Первое открытие [К океану]
Шрифт:
— Я должен предварить вас, господа, — продолжал капитан, — что времени остается мало. Мы с вами должны ясно сознавать, что если не мы, то некому больше. Мы не исполним своего долга — все рухнет, рано или поздно иностранцы займут Амур. А позволения на опись устьев реки нет, и мы не смеем производить ее под страхом ответственности. Инструкция на опись устьев Амура, лимана, а также юго-восточного берега Охотского моря хотя послана на утверждение, но еще не утверждена государем. Генерал-губернатор Восточной Сибири Муравьев хлопочет об ее утверждении, и он прислал мне неутвержденную копию этой инструкции. Иначе говоря, у нас есть инструкция, которая не действительна.
— Господа! — волнуясь заговорил Халезов. — Тут... Я хочу сказать, что с нашей стороны все готово.
— Все согласны, Геннадий Иванович! — воскликнул Гейсмар.
— Если задержимся, то все упустим, — сказал Грот.
— Господа, мы обязаны действовать смело и решительно, — заговорил Казакевич и подумал: «Зачем напрасно говорить так много! Всем ясно и без этого».
— Англичане действительно могут захватить! — звонким мальчишеским голосом сказал Ухтомский.
— Благодарю, благодарю! — ответил тронутый Невельской.
Офицеры долго еще не могли успокоиться.
— Принимая ваше согласие, я изложу вам план действий. Мы должны начать подготовку немедленно... Рядом с нами стоит транспорт «Иртыш». На него мы перегрузим все, что следует отправить в Охотск, с тем чтобы не заходить в этот порт.
В каюте было жарко, пот выступил на лицах офицеров...
— Мы обязаны объяснить команде всю важность предстоящих исследований, конечно сохраняя в тайне, что идем на открытие без утвержденной инструкции.
— Где же начнем? Как вы решаете?
— Мы начнем там, где адмирал Крузенштерн нашел сильное течение у восточного берега Сахалина. Крузенштерн высказал предположение, что там находится один из рукавов Амура, что река Амур как бы перерезает весь остров пополам и выходит здесь в океан...
— Итак, идем! — пылко и торжественно говорил мичман Грот, выходя от капитана.
— Я предвижу величайшие события! — отвечал Ухтомский.
Юнкер и мичман поднялись на палубу. Блестела вода. На месте Петропавловска на черном хребте горел одинокий огонек. В стороне, на вершине сопок, проступал блеск льдов. Еще дальше словно мерцало зарево — там, в глубине неба, виднелось огненное дыхание кратеров.
А в каюте капитана долго еще шел разговор о том, что надо сделать для быстрой разгрузки транспорта, для ремонта и снабжения…
Глава сорок пятая
НА ОПИСЬ
Большая толпа народу собралась на пристани.
— Ну, уж и привезли! — раздались робкие голоса чиновниц. — Все шито-крыто!
— Да что же это такое?!
Камчатские жители привыкли, что сукно и обмундирование выгружались поштучно, видно было каждую вещь.
Тюки и ящики под ропот толпы нагрузили на подводу и повезли в склад. Машин с палкой в руке, мокрый и злой, шагал следом.
— Открыть вот этот тюк! — приказал он рабочим, когда пустая подвода выехала обратно на пристань. В тюке должно было находиться сукно. — Тише, парень, не перестарайся! Тяни! — решительно приказал Машин, когда рогожу распороли. — Ну, как?
Офицеры, писари, чиновники затаив дыхание смотрели на распоротый тюк.
— О господи! — пробормотал какой-то старик.
— Ну, что там? — спросил начальник.
— Сукно,
Ростислав Григорьевич, — удивленно ответил рабочий.— Сукно! — заговорили в толпе.
— Сукно! — воскликнул Машин. — Ей-богу, сукно! И славное суконце!
— Позвольте, позвольте! — напирали на него со всех сторон.
— Попрошу, господа, оставить складское помещение! — хрипло закричал Машин.
Он выгнал всех и в беспокойстве стал открывать тюк за тюком. Товары были хороши. Машин пошел на пристань и велел на месте разбить пару ящиков, все еще беспокоясь, нет ли обмана.
Камчадалы и солдаты живо разломали доски.
— Капитан желал как можно лучший груз доставить в Петропавловск, — говорил мичман Грот, распоряжавшийся разгрузкой, — сам ездил на склады, подавал жалобы на чиновников, выдержал целую войну против них, дошел из-за этих грузов до министра! А вы выказываете какое-то странное недоверие.
На «Байкал» явился сам Машин.
— Геннадий Иванович! Дорогой мой! — вскинув обе руки, воскликнул он еще на трапе. — Сукно преотличного качества! Не бывало такого! Куртки, брюки, белье — все самое лучшее. Позвольте вас обнять, мой дорогой, — поднявшись на борт, продолжал он. — Простите меня великодушно, дорогой мой, но ведь я сперва подумал, что в тюках, верно, привезли одну гниль. Иначе, думал, быть не может.
И, забыв свой чин капитана первого ранга, добродушный Машин крепко обнял Невельского.
— Ведь вы, дорогой мой, избавили Камчатку от голода и нищеты. Таких грузов к нам никогда не привозили. Напишу непременно об этом генерал-губернатору и в Петербург. Я просто не знаю, как благодарить вас. Уж я слышал от ваших офицеров, каково вам пришлось из-за этого груза в Петербурге. Ну, чем мне благодарить вас? Да, может быть, дорогой мой, вы напрасно всполошились? Вот-вот придет судно и инструкция...
...Офицеры обедали у Машина. Окна столовой были открыты, занавески раздувал ветер с моря, слышались крики чаек и шум на пристани.
— Долго не могла я привыкнуть тут, — улыбаясь, рассказывала дебелая хозяйка. — Бывало, сижу одна, а кит подойдет вот сюда, под самые окна, да как фыркнет! Ну, у меня, верите ли, с непривычки вся душа заноет.
— Жизнь тут скучна и однообразна, — говорил Машин. — В городе нет ни единой целой крыши. Ничего своего, кроме рыбы да зверя. Все строено из привозного леса. Даже бревен настоящих у нас своих нет! Муки нет. Вот нынче вышла задержка с доставкой муки из Охотска, и голод начался. А ведь это случайность, что вы муку привезли. Правда, тут гавань прекрасная! А за бревнами для построек посылаем транспорты бог знает куда. Много тут не настроишь. Обыватели плетут свои хатенки из прутьев, мажут глиной. Живешь как зверь. Газеты приходят на другой год.
— И в этом пункте у нас хотят видеть оплот русского влияния на Тихом океане! — отодвигаясь от стола, воскликнул Невельской. — Да какая бы ни была тут прекрасная гавань, что в ней толку, когда нет внутренних путей, ведущих к ней! Когда-нибудь построится железная дорога сюда через Сибирь. А пока тут надо держать особый флот, чтобы транспортировать сюда продукты и товары.
— Да будто бы на Камчатке нет леса? — спросил Халезов.
— Да как же нет! Есть, — ответил Машин. — Великолепный строительный лес растет — аянская ель, лиственница, но все это за хребтами, в долине реки Камчатки. А у нас леса не годятся для построек. Хороший лес приходится сплавлять по реке, а с устья возить на транспортах вокруг всего полуострова... Так ведь и хлеб у нас может родиться. Вон в Мильково давно хлеб сеют, кормят себя.