Первая заповедь

Прокручивая в голове эти сведения, что прилежно донесли информаторы Малки, Шакнир приблизился к небольшой боковой калитке в городской стене, служащей главным образом для рыбаков, что срезали здесь путь к реке, дабы не обходить кругом половину города. Часовой в мундире равенской городской стражи попытался бдительно задержать Шакнира, но, увидев в руке убийцы рубин стоимостью с его годовое жалованье, едва не лишился чувств и без лишних вопросов отпёр калитку и впустил убийцу в город. Шакнир был уверен в том, что стражник никогда и никому не расскажет о таинственном незнакомце, которого он впустил в город – взяточников Император ссылал и казнил нещадно. Во всяком случае, среди низших чинов.

Спустя четверть часа неспешной прогулки по городу, когда Равен почти погрузился в ночь, но стражники ещё не стали по-ночному бдительны, Шакнир оказался в квартале от пивоварни. Это был промышленный район, в такое время почти безлюдный – смены закончились, и рабочие уже успели разойтись по домам. Оглядевшись по сторонам и не заметив ни одной живой души, Шакнир ловко, как кошка, вскарабкался на ближайшее здание. Дальнейший его путь проходил поверху – как рассказал Малки, на пивоварне имелся чердак, одна из дверей которого выходила как раз на черепичную крышу.

Чердачная дверь оказалась не заперта и поддалась легко, и Шакнир вступил в пыльное тёмное помещение. Сюда не проникали свет звёзд и отблески уличных фонарей, и убийце пришлось достать из кармана специально припасённую для таких случаев коробочку с длинными палочками, дававшими, если повернуть две половинки вокруг своей оси, ровный желтоватый свет. Изобретение Горных, вынужденных иной раз неделями находиться там, где не было совсем никакого света, как нельзя лучше прижилось среди людей, привыкших действовать по ночам – воров, убийц и шпионов.

Шакнир, ступая неслышно, шёл по чердаку, и в голове помимо его воли мелькали воспоминания.

…

Шакниру шесть. Он четвёртый сын богатого дворянина, проживающего в великолепном Скироте, и, по слухам, близкого к Императорской Канцелярии. В те незабвенные времена правил отец нынешнего Императора, Тагор I Килкит, заслуженно прозванный Боголюбцем – именно при нём церковь Великой Троицы набрала силу, затмив собой почитателей всех прочих божеств, а Творец был объявлен верховным в Троице богом. Что удивительно, всё это произошло практически без перегибов – Великая Троица всё так же безусловно признавалась, правда, культ Творца неизмеримо возвысился над почитателями остальных двух богов – Зарма, бога смерти и повелителем Мрачного Царства, и Лидонии, богини жизни, любви, красоты, покровительницы всех женщин, в особенности матерей. Само собой получилось так, что Творец, раньше бывший равным, понемногу стал первым. И насколько высоко ушёл Творец от Зарма и Лидонии в трудах иерархов Церкви и умах людей, настолько же вся Великая Троица стала почитаться выше, чем прочие боги – леса и озёр, огня, камня, ночи, и так далее. Ходили упорные слухи, что церковь Творца готовит меморандум, в котором призывает почитать богами лишь Великую Троицу, а прочих же считать не более чем духами, однако в то время слухи подтверждения так и не получили – возможно, подобный шаг сочли преждевременным. Меморандум был выпущен позже, во время правления Ронана II Килкита, сына Тагора, и не оказал на общество почти никакого влияния. К тому времени и волшебникам, и богословам, и учёным стало очевидно – боги, раньше принимавшие участие в повседневной жизни людей, понемногу уходили из этого мира, проявляя себя всё реже и реже. Причину не знал никто, и по всей Моране даже стали зарождаться учения, объясняющие мир сугубо с материальной точки зрения и орицающие существование богов в принципе. В Империи они были объявлены ересью, но в вольных городах, всегда славившихся интеллектуальными вывертами, получили достаточно широкое распространение.

Тагор Боголюбец же, искренний почитатель Творца, увлечённый исследователь древней истории, яркий интеллектуал и, в общем, добрый и душевный человек, обладал одним качеством, прекрасным в жизни, но совершенно неприемлемым для правителя – жестоким быть он не умел. Император почти никого не казнил за три десятка лет своего правления, часто миловал преступников, многое отдал на откуп Канцелярии, которая в те золотые для неё годы набрала невиданную силу.

Отец Шакнира, знатный дворянин, владелец больших плодородных угодий неподалёку от столицы, уделял большую часть своего времени деловым встречам, публичным выступлениям и общению с Канцелярией и имперскими чиновниками, а не с собственными детьми, и маленький Шаки рос под присмотром многочисленных нянек и старших братьев, которые, впрочем, любили его, а если и колотили, то редко и за дело. Шаки быстро понял, что делать в просторном, светлом, богатом, но непроходимо скучном отцовском доме совершенно нечего, и скоро научился убегать втайне от нянек и матери, редко интересовавшейся делами детей – она всегда была занята либо приготовлениями к очередному балу, либо обсуждению прошедшего с личной служанкой Митриль.

В шесть лет у Шаки была своя маленькая банда. Конечно, ни до каких серьёзных дел не доходило, но стянуть кольцо колбасы у мясника считалось доброй традицией. Их было четверо, Шаки считался главным, у них был штаб на таком же пыльном полутёмном чердаке, и они клялись быть верными друг другу до конца жизни. Правда, спустя полгода Лос, всегда метивший на место «главного», рассказал всё отцу Шакнира, и шестилетний отпрыск вынужден был выслушивать долгую и исключительно обидную речь отца – тот был прекрасным оратором, пылким и вдохновлённым. Пожалуй, это была первая капля в чаше терпения Шакнира – когда чаша эта переполнилась, четвёртый сын сбежал из дома, чтобы уже никогда туда не вернуться.

…

Встряхнув головой и отогнав навязчивые воспоминания, Шакнир прислушался. Внизу звучали мужские голоса, и он прильнул ближе к полу чердака, найдя достаточно широкую щель.

– А вот, мессир Гальперн, самая современная пивоварня во всей Империи. Это моя гордость – машинный зал. Тут установлены паровые машины Горных, лучшее, что можно купить за деньги, – Амос Зальцман говорил спокойно, однако Шакнир опытным ухом уловил тревогу пивовара.

– Впечатляет, господин Зальцман, впечатляет… – Голос Аарона Гальперна был бархатистым и приятным. – Вы намереваетесь раздразнить меня, да? Чем вас не устраивает та цена, что по милости своей предлагает вам торговый министр? Мы говорим об этом уже несколько дней, но никак не можем договориться.

– Помилуйте, мессир, при всём моём уважении, это решительно невозможно! – воскликнул Зальцман. – Одна эта пивоварня стоит дороже, а есть ведь ещё другие. Я выстраивал дело четыре десятка лет! Я люблю и почитаю Императора, служу ему верой и правдой, исправно плачу налоги, помогаю бедным и убогим. Кроме того, я бесконечно уважаю чиновников Императора, включая вас, мессир, и досточтимого торгового министра. Я знаю, что вы преданы Империи. Но всё же я не готов расстаться с делом всей моей жизни за такую смешную сумму.

– Кто твой наследник, Амос? – скучающим тоном вопросил казначей.

– Простите, мессир? – в голосе пивовара нервозные нотки зазвучали гораздо более отчётливо.

– Кто получит всю твою пивную империю в случае твоей преждевременной кончины? – уточнил вопрос Аарон.

– Я не понимаю, мессир…

– Отвечать! – голос казначея взвился и хлестнул по ушам плетью.

– У меня двое сыновей… – Зальцман наконец осознал, что дело нечисто, а переговоры вышли из нормального русла, и ощутимо испугался. – Старшему. Правда, он шалопай, но вдвоём как-нибудь справятся… Зачем вы спрашиваете такое, мессир?

– Ты упомянул о том, что прилежно платишь налоги, Амос, помогаешь всем вокруг, и так далее, – прежним ровным тоном продолжил мессир Гальперн. – Хотя мои источники говорят о другом. Вот эти паровые машины, они ведь куплены по гораздо более низкой цене, чем есть на самом деле… Так? Вижу по твоему лицу, что так, дорогой господин Зальцман. Договорился с контрабандистами и вывез золото нелегально, передав его Горным, дабы уйти от части налога? Плохо, Амос, плохо. Но не смертельно, да? А что если посмотреть на вопрос иначе – ты, зная о напряжённых отношениях между нами и Горными, всё же отдал им деньги, на которые они могут купить оружие, что вскоре повернётся против нас… Совсем другая ситуация, а? Не падай в обморок, Зальцман. Это ещё не всё. Может, вспомнить поставку трав из Вааланда двухлетней давности? Когда в грузе обнаружили кое-что, не предназначенное для свободной торговли, и тебе пришлось подкупать чуть ли не таможенного министра… Я привёл только два случая. Ты знаешь, что их гораздо больше.

– Откуда вы… – голос пивовара вибрировал от страха и напряжения. – Я понял. Лезар?

– Глупо рассчитывать на верность человека, который не обязан тебе ничем, кроме денег, – усмехнулся Аарон Гальперн. – Всегда может найтись тот, кто заплатит больше. Мне кажется, Амос, если о твоих махинациях узнают, то лучшее, на что ты можешь рассчитывать – пожизненная каторга. А твои наследники, я полагаю, после станут более сговорчивы. Я достаточно прозрачно намекаю?

– О, более чем, мессир… – несчастный пивовар был сломлен. За несколько минут он превратился из достаточно уверенного в себе человека, который старается отбиваться от самого мессира Гальперна, в старика с дрожащим от страха голосом.