Первое дело Мегрэ
Шрифт:
На лице больного не отражалось ни малейшего волнения. Спокойно он смотрел на женщину, которая когда-то была его женой, потом слегка повернул голову, чтобы удостовериться, что Мегрэ еще не ушел…
…Дойдя до этого места в своем рассказе, Мегрэ заметил:
— Я мог бы поклясться, что он просил меня положить конец этой очной ставке.
— Ты рассказываешь о нем так, будто давно его знаешь…
А разве нет? Мегрэ никогда раньше не встречал Франсуа Келлера, но за долгие годы работы сколько подобных людей раскрывали перед ним душу в тиши его кабинета! Конечно, точно такого случая
— Мадам Келлер не выразила ни малейшего желания побыть возле больного, — продолжал Мегрэ. — Уходя из палаты, она хотела было раскрыть сумку и достать деньги, но, к счастью, этого не сделала… В коридоре она спросила у меня: «Вы считаете, что он ни в чем не нуждается?» Я ответил, что у него все есть, но она не успокоилась: «Может, оставить для него некоторую сумму у директора больницы?.. Франсуа наверняка чувствовал бы себя лучше в отдельной палате…» — «Сейчас нет свободных палат». Она все не уходила. «Что еще от меня требуется?» — «В настоящую минуту — ничего. Я пришлю к вам инспектора, и вы подпишете бумагу, удостоверяющую, что это действительно ваш муж…» — «А зачем, раз это он и есть?» Наконец она ушла…
Позавтракав, супруги засиделись за чашкой кофе. Мегрэ раскурил трубку.
— Потом ты вернулся в палату?
— Да. Несмотря на укоризненные взгляды старшей сестры…
— Тубиб по-прежнему молчал?
— Да… Говорил я один — и очень тихо: около соседа по койке хлопотал студент-медик.
— Что же ты ему сказал?
Для госпожи Мегрэ этот разговор за кофе таил в себе неизъяснимую прелесть, ибо муж, как правило, ничего не рассказывал о своих делах. Обычно он звонил ей по телефону, говорил, что не придет к завтраку или к обеду, а иногда даже — что проведет ночь у себя в кабинете или же в другом месте, и она узнавала подробности только из газет.
— Я уж не помню, что ему сказал… — смущенно улыбнулся Мегрэ. — Мне хотелось завоевать его доверие… Я говорил ему о Леа, поджидавшей меня на улице, о его вещах, которые лежат в надежном месте, о том, что он получит их, когда выйдет из больницы… Мне показалось, что это было ему приятно. Я еще сказал, что если не хочет, он может больше не встречаться с женой, что она предложила оплатить ему отдельную палату, но сейчас свободных палат нет… Наверное, со стороны это выглядело так, будто я читаю молитву. «Вас можно было бы поместить в частную клинику, но я подумал, что вы предпочтете остаться здесь», — сказал я ему.
— А он по-прежнему молчал?
— Я знаю, что это глупо, — несколько смущенно промолвил Мегрэ, — но я уверен, что Келлер одобрял мои действия. Должно быть, мы отлично понимали друг друга… Я попробовал снова заговорить о покушении. «Это произошло, когда вы спали?» — спросил я. — Все это напоминало игру в кошки-мышки. Я убежден, что он просто-напросто решил ничего не говорить. А человек, который способен столько лет прожить под мостами, способен и хранить молчание.
— Почему же он молчит?
— Не знаю.
— Может, хочет кого-нибудь выгородить?
— Не исключено.
— Кого же?
Мегрэ встал и пожал широкими плечами.
— Если бы я знал, то был бы господом богом… Мне хочется ответить
тебе словами профессора Маньена:«Я не умею творить чудеса».
— В общем, ты так ничего и не узнал?
— В общем, да…
Впрочем, Мегрэ покривил душой. У него почему-то сложилось прочное убеждение, будто он уже многое знает о Келлере. И хотя они по-настоящему еще не были знакомы, между ними уже установился некий таинственный контакт.
— В какую-то минуту…
Он помедлил, словно боясь, что его обвинят в ребячестве. Но что поделаешь: должен же он выговориться!
— В какую-то минуту я вынул из кармана шарик… По правде говоря, я сделал это неумышленно: он просто оказался у меня в руке, и я решил положить его Тубибу на ладонь… Вид у меня, конечно, был весьма нелепый… А он — лишь прикоснулся к шарику — сразу его узнал. Что бы там ни говорила медсестра, я уверен, что лицо его просветлело и в глазах загорелись радостные, лукавые огоньки…
— И все же он не раскрыл рта?
— Это совсем другое дело… Ясно как божий день, что он мне не поможет… Он, по всей вероятности, твердо решил молчать, и мне придется доискиваться до сути одному…
Неужели именно это обстоятельство так взволновало Мегрэ? Жена почти не помнила случая, чтобы он с таким воодушевлением, с таким увлечением расследовал какое-нибудь дело.
— Внизу меня поджидала Леа, жуя табак, который я ей дал. Я высыпал ей на руку все содержимое своего кисета.
— Ты думаешь, она что-нибудь знает?
— Если бы она знала, то рассказала бы. У таких людей чувство солидарности развито гораздо сильнее, чем у тех, кто спит под крышей… Я уверен, что они расспрашивают друг друга и параллельно со мной ведут свое маленькое следствие… Она сообщила мне один любопытный факт, который может прояснить ситуацию: оказывается, Келлер не всегда жил под мостом Мари. Он, если можно так выразиться, поселился в этом квартале всего два года назад.
— Где же он жил раньше?
— Тоже на берегу Сены, но выше по течению, на набережной Рапэ, под мостом Берси.
— И часто они меняют место жительства?
— Нет. Это для них так же сложно, как нам поменять квартиру. Каждый привыкает к своей норе и дорожит ею.
Он налил себе рюмку сливянки и выпил — для бодрости духа и в награду за рассказ. Потом взял шляпу и поцеловал жену.
— До вечера!
— Ты вернешься к обеду?
Этого он и сам не знал. Собственно говоря, Мегрэ даже не представлял себе, за что ему теперь взяться.
Торанс с утра проверял показания страхового агента и его друга-заики. Он, очевидно, уже допросил консьержку с улицы Тюрен и виноторговца, имевшего лавку на углу улицы Фран-Буржуа.
Скоро станет известно: правдива ли история с собакой или придумана для отвода глаз. Впрочем, если даже все и подтвердится, это вовсе еще не значит, что двое друзей не могли напасть на Тубиба.
Но с какой целью? На этот вопрос комиссар пока не мог ответить.
Ну, а зачем, скажем, госпоже Келлер топить мужа в Сене? И кому она могла это поручить?
Как-то раз при столь же таинственных обстоятельствах был убит один чудаковатый бедняк. Тогда Мегрэ сказал судебному следователю: