Первая оборона Севастополя 1854–1855 гг. «Русская Троя»

Вылазки – превосходное средство к утомлению противника и к задержанию его движения вперед. Заставляя неприятеля в течение целой ночи быть готовым к отражению атаки по всей линии, защитники вынуждали его содержать в траншеях большое число войск, которые, находясь под выстрелами наших батарей, несли значительную потерю. Независимо от этого кучки храбрых, врываясь в неприятельские подступы, производили в них возможную порчу: срывали насыпи, разбрасывали туры, фашины, мешки и пр.

Частые вылазки составляли особенность защиты Севастополя. В руках славного гарнизона это было могущественное средство наносить вред неприятелю и даже на время останавливать его работы.

Бывало, в темную ночь собиралось несколько десятков охотников из различных пехотных полков, отправлявшихся на стук неприятельских кирок и лопат. Местность хорошо известна морякам: неприятельские батареи построены на земле и из земли, им принадлежащей. Имея при себе проводником одного из матросов, смельчаки тихо подползают к траншеям… Вдруг вдали раздастся громкое протяжное «Ура!». Французы бросают кирки и лопаты, хватаются за оружие, а мы уже в траншее. Что происходит там, описать трудно: там душно и тесно, там звук оружия и скрещивание штыков, там русское «Ура!», там стоны и проклятия, с которыми часто сливается молитва умирающего.

Натешившись вдоволь, наши молодцы возвращаются на батареи. Французы густой цепью двинутся их преследовать… Секреты дают знать, что двигается неприятель, на бастионе раздается крик «К орудиям!», и тучи картечи запрыгают по темному полю. С первыми выстрелами орудий в прикрытии батарей и бастионов раздастся гром барабанов – и закипит деятельность оборонительной линии. Все небо изборождено огненными следами от бомб и гранат; глухой гул от бегающих по своим местам войск, скок лошади промчавшегося ординарца, треск лопающихся снарядов – все это сливается в один общий и продолжительный стон, висящий над Севастополем.

Чудно величественную картину представляют в эти минуты бастионы севастопольские с их гарнизоном, по временам освещаемым пламенем выстрела. Везде видны толпы солдат, то стоящих опершись на ружья, то лежа с шанцевым инструментом, ожидающих, что делать. Там у бруствера прислуга хлопочет у своих орудий и посылает выстрел за выстрелом, здесь видна уходящая в ворота команда, идущая на подкрепление караулам, охраняющим передовые ложементы…

Там, впереди, в ложементах и ямах залегли пластуны, дерзко подкравшиеся и присматривающие за неприятелем. Сотни пуль свистят подле их на разные лады, десятки бомб ложатся в одну и ту же траншею, в один и тот же ложемент. Вот одна из них с шумом грохнулась на окраине траншеи. Все пригнулись и прижались к стенке… Через секунду бомба лопнула, бросив несколько осколков в траншею… За разрывом ее ни стона, ни крика не было слышно, но кто-то крякнул и заскрежетал зубами… Взглянул сосед на старика-пластуна и видит: ноги перебиты, спина вся вскрыта.

– Э, диду! Родненький! Что мы будем делать? – вскричал земляк.

– Что? Ничего!.. Что вы кричите, бесовы дети! – хладнокровно отвечал старик, посматривая то на пластунов товарищей, то на свои перебитые члены.

– Давай бинтов: старик изойдет кровью! – кричали оторопевшие солдаты.

– Крови нет, – говорил упрямый старик.

– Да ты, старичок, умрешь! – заметил какой-то офицер.

– Ну что, умру. Я и без вас вижу, что умру.

Раненый видимо ослабевал… С полчаса дожидались носилок, беспрестанно бывших в расходе. Старик их не дождался. Чувствуя приближение смерти, он перекрестился, захрипел и отдал Богу душу.

В севастопольском гарнизоне одним богатырем стало меньше…

Глава VII

Новый год в Севастополе. – Ночная вылазка с 19 на 20 января. – Подвиг матроса Шевченко. – Атака против Малахова кургана. – Заложение Селенгинского редута. – Генерал Хрущев. – Отбитие французов от Селенгинского редута. – Заложение Волынского редута и Камчатского люнета. – Кончина императора Николая. – Назначение князя М. Д. Горчакова главнокомандующим в Крыму

Приближался новый год, а с ним вместе наступала и холодная зимняя погода. Еще с 12 декабря начало сильно морозить, только изредка выпадали ясные и тихие дни, но большей частью шли проливные дожди, сменявшиеся градом и снегом. Целыми толпами передавались к нам французы и англичане, которые часто приходили с отмороженными руками и ногами и вызывали к себе истинную жалость и сожаление. Они голодали и холодали в своем лагере и искали спасения в великодушии неприятеля. С появлением перебежчиков на наших бастионах и батареях их принимали радушно, по-русскому обычаю вели в баню, тут же устроенную, обмывали и одевали, поили и кормили и затем отправляли на Северную сторону.

К довершению несчастья союзников, морозы достигали до 10 градусов, а 3 января выпал такой снег, что в некоторых местах доходил до аршина глубины. Пасмурен и угрюм казался день нового года. Сырые, мглистые облака застилали небо, а волнующаяся даль моря грозно чернелась, перекатывая свои мрачные свинцовые волны. Ветер дул по всем направлениям, принося то сильные метели, то оттепель с проливными дождями.

Над Севастополем висели двойные тучи: одни, изливающие потоки дождя, а ниже их тучи снарядов, сыпавшие потоки осколков и пуль. Преодолевая препятствия природы, враждовавшие боролись друг с другом и сходились, однако же, все ближе и ближе.

Французы, выбив наших стрелков из ложементов перед 4-м бастионом, засели в них, окопались и своими выстрелами наносили значительный вред прислуге, стоявшей у орудий бастиона. С целью прогнать неприятеля и вновь завладеть ложементами решено было произвести вылазку в значительных размерах.

19 января около четырех часов пополудни начальник 3-го отделения оборонительной линии и 3-го бастиона контр-адмирал Панфилов потребовал к себе лейтенанта Бирюлева и предложил ему быть руководителем вылазки.

Назначенный для этого отряд в 250 человек из полков Охотского, Волынского и 45-го флотского экипажа с 80 рабочими без ружей собрался на 3-м бастионе к десяти часам вечера.

Стояли лунные ночи. В этот вечер, как нарочно, было особенно светло, точно днем. Предпринимать вылазку в такую светлую ночь было бесполезно, и потому пришлось отложить ее на несколько часов, пока стемнеет. Около трех часов ночи месяц склонился к горизонту, небо заволокло небольшими тучками и стал перепархивать снежок. Медлить было нечего: до восхода солнца оставалось времени немного, а охотникам предстояло пройти взад и вперед около двух верст и поработать еще около ложементов. Отряд был собран. Солдатам объявлена цель вылазки и то, чего ожидает от них начальство. По команде офицеров все сняли фуражки и, набожно перекрестившись, двинулись за линию укреплений. Не прошли охотники и двадцати шагов, как из английской траншеи раздался выстрел.

– Завидели, проклятые, – говорили солдаты. – Снежок-то выпал порядочный, так отряд наш чернеется на дороге.

Охотники продвигались, однако же, вперед даже и тогда, когда из английских траншей взвилась сигнальная ракета, а затем по всей линии затрещал батальонный огонь. В это время к отряду прибежал унтер-офицер, посланный с бастиона.

– Адмирал приказал сказать вашему благородию, – насилу проговорил запыхавшийся посланный, – ой! мол, не воротиться ли назад.

Наши прошли уже с полверсты, возвращаться назад было жаль, тем более что усилившийся снег стал скрывать нас от неприятеля и во всем отряде не было еще ни одного раненого.