Первое дело Иеро
Шрифт:
— Как знаете.
В арсенал вошла Лора.
— Что, и ты решила вооружиться?
На поясе у Лоры висел легкий «девичий» меч. Ничего особенного — все пионеры носили оружие. Даже дети.
— С меня хватит того, что есть, дядя Жан. Отец сказал, что нужно принести панцирь для ремонта.
— Ах да, панцирь Вот он, — киллмен передал девушке отобранный для Рона панцирь.
— Да он, похоже, не нуждается в починке.
— Возможно, твой отец хочет вшить пару пластин рашшин-брони.
Втроем они вышли из арсенала.
— А вам, пер Иеро, очень к лицу оружие. Просто
— Ладно, ладно, ступай, — отослал девушку киллмен. — Не сердитесь на нее, пер Иеро. Молодая, хочется позабавиться. Но очень славная девушка. Моя крестница. Прошлой замою справилась с Ор-Кысью, а это не каждому мужчине по силам. Ор-Кысь сидела в засаде на дереве, а Лора — уж не знаю как, разглядела ее в ветвях и сняла метким выстрелом. Попала в глаз. Кстати, неплохо бы вам пристрелять арбалет.
Тут же, у казармы оказался-таки тир, зря он боялся. Поколдовав над арбалетом, Иеро добился, чтобы тремя стрелами трижды попасть в воловий глаз. Пусть не Ор-Кысь, а все-таки…
— По неподвижной цели вы, пер Иеро, стреляете неплохо, — признал Брасье. — Стрелы Лайджа я приготовлю к утру/
— Я надеюсь, что Озерный Сайрен не будет бегать за нами по озеру, — ответил Иеро, складывая стрелы в колчан. Ему тоже был урок на вечер — поточить наконечники стрел простых, обыкновенных, поупражняться с топором, обжиться с панцирем. Он уже надел его на себя, чтобы привыкнуть и не стесняться в движениях. Со стороны — просто истинный Страж Границы.
— Тогда до встречи утром.
Иеро пошел к церкви.
Повседневно служили лишь заутреню — поселенцы люди занятые. Вот и завтра отслужит службу да и пойдет на озеро сайрена изводить. А школа… Да, ведь он должен вести занятия в воскресной школе. Нужно подготовиться, чтобы не осрамиться. Как сказала Лора — они изучали Вторую Книгу Лек-Сия? Ее-то он знает назубок, трудностей быть не должно.
У порога домика он остановился. Нет ли непрошеного гостя внутри? Выбор, чем потчевать незванца, у него теперь большой. Боевой топор, нож, арбалет. А еще доброе слово и увесистая затрещина.
Он открыл дверь.
Увещевать было некого.
А вот отпевать…
На длинном, спускающемся с балки ремне висел Рон.
9
Тело еще не успело остыть, но душа покинула этот мир бесповоротно. Нечего и пробовать воротить. В лучшем случае не получится ничего. В худшем же вместо Рона будет… Лучше и не думать.
Он перерезал веревку,
Тело упало на пол мягко, почти бесшумно. Ему-то, мертвому, все равно.
Отчего, отчего он полез в петлю?
Пришел, развел очаг и — повесился?
Иеро бросился к очагу.
Полено свей-дерева не догорело до жаркого слоя, следовательно, разожгли очаг склянку тому назад, не раньше. Но в воздухе был и особый запах, запах…
Запах горелого пергамента!
За всю свою жизнь Иеро лишь однажды пришлось видеть, как горит пергамент.
В годовщину Истинного Писания сжигали Подменное Писание. Не само Подменное Писание, разумеется, то предал огню сам величайший Лек-Сий, а его имитацию — один лист с ложным Символом Веры. Пергамент ценили, и трепетно относились к каждому клочку. В быту, для повседневных, мелких записей пользовались бумагой, оставляя пергамент для записей чрезвычайно важных.И вот кто-то его безжалостно сжег. Рон? Но откуда вообще мог быть пергамент у Рона? Лишь заклинатели высоких степеней имели право пользоваться им. Да и дорог пергамент. А уж в пограничном поселении и вовсе диковинка.
Он заметил потемневший обрывок на решетки очага. Да, пергамент.
«евероят… чудовищ» — было на нем выведено мелким почерком.
Он бережно расправил лист и положил его в маленький цитатник Лек-Сия. Такие цитатники, сделанные собственноручно, были у каждого семинариста, у каждого священника всегда с собой.
«Евероят… чудовищ». Невероятное чудовище? Невероятная чудовищность? Да это же запись пера Кельвина! Кому же еще писать на пергаменте в поселении Но-Ом!
Как и прошлым вечером, Иеро услышал шаги.
Тело не веревка, не спрячешь. Да и не к чему.
— Пер Иеро — раздался знакомый голос за дверью. — Пер Иеро. Вы дома?
— Входите!
Нет, он ошибся. Это была не Лора. Абигайль Хармсдоннер.
— Пер Иеро, я хотела спросить вашего совета и пото… Пер Иеро, что случилось? Это… Это ведь Рон?
— Да, это Рон.
— Он… Он мертв, пер Иеро?
— Да, госпожа Хармсдоннер.
Абигайль Хармсдоннер посмотрела на петлю вокруг шеи, потом на балку.
— Он повесился, — это уже был не вопрос, утверждение.
— Похоже на то, — мрачно подтвердил Иеро. — Присядьте, госпожа Абигайль. Или вы предпочтете выйти?
— Я многое видела в жизни, пер Иеро, и если я могу быть полезной… — Абигайль не окончила фразу. И так ясно.
Иеро поднял опрокинутый табурет. Несчастный, несчастный Рон.
Он встал на табурет, затем ножом перерезал вторую петлю, петлю, которой ремень крепился к балке.
Тот самый, вчерашний ремень. Или очень на него похожий.
И узел…
Вот, значит, как обстоят дела!
— Госпожа Хармсдоннер, не могли бы вы сходить за мужем?
— Да, пер Иеро, бегу, — она поставила в уголок котомку, заметив взгляд Иеро пояснила: — Ваш ужин…
— И передайте, пусть позовут киллмена Брасье, — сказал он вдогонку.
Он проверил — вчерашнего ремня на месте не оказалось. Знал бы — изрубил на кусочки. Хотя это вряд ли бы помогло.
Затем осмотрел шею, руки Рона. Самая обыкновенная шея. Самые обыкновенные руки — одна здоровая, другая еще больная. Так и не выздоровеет никогда.
Иеро представил себе Аббата Демеро. Был бы он здесь, что бы он сделал? Наверное, спросил бы:
— Итак, Иеро, что тебе кажется странным?
— Этот узел, Аббат Демеро.
— А именно?
— Привязать ремень к балке таким узлом можно только обеими руками, Аббат Демеро. Стоя на табурете, подняв обе руки вверх. А у Рона рука осталась на перевязи. Не мог он этого сделать.