Первое дерево

Он выговорил одно-единственное слово:

— Ном!

Часть третья УТРАТА

Глава 19 Колдун

От этого имени воздух заледенел и, казалось, содрогнулись стены Удерживающей Пески.

Ковенант словно свысока, из дальней дали смотрел на отшатнувшегося Касрейна-Круговрата. В страхе кемпер уронил даже свой монокль. Его старческое лицо исказилось от ужаса и превратилось в маску смерти. Но он уже не мог вернуть назад того, кого позвал Ковенант. Страх смерти взял верх, и кемпер бросился наутёк. Железная дверь с лязгом захлопнулась за его спиной, и загремели засовы. Но все эти звуки ни о чём не говорили Ковенанту. Все его органы чувств функционировали нормально: он осознавал степень приближающейся опасности, понимал тяжёлое положение своих друзей и знал, что нужно делать. И всё же чувства его были ещё как бы затуманены. Связь между восприятием и действием, между фактом и оценкой осуществлялась пока слишком медленно. Сознание широкой волной хлынуло в брешь, пробитую Линден, но расстояние было велико, и его невозможно было пройти за одну минуту.

Поначалу воспоминания неслись галопом: детство, период полового созревания… Волна памяти захлестнула его и как очистительный, исцеляющий огонь прокатилась по мозгу. Яркой вспышкой осветилась его свадьба, годы брака и писательства. Но тут процесс замедлился. Да, тогда, когда ещё не вышел его первый роман, когда ещё не родился сын, они с Джоан были безмятежно счастливы в Небесной ферме, и ему казалось, что жизненная энергия бурлит в нём, переполняет его и всё идёт наилучшим образом. Но на поверку оказалось, что он изначально построил свою башню из слоновой кости на песке. Его бестселлер оказался не более чем пустышкой, данью его эгоизму. А брак был разрушен его безвинным преступлением, заключавшимся в том, что он подцепил проказу.

То, что было после, лучше бы вообще было забыть.

Силком навязанную изоляцию, медленно созревавшее в нём отвращение к себе, что в конечном итоге привело его к специфическому комплексу неполноценности, полусумасшествию, свойственному прокажённым. И как пик крушения всей его жизни — первый визит в Страну. Не успев там оказаться, он тут же изнасиловал первую отнёсшуюся к нему с симпатией женщину. Он изводил и мучил всех, кто пытался ему помочь. Не ведая, что творит, он покорно шёл по проторённой для него Лордом Фоулом стезе, ни разу не оглянувшись, пока наконец случайно не столкнулся с последствиями своих деяний. И они ужаснули его. Но и тогда он бы продолжал упорно двигаться к полному разрушению личности, если бы рядом с ним не оказались такие люди, как Морэм, Баннор и Идущий-За-Пеной. Люди, чья доблесть и умение любить заставили его произвести переоценку ценностей. Но даже сейчас, много лет спустя, его сердце разрывалось от горя при одной мысли о том, что он сделал со Страной и её жителями. Горе, причинённое им, перевешивало те жалкие крохи добрых дел, которые он совершил для них.

Его крик эхом отдался в мрачном чреве камеры. Друзья рванулись к нему, внезапно рухнувшему на колени на камни пола. Однако в данную минуту он не помнил о них.

Но он не был раздавлен обрушившейся на него глыбой памяти. Да, он был изранен; да, кругом виноват; но раскаяние его было искренним. И проказа научила его быть сильным. В тронном зале Яслей Фоула, оказавшись лицом к лицу с Презирающим, он постиг суть парадокса, на котором была построена вся его жизнь. Разрываемый между самоотвращением и чувством собственного достоинства, между неверием и любовью, познав и отринув сущность Презирающего, он обрёл свою истинную силу. И сейчас он ощущал в себе её биение. Брешь затянулась, и он обрёл себя теперь уже окончательно.

На глаза навернулись слёзы. Линден вновь его спасла. Единственная встреченная им за все эти долгие одиннадцать лет женщина, которую не испугала его болезнь. И ради него она упорно, без всякой меры и оглядки подвергала себя риску. Он перед ней в неоплатном долгу. Даже представить невозможно, какой ценой ей удалось его исцелить.

Ковенант попытался подняться на ноги, но в этот момент пол камеры содрогнулся. Послышались глухие удары, словно где-то вдалеке кто-то крушил гранитные стены донжона. Потолок в мгновение ока затянулся сетью трещин, и из них посыпалась тончайшая пыль. Пол снова дрогнул. Железная дверь камеры зазвенела.

— Это песчаная горгона, — хладнокровно заметил кто-то. По невозмутимой интонации Ковенант признал Бринна.

— Томас Ковенант. — В голосе Первой не осталось ни следа от былой железной твёрдости, он дрожал от страха. — Друг Великанов! Избранная что, решила тебя убить? А за компанию с тобой и нас всех — скопом? Сюда идёт песчаная горгона.

Но он не мог ей ответить. Дар речи к нему ещё не вернулся. Вместо ответа он обернулся лицом к дверям, расставил ноги и покрепче упёрся ими в ходящий ходуном пол.

Но кольцо не повиновалось ему. Яд, служивший катализатором дикой магии, был заблокирован элохимами, и до тех пор, пока он вновь не начнёт действовать, должно пройти какое-то время. А пока Ковенант не мог воспользоваться своей силой. И всё же он был готов. Линден все предусмотрела и сумела одним ударом и предостеречь его, и изгнать Касрейна.

Рядом с Ковенантом возник Финдейл. Его отчаяние было беспредельным. Однако он держал себя в руках.

— Не делай этого, — тихо сказал элохим. — Ты что, хочешь разрушить Землю? Солнцемудрая жаждет смерти, но хоть ты-то будь умнее. Отдай кольцо мне! — И он протянул руку.

В ту же секунду тлеющие угольки старинной ярости Ковенанта вспыхнули, и внутри него загудело пламя.

Удерживающая Пески содрогалась от мощных ударов, её древние камни трещали — казалось, что она вот-вот рухнет. Но истинная опасность была намного ближе: в конце коридора раздался грохот бегущих шагов.

Ковенант приготовился к битве и ещё крепче упёрся ногами в пол.

Шаги достигли дверей, и на секунду всё стихло.

— Горячая Паутинка, я люблю тебя! — с болью простонал Красавчик.

Ном заколотила лапами-таранами по железной двери, и там, где она ударяла, металл разрывался с лёгкостью бумаги.

Металлический звон разлетелся по всему донжону. Горгона действительно обладала мощью достаточной, чтобы разнести всю Удерживающую Пески по камешку. В дыре показалась её безликая морда — тупой невыразительный обрубок. И тем страшнее казалась дикая звериная злоба этой твари — её бешеная ярость была не преходящей эмоцией, а постоянным состоянием души. Если у неё была душа. И всё же, несмотря на то что она не имела глаз, всем было понятно, что она стремится именно к Ковенанту.

Дверь наконец разлетелась, и Ном атаковала Неверящего с такой яростью, словно хотела пробить им стену и вышвырнуть наружу.

Человеческая плоть и скелет не способны устоять против такого мощного натиска. А яд Презирающего всё ещё был блокирован, хотя никак не ослаблен и не очищен элохимами. Но песчаная горгона сама по себе являлась воплощением дикой силы.

За мгновение до того, как Ном обрушилась на него, Ковенант исчез в факеле белого пламени.

Дикая магия, ключ к Арке Времени, сила, не подчиняющаяся никакому Закону, не ограниченная ничем, кроме личностных качеств своего владельца. Некогда у Лорда Морэма вырвались пророческие слова: «Ты и есть белое золото», и Ковенант жизнью доказал правоту друга. Он уже достиг высшей точки накала: белое пламя гудело, извергаясь из самого сердца, словно из серебряного горна.

— Нет! — отчаянно закричал Финдейл.

Песчаная горгона обрушилась на Ковенанта. По инерции его отбросило к стене. Но он едва почувствовал удар: белое пламя надёжно защищало его от боли и любых повреждений. Оно было внешним выражением его проказы, и омертвевшие нервы снимали всякие ограничения. Не будь этого болезненного онемения, он не смог бы выдержать столь высокого напряжения. Яд жадно устремился в атаку, разливаясь по его организму. Рубцы от клыков на искалеченной руке заполыхали алым, словно глаза Презирающего. Ни о чём не думая, машинально, он грудью встретил атаку горгоны и остановил её.