Первая жена
Шрифт:
Закончилась песня, сломалась струна…
Да что там струна? Душа вся разбита.
Невеста, теперь уж чужая жена,
Слезу утирала платочком расшитым.
Майя глаза держала закрытыми. Когда закончила читать, по-девичьи вытерла ладонью слезы и почти без перерыва продолжила:
Не для денег, не для славы,
Только боль бы утолить.
Вне корысти. Так, забава —
Что-то делать, как-то жить.
Со слезами и со стоном,
С перечеркиваньем строк,
То со скрипом, то с подъемом,
Что-то с плюсом, что не в прок.
Чаще
Реже радость, ярче боль,
И какого ждать успеха,
Если вымерла любовь?
Если голая пустыня,
Если ветру выть и выть…
Вряд ли слава, вряд ли имя…
Что-то делать, как-то жить…
– Читайте еще! – режиссер погрузился в сентиментальное настроение и, похоже, не хотел выбираться из него.
*
Она много читала в тот вечер. И хотя некоторые стихи были надрывны, тяжелы и вызывали душевную муку, Майя испытывала удовольствие от сцены. Пусть нет зрителей, пусть она пока не играет в спектакле, а только декламирует собственные поэтические сочинения, пусть пока не ясно, сложится ли ее сценическая история, не важно. Важно то, что именно сейчас она искренна в своем душевном порыве, именно сейчас ей внимает пусть один, но очень важный и благодарный слушатель и именно сейчас, в этот момент, она счастлива!
Под впечатлением услышанного Андрей Григорьевич произнес:
– Майя, вот что я вам скажу! Вы – человек искренний. Я считаю в актерском мастерстве искренность главным качеством. Да, есть такие понятия, как талант, способности, дар… Не знаю, есть ли нечто подобное в вас. Пока не знаю… Но даже и это неважно. Я вас беру! Вы очаровательны даже в своих переживаниях. Вы полны любви, горечи, обиды, и, что самое главное, вы не стесняетесь выражать все эти чувства!
Он немного помолчал, обдумывая конкретное предложение. Майя спустилась со сцены.
– Давайте сделаем так… Для начала попробуйте себя в детских спектаклях. У нас в репертуаре две сказки и один мюзикл. Мы посмотрим, какие роли вам подойдут. А потом… Потом видно будет…
*
У режиссера давно лежал готовый сценарий, и название имелось подходящее: «Роман в письмах». Сначала мелькали какие-то варианты типа «Любовные послания» или «Письма о любви», но они казались ему избитыми или, как иной раз говорят, затертыми.
«Роман в письмах», возможно, тоже не отличался оригинальностью, но все же избегал слова «любовь», что казалось ему правильным. Слишком уж затасканно и выхолощено звучало оно в последнее время. «Счастье», «любовь», «ангел» – красивые слова, но чем реже они произносятся, тем большую смысловую нагрузку несут. Поэтому Андрей Григорьевич старался избегать подобных слов в названиях спектаклей, и в афишах его театра они практически не встречались.
В конце концов уговаривал он себя, размышляя над сценарием, еще есть время подумать о названии. Дело не в этом, а в том, что почему-то спектакль этот Андрей Григорьевич никак не решался поставить. То ли волновался, что не под силу это его молодому коллективу. Никак не мог подобрать главных героев таким образом, чтобы они энергетически и эмоционально соответствовали друг другу.
Так или иначе сценарий лежал в зеленой пластиковой папке в третьем ящике его рабочего стола и ждал своего часа. С приходом Майи Андрей Григорьевич вернулся к своим мыслям насчет постановки «Романа в письмах».
Он наблюдал за поведением новой актрисы в детских спектаклях. Оказывается,
это очень показательно, – работа актера в сказках. С одной стороны, роль кажется несерьезной, неинтересной, подчас даже скучной. И можно вроде бы позволить себе быть на спектаклях усталым, без настроения и иметь намерение поскорее отделаться от этой глупой работы. Отыграл, отскакал зайцем или прокаркал вороной – и домой! С другой стороны, перед детьми не соврешь. Обмануть ребенка невозможно. Если Баба Яга не выглядит угрожающей и вредной, считай, спектакль насмарку. Если какая-нибудь лягушка или комарик вяло прыгает или неубедительно пищит, то зачем вообще тогда нужен этот персонаж в постановке? Ни уму ни сердцу!Майя играла с упоением. Будь она злой волшебницей или пригорюнившейся старушкой, у которой пропала внучка. Показательны в этом отношении были и детские аплодисменты. Ребята хлопали самозабвенно и не хотели уходить, вызывая артистов на поклон чуть ли не по три раза! И именно Майе чаще других актрис второго плана или эпизода перепадали нечастые на детских спектаклях цветы.
А однажды… Однажды давали благотворительный спектакль для детей из детского дома. Были какие-то спонсоры, оплатившие детишкам буфет, подарившие по книжке и по большой шоколадке.
Ребята были настолько захвачены действием, что, когда в антракте загорелся свет, даже не поняли, что это перерыв. Воспитатели объявили, что можно выйти, перекусить в буфете, зайти в туалет, а потом вернуться на место – смотреть продолжение. Казалось, дети с каким-то сожалением покидают зал и недоумевают, а почему же им сразу не показали сказку до конца.
В конце спектакля был шквал оваций. Мальчишки кричали в голос: «Еще! Еще!», девчонки в восторге аж подпрыгивали. Воспитатели их одергивали. От спонсоров артистам преподнесли по букету цветов. Можно было закрывать занавес.
И тут какой-то мальчик из середины зала заторопился к сцене. Ему даже пришлось расталкивать кого-то локтями, чтобы суметь протиснуться. Воспитательница крикнула: «Боря, вернись!» Но Боря уже стоял под сценой и робко протягивал Майе шоколадку, ту самую, что подарили спонсоры.
Майя, игравшая в том спектакле роль Бабы Яги, была сражена наповал. Как взять у ребенка столь редкую для него сладость?! Как можно не взять то, что предлагается от души?! На всякий случай она переспросила:
– Это мне?
Боря смущенно кивнул, сунул шоколад Майе и тут же повернулся бежать к своим.
Этот эпизод видел Андрей Григорьевич. Он зашел потом в гримерку к Майе и долго успокаивал ее рыдающую.
– Ну что ты, глупенькая? Это же хорошо… Детей ведь не обманешь, не проведешь… Значит, ты искренна была перед ними, честна…
– Андрей Григорьевич, а что можно сделать для детского дома? Чем помочь?
– Ты хочешь поучаствовать в судьбе этих детей? Или помочь материально? – задал он вполне логичный вопрос, но Майя была не готова к ответу. Она неопределенно пожала плечами:
– Не знаю пока, но мне очень хочется как-то облегчить их участь, что ли? Это, конечно, высокопарно звучит… Но у меня, правда, душа рвется…
– Может, кружок театральный организовать? – предложил Андрей Григорьевич.
Майя вытирала нос и умиленно смотрела на полурастаявшую шоколадку. Мальчик, видимо, долго держал ее в руках, прежде чем отдать.
– Кружок? Прекрасная идея! Прекрасная!
– Майечка, только есть одно «но»…
– Какое же?
– Этих детей нельзя бросить!