Первое Полоцкое сражение (боевые действия на Западной Двине в июле-августе 1812 г.)

«Удивительно, — писал Бутурлин, — что в продолжение одного дня обе стороны, попеременно, сделали ту же самую ошибку… Одинаковые причины необходимо должны произвесть и одинаковые следствия. Вердье потерпел столь же совершенное поражение, как и Кульнев». Этот вывод воспроизвёл и Данилевский, подчеркнув, что «Кульнева можно еще извинить, ибо, после поражения Удино при Клястицах, он полагал неприятеля в расстройстве и хотел воспользоваться тем. Напротив, Удино одержал верх только над одним авангардом нашим и, следственно, отряжая Вердье без подкрепления, предавал его на жертву графу Витгенштейну, вблизи стоявшему». То же повторил и Богданович: «Весьма замечательно, что, в течение одного дня, обе стороны сделали одинаковую ошибку… Но ошибка первого более извинительна, в том отношении, что он, имея дело с разбитым неприятельским корпусом, надеялся воспользоваться его расстройством; напротив того, Удино не имел никакой основательной причины предполагать, чтобы поражение Кульнева могло оказать невыгодное влияние на главные силы Витгенштейна».

Удино ни словом не упомянул о том, что произошло во второй половине дня, но зато весьма детально расписал причины своего отступления. «Корпус Витгенштейна, — сообщил он в 22 часа из Белого, — помимо авангарда под командой генерала Кульнева, состоит теперь из трёх дивизий, 5-й, 7-й и 14-й. В целом его силы оцениваются в 30.000 пехотинцев и 7.000 кавалеристов, включая отряды кавалергардов, гусар, улан и кирасир гвардии. Я слишком далёк, Ваша светлость, быть в данной ситуации настолько благодушествующим, поскольку армейский корпус значительно ослаблен из-за потерь, которые он понёс в различных делах, больных и дезертиров из числа иностранных солдат. Я велел отвезти в Полоцк, который я рассматриваю как плацдарм, орудия, взятые у неприятеля. Жалкое состояние, в котором находятся упряжки полковой артиллерии, вынудило меня также отослать в Полоцк по одной пушке из полка… Именно голландцы не выдерживают ни маршей, ни лишений, неизбежно связанных с нашим положением. Что касается линейной артиллерии, то я употребляю все средства, чтобы поддерживать её в наилучшем состоянии, обеспечивая её сменой лошадей. Ваше сиятельство знает, что я воздерживаюсь от всяких бесполезных жалоб. Но я не могу скрыть от вас, что вчера, преследуя противника, я опасался в одно мгновение потерять выгоды дня. Плохое питание людей делает их столь слабыми и столь немощными, что малейшая работа быстро их подавляет. К концу дня не только ослабевает пыл войск, но я замечаю, что все они становятся отстранёнными и это заставляет меня отвести их за Дриссу. С другой стороны, лошади изнурены, и будет необходимо дать им немного отдыха; эти соображения и новость, которую мне доставили, что противник, изменив план, пытается маневрировать в моём тылу и отрезать от мостов на Двине, вынудили меня вновь приблизиться к Полоцку».

Этот рапорт доставил императору адъютант маршала капитан Ж.Ф. Жакмино, которому тот просил присвоить звание шефа эскадрона. Кроме того, рапорт Бертье подал другой адъютант маршала, лейтенант А. де Терме. Он сообщил, что 2-й корпус три дня подряд сражался с неприятелем, отбил у него 15 орудий и взял около 2.000 пленных, «но этот успех стоил дорого. ІІ-й корпус имеет здесь более 2.000 раненых, многие его полки понесли огромные потери, особенно 26-й лёгкий и 56-й линейный,и хотя авангард г. Витгенштейна был полностью разбит, но я не думаю, что ІІ-й корпус сможет выдержать один против общей атаки. Маршал, кажется, полагает, что, несмотря на сегодняшнее преимущество, он должен приблизиться к Полоцку».

Вслед за Удино, автор 11-го бюллетеня «Великой армии» упомянул лишь о приятных для французской армии событиях этого дня: «1 августа неприятель имел глупость перейти Дриссу и выстроиться к бою перед II- м корпусом. Герцог Реджио позволил перейти реку половине неприятельского корпуса и, когда около 15.000 человек и 14 пушек были задействованы по эту сторону реки, он демаскировал батарею из 40 орудий, которая в течение получаса вела обстрел. В то же время дивизии Леграна и Вердье двинулись вперёд шагом атаки со штыками наперевес и сбросили 15.000 русских в реку. Захвачены все пушки и зарядные ящики, 3.000 пленных, среди которых множество офицеров и адъютант генерала Витгенштейна, а 3.500 человек убиты или утонули, таков результат этого дела… Герцог Реджио высказал наибольшие похвалы генералу графу Леграну, хладнокровие которого было замечательно на поле боя. Он много хвалил поведение 26-го полка лёгкой пехоты и 56-го полка линейной пехоты». [86]

86

Fabry. II. 391; III. 25–26, 134-35; IV. Annexe. 36; Schumacher. 83; Pils. 116; Calosso. 56; Sauzey. V. 390; Marco de Saint-Hilaire. 238; Boutourlin. II. 28–29; ВУА. XVI. 236-37; XVII.292; Харкевич. III. 87; Бутурлин. 1. 344; Михайловский- Данилевский. 145; Богданович. I. 365-67; Поликарпов. 211-12. Марбо писал: “Я не захотел бросить четырнадцать орудий, захваченных этим утром моим полком. Поскольку лошади, на которых противник привёз эти пушки, попали в наши руки, мы запрягли их и привезли артиллерию на наш следующий бивуак, а оттуда этот славный трофей храброго 23-го полка был следующей же ночью направлен в Полоцк. Наши четырнадцать пушек сразу принесли большую пользу при защите этого города» (Марбо. 546).

Витгенштейн писал, что у неприятеля «1-я дивизия, составленная из одних французских войск, почти вся истреблена», что за 3 дня боёв «противник потерял почти 10.000 человек, из которых 3.000 пленных, и почти все свои багажи». Потери французской стороны в офицерах в тот день составили 54 чел. [87]

Позже Удино представил список потерь, понесённых 30, 31 июля и 1 августа:

соединение	убиты	ранены	пленены	пропали	офицеры	солдаты	офицеры	солдаты	офицеры	солдаты
солдаты
6-я дивизия	16	233	69	1.885	5	245	413
8-я дивизия	6	128	35	788	7	429	296
9-я дивизия	4	27	4	48
кирасиры	4	17	7
лёгкая кавалерия	2	71	11	93	3	119	20
итого:	24	440	115	2.810	19	848	729

87

1 августа потери в офицерах понесли: 11-й (17, в т. ч. лейтенант Ж. Вентурини, будущий мемуарист), 26-й (5) лёгкие, 2-й (14), 19-й (10), 37-й (4), 56-й (10), 128-й (2) линейные, 2-й швейцарский (1) и 23-й конно-егерский (4) полки, рота 3-го конноартиллерийского полка (2). Отличился орлоносец 2-го линейного полка, лейтенант Ж.Б. Курсьяль, который «был поражён в живот картечной пулей, но прекратил сражаться лишь тогда, когда получил три других ранения» (Martinien. 118, 164, 206, 247, 358, 415-16, 450, 492, 607, 649; Dictionnaire des braves de Napoleon. T. 1. Paris, 2004. P. 198–99).

Наиболее пострадавшими были 6-я (90 офицеров, 2.776 солдат) и 8-я (48 офицеров, 1.638 солдат) дивизии, а всего потери 2-го корпуса составили 5.022 чел. (158 офицеров, 4.864 солдата), или 17 % от наличного состава; генералы Вердье и Кастекс были легко ранены.

Свои потери Витгенштейн определил в 3 тыс. чел., включая 400–500 пленных, в том числе 3 офицера. По более точным подсчётам, русские войска потеряли убитыми 1 генерала, 10 офицеров, 1.195 солдат, ранеными 1 генерала, 29 офицеров, 2.502 солдата, пропавшими без вести 7 офицеров и 504 солдата (потери нижних чинов подсчитаны за три дня боёв, всего 4.201 чел.). По расчётам Кукеля, всего потери составили 4.300 чел., или около 20 % личного состава. Среди раненых, помимо Витгенштейна, были полковники Луков и Штаден, подполковник Сухозанет и майор Нейдгардт, за отличие при Клястицах произведённый в подполковники. В награду за отличие в сражениях при Якубове, Клястицах и Головщице Витгенштейн получил орден св. Георгия 2-й ст. и пенсию в 12 тыс. руб., Берг и Яшвиль — производство в генерал-лейтенанты, Довре — 5 тыс. руб. и пенсию, равняющуюся жалованию, Казачковский и полковник Дибич 2-й — св. Георгия 3-й ст., Каховский — св. Владимира 2-й ст., Балк и князь Сибирский — св. Анны 1-й ст., Гельфрейх — золотую шпагу, украшенную алмазами, артиллерии полковник Штаден — св. Георгия 4-й ст. [88]

88

Fabry. III. 334, 573; IV. Annexe. 37; Kukiel. II. 46; Бутурлин. 1. 345; Богданович. I. 366, 530; Поликарпов. 212-15.

21 июля Витгенштейн приказал всем войскам корпуса, кроме авангарда, собраться завтра в корпусной квартире и «в 9-ть часов быть войскам в полуформе готовым для принесения благодарения Всевышнему за одержанную нами победу… и для отдания последнего долгу убитому храброму генералу Кульневу, причем быть и 4-м эскадронам Гродненского гусарского полка». «21 числа июля, — пишет Антоновский, — был парад при погребении тела генерал-майора Кульнева. Он тут же похоронен у какой-то каплицы (часовни) со всеми долженствующими почестями. Его оплакивали все, при том бывшие, как славного генерала, героя, а Гродненский гусарский полк, которого Кульнев был шеф — как отца… В разговорах между офицеров о важной потере в нашем корпусе Кульнева, полковник Рот на это возразил: “Кульнева гораздо более считают; он — потеря отечества”. Граф Витгенштейн сожалел о нем и, отдавая совершенную справедливость его достоинствам, открыто говорил, он не знает, кто бы мог ему заменить Кульнева». Действительно, весть о гибели знаменитого генерала вызвала сожаление во всём российском обществе. [89]

89

Харкевич. III. 87–88; Кравченкова. Сражение под Клястицами. 100. “В 1812 году, — писал Данилевский, — лишилась Россия многих отличных офицеров, но Кульнев принадлежит к небольшому числу счастливцев, имена коих сохранились в народном предании. Его воинские доблести, подвиги, даже причуды, странности носили на себе отпечаток духа высокого, предприимчивости необыкновенной” (Михайловский-Данилевский. 143; Богданович. I. 362-63).

Сражение при деревне Головщицы

После поражения своего авангарда Удино оставил позицию на левом берегу Двины и 2 августа отступил к Полоцку. Он сообщил Бертье: «Этим утром армейский корпус выступил со своей позиции между Белой и Сивошиной, направившись к этому городу. Противник стал более осторожным после урока, который получил вчера, он ничего не предпринимал, чтобы прервать этот марш… Лишь очень небольшое число казаков следовало за колонной, чтобы наблюдать за нашими движениями. Войска заняли следушую позицию: 5-я бригада лёгкой кавалерии на Невельской дороге; 6-я бригада лёгкой кавалерии на дорогах из Себежа и Дисны; 1-я пехотная дивизия впереди Полоцка на правом берегу; 2-я пехотная дивизия, 3-я пехотная дивизия, кирасиры, резервный парк на левом берегу Двины… Войска утомлены усталостью, и, если я буду вынужден сражаться, я не знаю, как мы будем стрелять по причине небывалого упадка сил у солдат, которые четыре дня находились под ружьём и почти непрерывно сражались.

Партия казаков приходила позавчера к Полоцку по Невельской дороге, но хорошее поведение маленького гарнизона, который я там оставил, не позволило им ничего предпринять. Предполагают, что они хотели сжечь наши мосты». Удино вновь подчеркнул, что русские имеют значительное численное превосходство над его войсками, что в рядах иностранных полков много дезертиров, так что дивизия Мерля имеет только 5.000 комбатантов, а весь корпус насчитывает всего 20.000 штыков. «Если император прикажет, чтобы я вновь предпринял наступление, будет необходимо, чтобы Его Величество предоставил в моё распоряжение больше войск, особенно выслав в Дриссу одну дивизию, это парализует мои операции; к тому же, она сможет работать лишь чрезвычайно медленно из-за нехватки инструментов; все местные лопаты и мотыги взяты последней весной русскими… Их всего только 900, из которых 300 я сохраню для работ, которые проводятся в Полоцке». В конце рапорта маршал вновь коснулся плохого состояни полковой артиллерии, которая не столько исполняет свою службу, сколько загромождает дороги из-за плохих упряжек и чрезвычайного невежества канониров. Он просил разрешения упразднить эту артиллерию, и за её счёт возместить потери в линейной и конной артиллерии.

М. Борисов. Генерал Я. П. Кульнев, 1812 год

При реконструкции использованы: воспоминания офицера 26-го егерского полка А.И. Антоновского, воспоминания Дениса Давыдова, воспоминания офицера Пермского пехотного полка А.И. Дружинина; миниатюрные портреты Кульнева, выполненные П.Э. Рокштулем (из собрания ГИМа); портрет Кульнева кисти неизвестного художника; акварельный портрет Кульнева, сделанный неизвестным художником; личные вещи Я. П. Кульнева

Смерть храброго генерал-майора Кульнева. Гоавюра С. Храмцова. Середина XIX в.

В тот день какой-то русский отряд обратился к Дисне, где стоял гарнизоном 3-й батальон 3-го швейцарского полка (4 роты) и был образован большой госпиталь. Русские атаковали обоз амбуланса, охрана которого была доверена капитану Гантену из 4-го швейцарского полка. Этот офицер попросил сикурса у гарнизона Дисны, и капитан Форрер в полночь поспешил к нему на помощь с двумя отборными ротами, и обоз ретировался в Дисну безо всяких потерь. После этого мост на Двине был разрушен, госпиталь эвакуирован, и небольшой отряд 3 августа вернулся в Полоцк. [90]

90

Fabry. III. 57–60; Chambray. I. 264; Schaller. 131-32; Maag. 73. Шумахер вспоминал: «Почти во всех местах, куда мы приходили, продукты были увезены или сожжены русскими, деревни были опустошены, жители убегали, увозя свою провизию, в большие окрестные леса. Во время своих маршей мы не встречали почти ничего другого, кроме жалких и необитаемых деревень, дома которых были бедными лачугами. Обозы животных, продуктов питания, боеприпасов, которые были предназначены нам, чаще всего подвергались атакам и отрезались казаками, которые передвигались вдоль наших колонн». Из-за перемен климата, отсутствия продуктов и прочих необходимых вещей, в армии появилось огромное число больных. «Госпитали или, лучше сказать, места, назначенные для сбора раненых и больных, находились слишком далеко от нас, и обозы этих несчастных чаще всего попадали в руки русских» (Schumacher. 83).