Первая версия

— Мне очень понятна и приятна в некотором смысле ваша профессиональная скромность. Но я позволю себе дать вам в этой связи один совет.

Он широко заулыбался. Я даже чуть не обернулся, подумав, что Броуди неожиданно увидел какого-то доброго давнего знакомого. Ну, к примеру, друга детства. Но он улыбался мне. Я стал усердно улыбаться в ответ, чуть не подавившись фирменной котлетой.

— Совет? Как это кстати. Мне сегодня все дают советы. Прямо-таки настоящий день советов.

Броуди уже просто расплывался от счастья общения со мной, я прямо-таки испугался, что он сейчас вот так на глазах и растает, как сахар на влажном блюдце:

Весьма лестно, что я вхожу в понятие «все». И все же... Мне кажется, что лучше и в самом деле не очень увлекаться этой загадочной историей. Кларк мертв, а мы с вами все-таки живы. И неплохо будет, если этот расклад сохранится. Хотя бы какое-то время.

Ну как было не согласиться с таким предложением? Тем более изложенным столь изысканно и ненавязчиво — прямолинейно. Похоже, что и у американцев какие-то странные отношения с этим покойником.

Ой, не зря мне так не нравится и он сам, и его сладкая биография... Чует мой милицейский нос — так в подобных случаях имеет обыкновение выражаться Вячеслав Грязнов. Именно так.

Остаток обеда протекал в дружеской беседе о загадочной стране России и еще более загадочной любви к ней некоторых иностранных граждан.

Считая, что, пригласив меня на обед, он должен и платить, Броуди и попытался это сделать. Но я, уже зная, что не смогу последовать его доброму совету, все же настоял, чтобы мы расплатились по-американски. Пополам. Броуди пожал плечами, но вынужден был согласиться. Расстались мы почти добрыми друзьями.

После официальных встреч на высоком уровне, прошедших в подобной тональности, когда ничего впрямую не говорится, но стороны прекрасно понимают друг друга, в официальном коммюнике обычно сообщается, что встреча прошла в теплой, дружественной обстановке, сторонами был обсужден широкий круг проблем.

Мы пожали друг другу руки и разошлись. В прямом смысле — Броуди направился к выходу на Поварскую, я же через Пестрый зал и холл — на Никитскую.

В Пестром зале народ вовсю гулял, похоже, что это были все-таки писатели. Уже на самом выходе из зала я чуть не столкнулся с элегантной дамой. Наши взгляды встретились. Мне показалось, мы друг друга где-то встречали. Она как-то чересчур поспешно отвела глаза. Именно взгляд-то и был мне знаком: очень светлые зеленые глаза, как бы подведенные более темным по абрису радужной оболочки... Такие глаза не часто встретишь. Но вспомнить, кто это, я так и не смог — дама уже прошла в ресторан.

Я присел в холле и закурил. Мне нужно было собраться с мыслями. Не то наступала пора решительных действий, не то продолжалась затянувшаяся пора выжидания.

Итак, что мы имеем на сегодняшний день? Что мы имеем с гуся? Жир, как говорилось в древнем анекдоте. Осталось определить, что считать гусем, а что — жиром.

В Москве убиты: Дэвид Ричмонд и его невеста Ольга Лебедева. Не удивлюсь, если к этому списку нам придется добавить еще кое-кого. Кого — пока покрыто мраком.

Исчезли документы Ричмонда. Среди самых нужных телефонов у Ричмонда фигурировали номера Нормана Кларка и Андрея Буцкова.

У Буцкова — Фонд воинов-интернационалистов. Среди его «боевых» товарищей — некий Волобуев, чей отпечаток пальца найден в квартире убитой балерины.

По рассказу балерины о ресторане «Самовар» можно предположить, что и Ричмонд и Кларк встречались с Буцковым по меньшей мере один раз. И встреча проходила не в самой теплой обстановке.

Кларк убит на своей яхте под Севастополем. За ним следуют на тот свет, не считая экипажа яхты, пострадавшего явно «за компанию», еще двое — лейтенант Сотников и некий Вася, предположительно убивший Сотникова. Приятный наборчик.

Представители спецслужб, причем и наши, и американцы, усердно советуют мне поберечь свое здоровье. У них иных забот, понимаете ли, нет, как о здоровье следователя Турецкого заботиться.

Завтра предстоит встреча с внучкой бывшего посла Спира. Тоже, кстати, очень странно погиб, хотя и давно, и не здесь... Что-то никак и ничего не желает выстраиваться в какую-нибудь стройную логичную версию.

А! Вот и еще одну загадочную личность чуть было не позабыл: Рути Спир, печальная вдовушка с ароматными сигаретами... А не позвонить ли мне этой вдовушке? А что я ей имею сказать? И что хочу услышать? Я этого не знал. Но решил все же прислушаться к внутреннему голосу, который настоятельно посылал меня к телефону.

Ну что ж, хорошо хоть ни куда подальше. А то ведь в жизни следователя, понимаете ли, всякое может приключиться. Всего и не предусмотришь.

— Госпожа Спир?

— Да, это я.

Вас беспокоит Турецкий. Следователь. Тот самый частный сыщик, что имел честь присутствовать недавно у вас на вечере.

— Как же, как же. Я помню. Вы ведь были с Ольгой... Какая ужасная и дикая история. Я до сих пор не могу прийти в себя от всех этих смертей.

Ее акцент был заметнее, потому что она говорила очень быстро и как бы автоматически. Похоже было на то, что она хотела поскорее завершить в общем-то еще не начавшийся разговор.

Проговорив фразу о смертях, она замолчала, ожидая продолжения с моей стороны. Я понял, что только прямая просьба о встрече может быть уместна в данной ситуации.

— Рути, мне необходимо с вами встретиться. Сегодня.

— Нет, нет. Именно сегодня никак не смогу. Уезжаю на дачу. Вы уже застали меня в дверях. Извините.

По ее тону я понял, что мне-таки настоятельно необходимо с ней поговорить. Именно сегодня. Сейчас. Или, в крайнем случае, увидеть. Ее. Или того, к кому она так спешит на дачу.

— Хорошо, давайте созвонимся завтра, — сказал я и как можно вежливее повесил трубку.

К высотному дому на Котельнической мы с дядей Степой прибыли почти одновременно. Правда, я уже успел предварительно припарковать машину на площадке перед кинотеатром «Иллюзион».

Подъезд Рути был во дворе, выехать она могла только через арку, выходящую к Яузе. Я сел в «вольво» дяди Степы, и мы остановились в полутора сотнях метров от этой самой арки.