Первая мировая война
Шрифт:
Реакция Британии на требование Хусейна о предоставлении независимости оказалась весьма циничной. «Я лично рекомендовал бы включить в благочестивые стремления Хусейна к идеалу Арабского Союза, – заметил генерал-губернатор Судана сэр Реджинальд Вингейт, – какие-нибудь гарантии того, что он твердо останется на нашей стороне до тех пор, пока успех в Дарданеллах не позволит нам более авторитетно выразить наше мнение».
В то время как британцы надеялись добиться успеха на Галлиполи, из турецких войск, расположенных на полуострове, дезертировал арабский штабной офицер Мухаммед Шариф аль-Фарух и перешел на сторону англичан. Тем, кто его допрашивал, он сообщил, что является потомком пророка и хочет попасть в священный город Мекку для встречи с шерифом Хусейном. Его морем доставили в Каир. 11 октября его допросил полковник Гилберт Клейтон из Арабского бюро. Перебежчик признался, что является членом тайного Общества молодых арабов, оппозиционного
Аль-Фарух заявил, что турки и немцы готовы удовлетворить территориальные требования арабов. Это было неправдой, но Клейтон и его коллеги в Каире не имели возможности проверить его утверждение. В день допроса аль-Фаруха против союзников выступила Болгария. Перспектива включения болгарских частей в боевые действия на Галлипольском полуострове резко и внезапно обострила ситуацию. Аль-Фарух сказал Клейтону, что если Британия немедленно выступит в поддержку независимости арабов с конкретными территориальными условиями, то в Сирии, Месопотамии и Палестине сразу же начнутся антитурецкие восстания. На следующий день, 12 октября, Клейтон отправил телеграмму в Министерство иностранных дел Британии с предложением принять условия, выдвинутые аль-Фарухом. Отказ от этого предложения, предупреждал Клейтон, «однозначно бросит партию молодых арабов в руки врага». Арабская «машина» во всей Османской империи моментально настроится против интересов союзников.
Аргументы Клейтона возымели действие: через одиннадцать дней после его телеграммы британское правительство объявило о поддержке арабской независимости, чего так тщетно добивался ранее шериф Хусейн. Сэр Генри Макмэхон направил Хусейну письмо, в котором говорилось, что Британия согласна «признать и поддерживать независимость арабов в границах территорий, предложенных шерифом Мекки». Речь шла о Месопотамии и большей части Сирии. По настоянию Макмэхона сюда не должны были входить «части Сирии, лежащие к западу от Дамаска, Хамы, Хомса и Алеппо». Вопрос о включении Палестины должен был стать предметом дальнейших обсуждений, поскольку он не был упомянут в переписке. Через шесть лет Макмэхон в письме в Министерство по делам колоний пояснял: «У меня было твердое намерение не включать Палестину и северное побережье Сирии».
5 декабря началась осада Кута. 7 декабря британский кабинет министров принял решение начать эвакуацию из Сувлы и Анзака, но мыс Геллес пока не трогать. Через неделю Макмэхон написал еще одно письмо Хусейну, в котором проинформировал его, что вопрос о включении Алеппо и Бейрута в будущие независимые арабские территории должен решаться с французами. Что касается роли, которую арабы должны сыграть в будущем, «самое главное», написал Макмэхон, чтобы «вы не жалели усилий по включению всего арабского народа в наше общее дело и настойчиво требовали ни в коем случае не оказывать поддержки нашим врагам. От успеха этих усилий и степени активности действий, которые могут предпринять арабы в поддержку нашего дела, будет зависеть прочность и долговечность нашего соглашения, когда для этого придет время».
Британцы не смогли одержать победу ни на Галлиполи, ни в Месопотамии. Эти неудачи в дальнейшем удерживали их от проведения военных кампаний в столь отдаленных регионах, и планы арабского восстания против турок, которое могло бы стать неотъемлемой частью военной стратегии союзников, были перенесены на неопределенное будущее. Арабы в 1916 г., подобно итальянцам и болгарам в 1915 г., прежде чем ввязываться в бой, хотели иметь определенные гарантии победы и, соответственно, собственных территориальных приобретений. Британия тяжело переживала неудачи 1915 г., и Галлиполи с Месопотамией стали для нее наиболее удручающими. 20 декабря, выступая в палате общин, Ллойд Джордж так выразил эти чувства: «Слишком поздно выдвинулись туда, слишком поздно прибыли сюда. Слишком поздно приняли решение, слишком поздно предприняли какие-то действия, слишком поздно начали готовиться! В этой войне насмешливый призрак по имени «слишком поздно» буквально преследует по пятам все действия союзников, и, пока мы не начнем действовать быстрее, проклятье будет висеть над нашим святым делом, за которое уже пролито столько крови наших доблестных воинов».
1915 г. подходил к концу, и всем уже было ясно, что война, которую собирались закончить к Рождеству 1914 г., не закончится и к Рождеству 1915-го. Однако британское правительство не хотело продолжать боевые действия на Балканах. 4 декабря на конференции в Кале британская делегация во главе с Асквитом настаивала на отводе сил союзников из Салоник. Теперь, когда Сербия потерпела поражение, не было смысла держать их там. Французы согласились с этой логикой. Но через два дня, на новой конференции союзников в Шантийи, представители России, Италии и Сербии убедили французов сохранить Салоникский фронт. Ради этого царь лично
прислал телеграмму Асквиту с выражением сожаления о решении, принятом в Кале. Через несколько дней, когда Китченер и Грей вернулись во Францию и согласились, что Салоникский фронт останется на своем месте, Китченер проинформировал своих коллег, что «хорошие отношения восстановлены».В Шантийи прорабатывались планы победы союзников на Западном фронте в 1916 г. Жоффр заручился согласием британцев участвовать в совместной англо-французской наступательной операции летом 1916 г. Она должна была начаться севернее и южнее Соммы на полосе фронта шириной 65 километров. «Блестящие тактические результаты» кампаний 1915 г. в Шампани и Артуа, по словам Жоффра, должны быть повторены и превзойдены. Германия, как сообщали ему его эксперты, испытывает нехватку ресурсов. С «новыми армиями» Китченера, с достаточным количеством орудий для подавляющей артподготовки и достаточным количеством боеприпасов для стабильного наступления битва на Сомме может оказаться решающей в ходе войны.
19 декабря сэр Дуглас Хейг сменил сэра Джона Френча на посту главнокомандующего британской армией во Франции. В тот день, ставший роковым для миллионов людей, он с раздражением писал в дневнике о судьбе своей телеграммы, в полдень отправленной Военному кабинету. Хейг хотел выяснить, кто стал его преемником на посту командующего 1-й армией. «До 11 вечера никакого ответа не поступило. Потом из Англии прибыл сэр У. Робертсон и телефонировал мне из Сент-Омера, что премьер-министр и лорд К. отбыли из Лондона на уик-энд и до понедельника ничего решено не будет! И это во время войны!»
В тот день на Ипрском выступе немцы применили против британских частей газ фосген, в десять раз более ядовитый, чем хлор. Они надеялись посеять панику и спровоцировать массовое отступление. Однако британцы, впервые столкнувшиеся с новым оружием в апреле, уже прошли подготовку против химических атак и имели противогазы. Тем не менее тысяча солдат отравились и сто двадцать погибли. В тот день дул сильный ветер. Ядовитые облака пронесло над британскими позициями дальше на юг, и из-за изгиба линии фронта часть попала в немецкие траншеи на хребте Витсхете.
Паники, на которую надеялись немцы, не произошло, и британская линия обороны выстояла. В Лондоне Вера Бриттен получила написанную карандашом записку от своего жениха Роланда Лейтона, служившего на Западном фронте: «Буду дома в увольнении с 24 по 31 декабря. Высажусь на Рождество. Р.». Она с волнением строила планы о возможности за это короткое время сыграть свадьбу и даже зачать ребенка, «кровинку Роланда, его частицу, которая будет напоминать о нем, если его не станет». Она прождала его весь первый день Рождества, затем легла спать с уверенностью, что завтра он уже будет рядом. «На следующее утро я как раз заканчивала одеваться и доделывала голубенькую крепдешиновую блузку, когда принесли долгожданную записку о том, что меня зовут к телефону. Уверенная, что наконец-то услышу голос, которого ждала двадцать четыре часа, я радостно ринулась по коридору… Но это был не Роланд, и сообщили мне не о том, что утром он будет дома, а о том, что 23 декабря он скончался от ран в полевом госпитале».
Роланд Лейтон погиб не в пылу сражений. Как у очень многих в эту войну, его судьба решилась вдали от массовой бойни и столкновения армий. Его взвод занимал участок траншей, колючая проволока перед которым была в скверном состоянии и нуждалась в ремонте. Он отправился осмотреть место, куда требовалось направить ремонтную команду. Ему следовало идти по ходу сообщения, но он оказался залит водой, и он пошел по незаметному проходу через брешь в ограждениях. Занимавшее ранее этот участок подразделение не предупредило сменщиков, что ход сообщения затоплен и что немцы время от времени простреливают из пулемета проход через брешь. Как только Лейтон приблизился, немецкий пулеметчик открыл огонь и ранил его в живот. Два человека, рискуя жизнью, затащили его обратно в траншею. Операция, сделанная на следующий день, не помогла. Одна пуля попала в основание позвоночника. Как позже написала его невеста, в ту ночь «рекордсмен Аппингема по количеству завоеванных призов, вся натура которого готовила его к захватывающей драме Великой битвы, скончался на больничной койке» [112] .
112
Из 66 мальчиков, в 1909 г. поступивших в школу-пансион в Аппингеме вместе с Лейтоном, семнадцать погибли или скончались от ран, полученных в Первую мировую. Один из них, Фрэнк Ходжкинсон, на протяжении всей войны был гражданским заключенным в лагере Рулебен; другой, Брайан Хоррокс, во Вторую мировую стал выдающимся генералом. Он сражался с Роммелем в Северной Африке и командовал 30-м армейским корпусом во время высадки в Нормандии. Авт.