Первая ночь – дракону!

– Когда тебе двести лет исполнится, тоже не будешь выглядеть молодой. А в голове гуще так и с возрастом не станет, – фыркает, парируя. И добавляет загадочное, – Герцог сам так решил, я ему мешать не буду.

На лице его будто недовольство «решением герцога». А я еще меньше понимаю.

– Что решил? Чудо не лечить? – нависаю над Борном, – Что за ерунду говоришь?! Ой, да ладно, говори что хочешь – только помоги мне Его Светлость найти. Дальше я сама разберусь.

– Не советовал бы, – отвечает серьезно.

– Да мне не нужны советы! – вспыхиваю, – Что ж ты за страж такой, что у тебя в твердыне или замерзают, или пропадают, или помирают?!

Кажется, я задеваю его за живое. Впервые. Смотрит на меня, глаза сузив, и едва ли не с ненавистью. Или что другое в его взгляде? А потом тянет задумчиво:

– Ну что же… я пытался тебя остановить. Иди. В покоях он.

– Я стучала! Кричала! Заперто!

– Так и не услышит. И не откроет.

Да можно и не открывать, ха!

У него там не засов, а ключ – а у меня, как у рачительной хозяйки, давно уже ключи от всех важных помещений. Тем более что здесь особо с замками не заморачивались – почти у всех замков один и тот же мастер.

Я и правда нахожу мужика в комнате. На кровати. Лежит с закрытыми глазами – и бочонок с плошкой там же.

– Вот вы где! – говорю сердито, – Там ваша птичка дохнет – а вы тут пьяный!

Не реагирует.

– Эй! – невежливо его трогаю за плечи, – Приходите в себя – ему совсем паршиво! Надо спасать, а я совсем не понимаю как.

– Бр-бр-бр, – отвечает Вардрик

– Сам такой! – окончательно свирепею. Нахожу кувшин с водой – я, между прочим, всегда заботливо его ставлю. Со свежей водичкой!

И выливаю на голову нерадивого хозяина. рассвирепела.

– Фр-р! – открывает мутные глаза.

– Дракону. Плохо. Помогайте! А не валяйтесь тут в таком состоянии! – сообщаю громко и отчетливо. Чтобы дошло.

– Ик, – говорит мужик, – Так надо. Уходи…

– В смысле надо? Кому? Мне, например, не надо! Мне надо, чтобы он здоровенький был! Или хотя бы объясните, что с ним, потому что переживаю же! И не уйду никуда, пока объяснений не услышу!

– Уходи! – рычит уже.

– Нет! – топаю ногой, – Он мне единственная родна душа здесь! Буду спасать!

– О себе бы, больная баба, лучше подумала… – сообщает Карвар с непонятной тоской…

А в следующее мгновение я лежу на кровати, подмятая его тушей.

– Ик, – говорю я в ответ на это. Дурной пример, похоже, заразителен.

Он теперь целует… Дурной пример заразителен!

Только не так как я целует. Совсем не так.

Я спрашивала. Ну, поцелуем. Типа можно или нельзя? Останавливала от всяких нехороших желаний, вроде убийства меня. Показывала, что не тварь я изнаночная, а право на дышать имею.

Этот не спрашивает. Этот берет. Дурман в его глазах мелькает так быстро, что я едва свое «ик» успеваю произнести, и тут же глаза закрываются, потому что кое-кто меня не просто целует – жрет. Выпивает до самого-самого донышка. Меня так и не целовали никогда. До ощущения, что без этого поцелуя он сдохнет. И свой язык ему деть некуда кроме моего рта.

И мелкие укусы, утробное рычание, стоны – это все естественно и настолько важно, что останавливать мужика – преступление…

Я бы даже не сказала, что получаю удовольствие от поцелуя. Я настолько ошеломлена, как он это делает, какие образы и чувства вызывает у меня, как топит буквально в своем желании – а притворялся ведь такой ледышкой! незнакомцем притворялся равнодушным! – что поначалу не могу сопротивляться. Сама упиваюсь поцелуем. И ощущением власти… как будто ее мне вот так вот вручают и делай теперь с ним, что хочешь!

Я и делаю… что хочу. Отталкиваю.

Когда Вардрик непослушными пальцами начинает рвать шнуровку моей рубашки, прихожу в себя. И отталкиваю. Со всей силы, потому что в один момент понимаю – да, нравится… местами. Да, живой мужик – а я живая женщина. Но моя первая ночь точно не будет в таких вот обстоятельствах. Когда он пьяный, еще и под дурью – а там дракоша может быть погибает.

– Правом не дорос, чтобы тискать меня, – рычу, когда он не отталкивается с первого раза. – Ваша Светлость! Нет! Не смейте!

Закрываю его губы, которыми он снова ко мне тянется, ладонью, а потом еще и за волосы оттаскиваю от своего лица.

– Единение… – бормочет, шаря мутным взглядом по моим щекам, шее, груди, которую все норовит высвободить, – Сама же хочешь Единения…

Это у них так красиво заменяют слово «секс»? Впрочем, не важно.

– Ни слова об этом не сказала, – пытаюсь из под него выползти, отпихивая руки, которыми герцог норовит что-то у меня пощупать. Вот странно, что страха нет… В прошлые разы у меня аж истерика была, что пристают – а сейчас чего? Привыкла к нему за время непристойных снов, которые мне парочку раз снились? – Какое там единение, когда вашему крылатому другу плохо, а вы пьяны почти до отключки?!

– Самое настоящее, – бормочет и снова наваливается.

Да блин!

Он мне в шею впивается, а я руку вытягиваю, кувшин, из которого воду на него вылила, нащупываю на столике и со всей дури бью по дурной голове. Так что тот на осколки… В герцог со стоном отодвигается. Не отключился, конечно, но фора у меня есть.

Скатываюсь с кровати и бегу прочь, в коридор. Потом и дверь запираю – пока он ключ найдет, пока отопрет, я уже…

Уже что?

Со вздохом прислоняюсь лбом к стене в попытке понять, что дальше-то делать? Карвар мне нужен был не для проверки, насколько крепка глиняная утварь. Ради помощи. А кто теперь поможет, а? Хоть книга была бы какая, «Драконоводство для начинающих». Но я каждый день в библиотеке шарю, пока ни одной не встретила. Только сказки про драконов.

И как они помогут?

Всхлипываю.

Прислушиваюсь.

Странно, но за дверью спальни никакого шевеления. Может я отбила ему мозги, а копошился он после удара уже в последних конвульсиях? Как дергается уже выловленная рыба в ванной?

– Не, – говорю сама себе, подавляя желание проверить, как он там, – Такого не пробьешь. А если потом голова будет болеть – так это от вина. Дракону я нужнее.

Возвращаюсь на кухню и набираю полное ведро воды. И пончики беру новые – я их много нажарила. А из своего импровизированного «кабинета» – драконьи сказки. И тряпочки. И пледик.

И бегу к дракону, который, кажется, за время моих метаний даже положения не поменял. Солнце поменяло – вон уже к закату клонится – а он – нет.

– Чудо мое, – всхлипываю опять. Так мне его жалко. – Ну пожалуйста, живи. Не ради меня, а ради себя. Ты же такой краси-ивый… Умный… Замечательный. Гордый и мощный… Никто мне не говорит, что с тобой и как тебе помочь, но знай – я тебя одного в таком состоянии на ночь не оставлю.

Я плачу и глажу по неподвижной голове. И влажными тряпочками чешуйки натираю.