Первая спасательная
Шрифт:
– Какой патруль?
– Ну, полиция, - постепенно признавался Мартинек.
– Все из-за галдежа, понятно? Они подумали, что у нас драка, что ли; один фараон был знаком с Андресом еще по армии; ну, кое-как уладили. А мне нe хотелось впутываться, я взял да и ушел домой с Адамом. Понимаешь, не горазд я на такие дела,добавил он сдержанно, с видом благовоспитанного мальчика.
– Зато с Адамом мы очень хорошо поговорили.
– О чем?
– Да так, вообще. О жизни... и о смерти, - несколько неопределенно припоминал Мартинек.- У него, брат, все очень складно продумано. Умереть, говорит, это все равно что - я и сказать не сумею, как он говорил; но я подумал, что не мешало бы тебе его послушать.
– Откуда ты знаешь, что у меня образование?
– Да это сразу видать.
– А как ты думаешь, Епда,--нерешительно заговорил Станда, заканчивать мне образование?
Крепильщик улыбнулся, считая, очевидно, что вопрос и так ясен.
– Конечно.
– Почему?
– Ну, какой из тебя шахтер. Балку руками хватаешь. Сразу видать, не на своем ты месте. Как герой - может быть, но как шахтер - нет. Где уж тебе!.. Ну, а с рукой-то как?
– Останусь калекой, - произнес Станда со спокойным достоинством. Плакали мои пальцы.
– А не суй куда не надо, - проворчал крепильщик, нахмурившись.
– Ну, не бойся, тебя куда-нибудь пристроят. Пока одна рука есть, работать можно. Но в шахту -ты уж не вернешься, дружок, с этим покончено. Все равно ты как откатчик немногого стоил.
Станда спокойно, ласково глядит на своего товарища Мартинека - жесток ты, друг мой, ох как жесток; но и жизнь жестока.
– Я поступлю в контору, Енда.
– Ну, само собой. А куда же еще!
– И буду учиться на инженера. Потом стану работать в шахте... хотя бы и с одной рукой.
– Распоряжаться - и одной руки хватит, - спокойно говорит крепильщик.
– А вот уголь рубать одной рукой нельзя. Что ж, учись!
Станда спустил ноги с постели.
– Мартинек, за что ты на меня злишься?
– Я не злюсь. Но раз ты теперь учиться станешь, так какие разговоры, верно?.. А мы вчера говорили об этом, - сказал он неожиданно, - и тоже так рассудили. Что тебе доучиться надо. И от имени команды Андреса послали в дирекцию, а ему там ответили: знаем мы уже, это тот Пулпан, который самый первый вызвался. Не знаю только, кто им это сказал. Может, Ханс.
Станда был безгранично растроган.
– Ребята, вы и об этом подумали?
– Чего там, - улыбнулся крепильщик.
– Сам понимаешь, теперь тебе не место среди нас. Да, а Верунка тебе передает привет.
Станда сидит на постели, опустив голову. Итак, с этим покончено... точно оторвалось у него что-то внутри, чувствует он с болью и облегчением. "Сам понимаешь, тебе не место среди нас". Сейчас это еще не так заметно; но когда я возьмусь за работу, когда засяду за книжки, мы станем еще дальше друг от друга; через книжки я уже не дотянусь до вас, друзья... Господи, а ведь мы были такие товарищи; но когда оканчивается смена, нас ждет какая-то отчужденность; мы толком не знаем даже, о чем говорить...
– Послушай, Енда, - неуверенно начал Стаида.Если теперь я буду работать в дирекции... далековато мне будет ходить от Адама. Как ты думаешь, не переехать ли мне поближе?
– Правильно. Так и сделай.
– Послушай, ты не объяснишь Адаму?.. Мне дед Суханек говорил, что есть хорошая комната у каких-то Покорных. Может, поглядишь?
– Ну, конечно, - живо согласился крепильщик.- Это, наверное, у помощника штейгера Покорного, у них сын ушел в армию... Я зайду к Адаму, и мы с ним сразу же и перенесем твои пожитки. Чтобы тебе не возиться с переездом, когда у тебя рука...
– Какой ты хороший!
– Да что там, - просиял Мартинек.
– Я с удовольствием помогу.
Станда облегченно вздохнул. Вот и с этим покончено, можно начинать новую жизнь. Правда, где-то еще кровоточит сердце, но это почти приятно; так должно быть, дружище, должно было так случиться. Станда хмурит лоб,
усиленно размышляя. Ну что же, с чем еще осталось порвать? Нет, кажется, больше ничего; как мало остается, когда покидаешь забой, где трудился со всеми!Крепильщик Мартинек поднялся, комкая шапку в руках,
– Ну, Станда, я был очень рад... Приходи как-нибудь взглянуть на детей...
– Спасибо, спасибо за все, Енда. И передай привет всей первой спасательной...
– Ладно. Я им передам.
Молодой великан на цыпочках подходит к двери.
– И скажи им, Мартинек, скажи, что я их всех благодарю!
Мартинек на пороге кивает головой.
– Скажу.
– И он протискивается в полуоткрытую дверь.
– Бог в помощь, Станда!
Станда сидит на постели, кусая пальцы. Значит, мне уже нет места среди вас? И среди других - тоже... Что поделаешь, вероятно так и надо; но как страшно одинок человек...
XXVII
Действительно, Станде есть о чем поразмыслить; он держит левую руку на груди, как больного ребенка, и в глубокой задумчивости хмурит лоб. Но к пяти часам он отрывается от этих мыслей, поудобнее устраивается на постели, поджав колени к подбородку, и закрывает глаза. Сейчас первая команда готовится к спуску. Ребята, вероятно, переодеваются, стягивают рубашки, сбрасывают штаны; в раздевалке пахнет крепким мужским потом. Пепек, конечно, бранится, дед Суханек тараторит, Матула сопит, а Адам молча, букой глядит серьезными, глубоко запавшими глазами. Мартинек спокойно улыбается и говорит, наверное,- ох, ребята, и красота же в этой больнице, или что-нибудь в том же духе. Станда считает минуты. Вот теперь, верно, входит Андрее, на голове у него пропотевшая шапка, в руке лампа; он пересчитывает глазами команду. Один, два, три, четыре... где же пятый? "Здесь, отзывается шепотом Станда,- я здесь!" - "Ну, пошевеливайтесь, пошли", сердито подгоняет Андрее. "Ладно, мы сейчас..." Теперь они идут гуськом к клети, позвякивая покачивающимися лампами; всем им не до разговоров.
"Бог в помощь, ребята!" Клеть проваливается в черную шахту; у Андреса твердеет лицо, дед Суханек шевелит губами, словно молится, Матула сопит, Пепек судорожно зевает, а длинный Адам загораживает лампочку рукой и глядит в пустоту; лишь Мартинек сияет улыбкой, спокойной и несколько сонной. И без конца бежит и бежж вверх черная стена, словно команда проваливается в бездонный колодец... "Ребята,- хочется крикнуть Станде, - бог в помощь!" И ему чудится, будто он спускается вместе с ними и смотрит вверх, куда все бегут и бегут черные отпотевшие стены.
Трр, толчок - и клеть останавливается; бригада шагает вразвалку под вереницей электрических лампочек по бесконечному сводчатому коридору: впереди Андрее, ему бы саблю в руки - ать-два, ать-два, правое плечо вперед - и первая команда цепочкой растягивается по черному откаточному штреку. Станда словно смотрит им вслед издалека; пять лампочек мерно раскачиваются и мерцают все дальше и дальше, теряясь в бездне тьмы; и еще поворот налево; бледный высокий человек открывает дощатую дверцу, - бог в помощь! Навалился душный тяжелый воздух восемнадцатого штрека, и Станда невольно начал дышать ртом. "Жарко, верно?" - с улыбкой спрашивает Мартинек, точно они идут полевой тропкой. Остается совсем немного - они, вероятно, добрались уже до того места, где Мартинек с Матулой исправляли деревянную крепь; сколько тут новых подпорок, и новые здоровенные раскосы... Вон уже видны лампочка и кожаный шлем Хансена. Андрее выпячивает грудь и повоенному щелкает каблуками: "Докладывает первая команда: десятник Андрее, забойщики Адам и Суханек, крепильщик Мартинек, каменщик Матула, подручный забойщика Фалта и откатчик Пулпан".-"Что, разве Станда тоже тут?"