снайпера, пуля попала в Прайса; он стал одной из последних жертв на Западном фронте и последним из 60 661 канадцев, погибших на этой войне.
«У офицеров были наручные часы, и войска ждали – с той же мрачной сосредоточенностью, с какой сражались, – писал Джон Бакен. – Без двух минут одиннадцать напротив Южно-Африканской бригады, на восточной оконечности британских позиций, немецкий пулеметчик, выпустив за один раз всю ленту патронов, встал рядом со своим пулеметом, снял каску, поклонился и медленно пошел в тыл».
Через несколько мгновений стрелки часов показали 11:00. Бакен, брат которого погиб в бою двумя годами раньше, вспоминал: «За секундой напряженной тишины последовал странный прерывистый звук, который наблюдатели далеко за линией фронта сравнили с шумом легкого ветра. Это были крики радости от Вогезов до моря» [280] . В американской эскадрилье, где служил Эдди Рикенбекер, один из летчиков принялся плясать от радости, восклицая: «Я выжил на войне!» Другой крикнул в ухо Рикенбекеру: «В нас больше не будут стрелять!»
280
John Buchan. The King’s Grace. L.: Hodder and Stoughton, 1935. P. 203. Авт.
«Все закончилось, мир подписан, – объявил сержант солдатам одной из рот британской 8-й дивизии (командир роты был ранен в голову предыдущей ночью). «Что такое перемирие, приятель?» – спросил одни из рядовых. «Время хоронить убитых», – ответил другой.
Война закончилась. Под Монсом лейтенант У. Мерхэд увидел тела трех британских солдат «с ленточками медали за участие в Бельгийской кампании 1914 г. Все они погибли этим утром от пулеметного огня. Когда мы вошли в Монс, на улицах лежали тела врагов, убитых в этот день… Мальчишки пинками сталкивали их в канавы… Колокола на колокольне исполняли солдатский марш «Типперери».
На борту «Мавритании», в двенадцати часах хода от Нью-Йорка, 4000 американских военнослужащих направлялись в Европу, чтобы принять участие в боях. Когда стюард объявил о том, что скоро будет заключено перемирие, некоторые солдаты выразили свое разочарование – они опоздали. В Лондоне момент начала перемирия отметили выстрелами
из пушек. Сотни тысяч человек высыпали на улицы. Вера Бриттен, все еще слишком опечаленная гибелью брата и жениха, чтобы присоединиться к общей радости, вышла на улицу вслед за своей подругой, медсестрой в госпитале в Миллбэнке. «Я автоматически последовала за ней. И, стоя на тротуаре, по-глупому нерадостная, когда триумфальные залпы со стороны Вестминстера уже сменились нарастающими вдали криками толпы, я увидела, как со стороны набережной в сторону больницы быстро свернуло такси. Тут же раздались крики прохожих, зовущих докторов и медсестер: такси сбило на углу маленькую старушку, слушавшую, как и я, этот безумный шум мира, избавленного от кошмара, и не заметившую приближавшуюся машину. Поспешив к ней, я поняла, что она уже отошла в мир иной» [281] .281
Перевод Антона Ильинского.
Среди тех, кто оказался в Лондоне в момент объявления перемирия, был полковник Алан Брук. «Этот невероятный вечер обнажил мои чувства, – впоследствии вспоминал он. – Я ощущал непередаваемое облегчение оттого, что наконец все закончилось, но меня захлестывали волны воспоминаний о годах войны. В тот вечер меня переполняла тоска, и я рано отправился спать». Его брат Виктор погиб в бою на Западном фронте более четырех лет назад, в самый первый месяц войны.
В Рочестере звонили колокола собора, празднуя окончание войны, а Люси Сторз дома благодарила Бога, что все четверо ее сыновей остались живы. Зазвонил телефон. Это была подруга; она сообщила, что Фрэнсис, второй сын Люси, прошлым вечером умер от ран. В Северном Уэльсе Роберт Грейвз только что узнал о гибели двух друзей. Два месяца назад был убит его зять. Услышав новость о перемирии, впоследствии вспоминал он, «я долго бродил в одиночестве по дамбам над болотами Рудлана (древнее поле битвы), шепча проклятия, всхлипывая и думая о мертвых».
В Шрусбери у границы с Уэльсом родители Уилфреда Оуэна слушали колокола собора, звонившие в честь перемирия, когда пришла телеграмма, извещавшая о смерти их сына.
Бурное, пьянящее ликование время от времени омрачалось печальными воспоминаниями. Улицы были заполнены людьми – они пели и танцевали от радости. В Лондоне огромная толпа собралась на Трафальгарской площади; другие отправились на прилегающую улицу Мэлл. Вместе с известием о мире радость распространялась по всем городам и деревням Европы. 11-летний Десмонд Флауэр вспоминал, как «мы маршировали по саду в ночных рубашках, дули во все, во что можно дуть, и молотили по всему, что попадалось под руку, например по чайным подносам».
Победа вызвала бурный всплеск радости во всех столицах союзников. «Кто пожалеет об этих чувствах или захочет осмеять их несдержанные проявления? – спрашивал Черчилль десять лет спустя. – Эти чувства разделяли все союзные страны. В каждой столице, каждом городе стран-победительниц, на всех пяти континентах по-своему повторялись сцены, происходившие в Лондоне. Недолго длились эти часы триумфа, и воспоминание о них скоро исчезло. Они оборвались так же внезапно, как и начались. Слишком много было пролито крови, слишком много затрачено жизненных сил, и слишком остро ощущались утраты, понесенные почти каждой семьей. Вслед за торжествами, радостными и в то же время печальными, которыми сотни миллионов людей отметили осуществление своих задушевных желаний, наступило тяжелое пробуждение и разочарование. Правда, безопасность была обеспечена, мир восстановлен, честь сохранена, промышленность могла отныне развиваться и процветать, солдаты возвращались на родину, и все это приносило известное удовлетворение. Но торжество отступало, сменяясь болью за тех, кто никогда не вернется». В тот вечер за ужином на Даунинг-стрит, 10, Ллойд Джордж сказал гостям, что, будь его воля, он бы повесил кайзера. Присутствовавший на обеде Черчилль с ним не согласился.
Во Франции Першинг был раздосадован тем, что к его совету не прислушались и война не продолжилась до тех пор, пока немцы не сложат оружие на поле боя. «Полагаю, наши операции закончились, – заметил он, – но еще несколько дней могли бы очень многое изменить… Боюсь, Германия не понимает, чего избежала. Будь у нас еще неделя, мы бы их проучили». Немцы не сложили оружие, не оставили позиции, их пулеметы были на месте, а солдаты по-прежнему находились на французской и бельгийской земле. Поэтому они считали, что их предали те, кто подписал перемирие, за столом переговоров отдав победу союзникам. В тот день генерал фон Эйнем, командующий немецкой 3-й армией, сказал своим солдатам: «Огонь прекращен… Непобежденные… вы заканчиваете войну на вражеской земле».