Первая печать
Шрифт:
– Пусть она сама решит, – бесстрашно заявил Парцелл, и звон стал таким громким, что люди едва не оглохли. – Пусть выберет, с кем остаться!
Она моя. Она…
– Дай ей выбрать! – крикнул грешник, и его второй голос на мгновение заглушил первый. – Создатель объединил когда-то наши миры, потому что между нами все-таки есть нечто общее, и это может быть только свобода воли! Ты не можешь…
Молчи. Молчите оба – ты и твой дьюс. Вам ли говорить о свободе? Нет. Нет. Ты можешь их разделить, оставить человека себе, но ее отдай. Сейчас!
– Разделить… – пробормотал Теймар и резко повернулся
Он протянул руку и стал рисовать печать – каждое его движение оставляло в воздухе золотистый след, видимый вполне отчетливо дьюсами и фаэ, но не людьми. Печать выходила сложная, но этого следовало ожидать: ведь каждую линию, что связывала Ивер с духом льда, однажды вселившимся в ее тело, следовало отразить в рисунке и обратить в собственную противоположность. Лишь тогда их можно будет разделить, лишь тогда все они спасутся…
Быстрее, двуликий!
Оставался всего один штрих.
Ивер доверчиво смотрела на него широко открытыми глазами, а стоявшие позади люди боялись даже дышать. Он поднял руку, чтобы завершить работу, но что-то мешало сделать это, что-то недосказанное, забытое.
– Карел! – сказал Парцелл. – Твоя книга о медицине, она ведь не была уничтожена.
– Конечно, была… – неуверенно проговорил бывший лекарь. – О чем ты…
– Это не был вопрос. Твой талант и твои воспоминания украли вовсе не кристаллы-ловушки в рудниках Дальних рубежей, это она их украла, едва появившись на свет. Потом она принялась поглощать остальные книги в библиотеке, но к тому времени, когда печатники решили все сжечь, она была уже снаружи!
– Почему ты так решил? – спросил после недолгой паузы Карел. – Она сгорела.
– Ах, прости, я неточно выразился… Бумага сгорела, конечно же. Но Книга-то осталась в твоей памяти! И восемь лет ей понадобилось для того, чтобы написать себя заново, так? А когда работа была закончена, она стерла и твои воспоминания о прошлом…
– Нет, – сказал бывший лекарь ровным голосом. – Она стерла не просто воспоминания, а меня самого вместе с тем миром, где я жил.
Двуликий, ты пытаешься меня обмануть?! Хватит медлить!!
Его протянутая рука вдруг сделалась очень тяжелой, а в кончики пальцев вцепился холод и стал постепенно пробираться все дальше и дальше. До запястья ему поживиться было нечем, но потом началась живая плоть, в которую холод вцепился с восторгом голодного пса.
– И что сейчас делает твоя Книга?
– Поглощает… пожирает… чужие болезни. Любые. Чего ты хочешь, грешник? – Карел взглянул на Парцелла, потом на Ивер и внезапно все понял сам. – Я не сумею излечить эту девочку, потому что… Разве ты сам не чувствуешь? Сейчас ледяная фаэ делится с ней силами, а на самом деле она… мертва. Холод убивает быстро, знаешь ли.
Теймар опустил руку, стирая узор.
– Знаю, – сказал он с усталой улыбкой. – Спасибо, Карел. Мэтр Арно, у меня просьба. Вы же видели, сколько печатей на самом деле связывают меня и дьюса?
– Видел, – ответил печатник с таким невозмутимым видом, как будто происходящее его вовсе не пугало. – Всего одна. И чего ты хочешь?
– О-о, сущего пустяка. Я собираюсь сейчас задать Ее Величеству последний вопрос. Если прозвучит «нет»… снимите эту печать, мэтр!
Спрашивай.– сказала
фаэ. – Я устала ждать…Эпилог
Одинокое облачко брело по бледно-голубому зимнему небу, словно отставшая от стада овечка. Вид у него был очень несчастный, и Ивер не устояла.
– Мне его жалко, – сказала она, надув губы. – Надо что-то сделать!
– Делай, – милостиво согласился Парцелл. – Разрешения спрашиваешь? Помнится, на то, чтобы разбить мой махолет, оно тебе не понадобилось…
Ивер обиженно топнула ногой, а грешник расхохотался. «Ну держись! – пробормотала девочка. – Сейчас я тебе задам!» Из окрестных сугробов тотчас же поднялись высоченные костлявые фигуры, вооруженные изогнутыми саблями, и ринулись на Парцелла, но в шаге от него застыли и рассыпались снежной пылью. Грешник лукаво погрозил Ивер пальцем и указал на облако, которое почти не сдвинулось с прежнего места.
– Ну-ка, хватит отлынивать. Взялась за дело, так доводи до конца!
Насупившись, она уставилась на небо – заблудившаяся там «овечка» уже никаких чувств не вызывала, кроме раздражения, – и в этот миг позади них скрипнула дверь.
– Обед готов, – сказала Дженна. За ее спиной маячил Гром. – Вы идете?
– Да-да, – заулыбался Парцелл. – Конечно же! Ивер?
– Я догоню, – проговорила девочка, не оборачиваясь. – Я скоро.
– Скажи мне, только честно, – ты блефовал? – Арно испытующе глядел на него, ожидая ответа.
– Что вы, мэтр. Я не умею лгать.
– То есть ты был готов отпустить дьюса на волю, чтобы он сразился с фаэ? Ты был готов купить наши жизни ценой собственной? Я не верю. Так не бывает.
Он вздохнул. Знали бы вы, мэтр, сколько раз подобные разговоры уже происходили в прошлом…
– Можете не верить, если вам от этого легче.
– Хм. Интересно, я бы смог когда-нибудь научиться отличать твою снисходительную вежливость от изощренного издевательства? Ладно, пустое. Я вот что еще хотел узнать…
– Моя очередь, мэтр.
– Что? Ах да. Спрашивай.
– Зачем вы отдали Белле те листочки с печатями?
Воспоминание, яркая вспышка: Симон ведет мастера и его куклу по заснеженному полю, впереди их поджидает махолет. Оба пленника выглядят покорными, словно агнцы, но Теймар видел, как кукла прятала в рукаве две тонкие полоски бумаги с нарисованными на них черными знаками. Симон доволен тем, что выполнил задание повелителя, и даже не догадывается, какой неприятный сюрприз ждет его в скором времени.
– Вы же понимаете, что дали ей в руки оружие?
Старый печатник покачал головой и сокрушенно вздохнул.
– У тебя короткая память, дружище. Я уже говорил однажды, хоть и по другому поводу, что неуч не должен владеть столь прекрасной вещью. Считаешь, я не прав?..
Он замер у порога, глядя на счастливое лицо Дженны. Ее сестра вернулась – пусть и не насовсем, но все-таки вернулась! Уже не в облике полупрозрачной фигуры, невидимой и неосязаемой, а в человеческом обличье, почти такая же, как была раньше…