Первое Полоцкое сражение (боевые действия на Западной Двине в июле-августе 1812 г.)
Шрифт:
На кивере офицера клеёнчатый чехол. На руках крагены. И чехол и крагены — трофейные, французские, вооружение офицера состоит из сабли. Через левое плечо идет ремень от нагайки. Шпоры на сапогах отсутствуют, т. к. обер-офицерам не полагалось быть верхом
Удино сообщил, что русские остались на позиции у Свольны, и «день прошёл в наблюдениях с одной и с другой стороны». Он решил занять позицию при Полоцке и со 2-м корпусом отступил от Волынцев. Турн унд Таксис и Марбо уверяли, что при отходе в монастыре Волынцы была оставлена часть французских раненых. Удино велел Деруа вернуться из Белого к Лазовке. Деруа отдал приказ о порядке следования своих войск, [125] и сообщил королю: «Вечером 13-го я должен был оставить мою позицию при Белом и вновь двинуться к Лазовке, чтобы получить там последние приказы маршала герцога Реджио, который ретировался из Волынцев на другой берег Дриссы. Вскоре после моего прибытия в Лазовку, около полуночи я получил приказ маршала выступить и продолжить моё движение к Полоцку. Я двигался в течение примерно трёх часов и дал отдых моим очень измученным войскам, когда маршал прислал мне новый приказ отослать артиллерию назад в Полоцк и вновь направиться в Лазовку, которую он считал необходимой. Прежде, чем его исполнить, я должен был дать небольшой отдых моим войскам, которые были утомлены; тогда я получил приказ остаться там, где я нахожусь, и занять позицию». Фабри справедливо
125
Войскам следовало «отправиться по дороге из Белого примерно на одно льё от этого места, чтобы занять позицию, местоположение которой уже обозначено капитаном Эдлингером… Артиллерия также выступит с пехотой; батарея Халдера будет находиться между 1-м батальоном лёгкой пехоты и 1-м полком линейной пехоты Короля; батарея Бракка — между 1-й и 2-й бригадами, а батарея Ройса — на левом крыле 2-й бригады».
Удино донёс Бертье, что «русский армейский корпус построился в несколько линий на большом плато, которое протянулось вдоль Свольны и доминирует над берегами; эта не очень широкая река очень суживает русло, её берега круты, и она непроходима вброд. Днём русские перевели несколько лёгких войск на левый берег и угрожали моему правому флангу… Между тем, они ничего не предпринимали в центре и, кажется, находились там только для того, чтобы привлечь нас; но я не позволил нашим войскам их атаковать, потому что, приближаясь к Свольне, они подставлялись бы под огонь батарей, которые неприятель разместил на доминирующем правом берегу, огонь которых взял бы их во фланг». Внимательно осмотрев позицию неприятеля, Удино решил, что русские войска вдвое превосходят его собственные, что на ровной и открытой местности особенно опасно превосходство его кавалерии, и потому он не может переправиться через Свольню, «не подставив и не скомпрометировав свои войска». К тому же, 2-й корпус удалён на 8 льё от 6-го корпуса, который наблюдает за Себежской дорогой. «Я думаю, — заключил маршал, — что было бы ошибкой принимать или давать сражение в моей ситуации, и что обязательно следует занять позицию, которая свяжет меня с генералом Сен- Сиром; но прежде чем исполнить это решение, я хотел узнать мнение моих дивизионных генералов, которых я собрал у себя и которые не только единодушно присоединились к нему, но и убедили меня исполнить его».
По мнению Фабри, чтобы устранить последнее неудобство, достаточно было приблизить 6-й корпус и с помощью кавалерии наблюдать за Себежской дорогой. Имея два корпуса сконцентрированными, маршал мог свободно дать сражение русским, если бы они двинулись по этой дороге. Но, разместив свои корпуса на двух различных дорогах, Удино предпочёл отступить, чтобы сблизить их. Хорошо зная настроение Наполеона, маршал должен был отыскать правдоподобный мотив для такого отступления перед лицом неприятеля без единого выстрела. Чтобы снять с себя ответственность, он посчитал необходимым созвать своих генералов на военный совет, и те «не только единогласно присоединились к этому мнению, но и поторопили его в его исполнении». [126]
126
Fabiy. IV. 236-38, 294-95, 570, 662-63; Saint-Cyr. III. 61–62; Turn und Taxis. 51; Maillinger. 80; Marbot. III. 107; Volderndorf. III. 101; Heilmann. 210-11; Sauzey. V. 219; Kukiel. II. 119; Марбо. 550. Именно к этому времени следует отнести путаный рассказ Марбо (отнесённый им к 31 июля), о том, как Удино собрал военный совет и, вместо того, чтобы дожидаться подхода 6-го корпуса, “по совету артиллерийского генерала Дюлолуа, собрался идти навстречу баварцам, заставив всю свою армию отступить до самого Полоцка! Эта необъяснимая идея нашла очень живое противодействие со стороны генералов, собранных на совет”, особенно опытного Леграна. Ещё Р. де Систерне, издатель дневника Ф. Пиля, поставил под сомнение сей рассказ, обвинив Марбо, который критически судил обо всём с точки зрения простого шефа эскадрона, не зная важных документов, в необоснованной критике маршала (Марбо. 541; Pils. 120. Ann. 2).
14 августа дивизия Деруа дождалась подхода 2-го корпуса. Исполняя решение военного совета, войска Удино к утру расположились следующим образом: «5-я бригада лёгкой кавалерии, 3-я дивизия кирасир и 1-я пехотная дивизия в Лазовке, 2-я пехотная дивизия в Смоляках, 3-я и 19-я дивизии эшелонами позади неё. 20-я пехотная дивизия и 6-я бригада лёгкой кавалерии в Белом». По словам Д’Альбиньяка, «Сен-Сир остался в Белом с дивизией Вреде; лёгкая бригада Корбино выставила аванпосты до Сивошиной; она получила приказ возвратиться ко 2-му корпусу; 14-го она получила приказ вновь занять позицию в Сивошиной, таким образом, войска были изнурены бесполезными маршами и контрмаршами».
В 18 часов маршал написал из Смоляков: «Позиция в Лазовке плохая, отрезана лесом, местность очень пересечённая, там невозможно ни выстроить, ни применить артиллерию. Я предложил первой дивизии занять другую позицию. Генерал Гувьон-Сен-Сир не был побеспокоен на своей позиции в Белом, его разведки на Себежской дороге не обнаружили ничего, что указывало бы на движение неприятеля по этой дороге». По мнению Удино, Витгенштейн не высылал никаких отрядов, напротив, он концентрирует свои силы, поэтому невозможно без риска начинать против него наступление. «Я не должен скрывать, что баварцев невозможно рассматривать как помощь для меня, потому что, воистину, этот корпус находится в состоянии такой слабости, что даже страшно, и даже сам генерал Сен-Сир не скрывает от меня, что я не смогу извлечь никакой пользы, если они будут вынуждены проделать несколько маршей». Маршал сам проделал несколько льё пути вслед за одной баварской дивизией, и всё это пространство было усеяно мёртвыми и умирающими людьми. «Тем не менее, — заявлял Сен-Сир, — эти войска горели желанием померяться силами с неприятелем, хотя они не могли рассчитывать на свои физические силы».
Удино писал: «Я имею трёх бригадных генералов больными, из которых генерал Амэ легко ранен при падении со своей лошади, убитой под ним 11 числа. Сегодня я получил новости от герцога Тарентского по возвращении одного из наших эмиссаров; Он мне ответил, что не в состоянии содействовать в движении, которое я задумал… Противник на этом берегу захватил все запасы, и мы постоянно живём за счёт скотины, которую находим на левом берегу, так что через двадцать дней придёт конец нашим продуктам, и не известно, где их снова взять». В следующем письме он посетовал, что в этой болотистой местности дороги становятся непроходимыми для артиллерии и транспорта после малейшего дождя. «Я предложил разместить две дивизии, из которых одну баварскую, в окрестностях Полоцка; они найдут некоторые продовольственные средства на дорогах из Невеля и Витебска, где попадаются ещё некоторые запасы, всё остальное исчерпано. Я использую обстоятельства, чтобы увеличить число рабочих в Полоцке». Вечером Деруа отдал приказ дивизии выступить следующим утром, [127] чтобы занять позицию у Полоцка. [128]
127
«Все повозки амбуланса, боесприпасов и другие повозки, которые ещё могут находиться при полках и батальонах, также как и скот… должны направиться в Полоцк между 3 и 4 часами, чтобы освободить дорогу для следования колонны; они припаркуются на этой стороне города, справа и слева от дороги и будут там дожидаться прибытия колонны. Батарея Халдера выступит первой в 4 часа; батарея Бракка последует за ней; затем пойдёт 2-я бригада, потом 3-я и, наконец, 1-я пехотная бригада». Главная квартира расположится в Полоцке, охрану для неё выделит батальон Бернклау.
128
Fabiy. IV. 293-97, 386-87, 407, 663, Annexe. 49–50; Saint- Cyr. III. 62; Sauzey. V. 391; Pils. 121; Schoberl. 4; Heilmann. 211; Богданович. I. 385.
В 13 часов войска 1-го корпуса выступили к Полоцку, впереди шли два отдельных авангарда. Авангард генерала Гельфрейха направился прямо к Волынцам, [129] авангард полковника Властова — через Сивошино к Белому для обхода правого фланга неприятеля, [130] с целью заставить его отступить за р. Дрисса и тем получить возможность действовать на сообщения противника с Полоцком; он имел приказ ретироваться
в Якубово в случае атаки неприятеля. Главные силы 1-го корпуса (37 батальонов, 15 эскадронов, 80 орудий) следовали за Гельфрейхом. [131] Обнаружив приближение русских войск, Удино стал отступать через Филипово к почтовой станции Лазовка. Авангард Гельфрейха заночевал в Филипово, главные силы 1-го корпуса у Волынцев. [132]129
Состав: 25-й и 26-й егерский полки, 4 эскадрона Гродненских гусар, 3 сотни казачьего Платова 4-го полка, лёгкая рота № 26 (Бутурлин. I. 356; Богданович. I. 384; Поликарпов. 286, 288; Fabry. IV. Annexe. 48)
130
Состав: 24-й егерский полк, 1-й и 2-й сводные гренадерские батальоны 5-й дивизии, 4 эскадрона Гродненского гусарского полка, 2 сотни донского казачьего Платова 4-го полка, эскадрон майора Пряжевского Ямбургского драгунского полка, 6 орудий конной № 3 роты (Богданович. I. 384-85; Поликарпов. 286, 288-89; Fabry. IV. Annexe. 49).
131
Состав главных сил: 1-я линия Берга: Сводный кирасирский полк, батарейная № 5 рота, 23-й егерский полк, 4 пехотные полка 5-й дивизии, 1-й Сводный пехотный полк, батарейная № 28 и лёгкая № 9 роты, 2 эскадрона Ямбургского драгунского полка, Сводный гвардейский полк (14 бат., 9 эск.); 2-я линия Сазонова: 2 эскадрона Рижского драгунского полка, Сводный егерский полк, 6 орудий батарейной № 27 роты, 4 пехотных полка 14-й дивизии, лёгкая рота № 27, 2 эскадрона Рижских драгун (11 бат., 4 эск.); резерв Каховского: 2 эскадрона Ямбургских драгун, батарейная № 14 рота, 2 сводных гренадерских батальона 14-й дивизии, 6 запасных гренадерских батальонов, 2-й Сводный пехотный полк, 9 орудий конной № 1 и 6 орудий конной № 3 рот (12 бат., 2 эск.) (Богданович. I. 553-54; Fabry. IV. Annexe. 48–49).
132
Fabry. IV. Annexe. 49–50; Sauzey. V. 391. Антоновский писал, что “передовою нашею кавалериею нынешний день взято в плен один офицер и 100 баварцев рядовых, которых первый раз привел случай видеть” (Харкевич. III. 97).
Бои при Лазовке, Смоляках и Белой
Пиль вспоминал, что ранним утром 15 августа «маршал позволил всем войскам пройти перед собой; особенно сильно он был обеспокоен своим артиллерийским парком; лошади были чрезвычайно плохи, чтобы везти орудия и зарядные ящики через болотистую местность, которую предстояло пройти. Сидя на вязанке сырой соломы перед костром, разведённым из обломков брошенной старой тележки, командующий 2-м корпусом присутствовал при прохождении своей последней пушки — только тогда он последовал за движением своей армии, сопровождаемый швейцарской бригадой».
Дибич записал: «Противник продолжил своё отступление к Полоцку. Его арьергард хотел удержаться в Лазовке, чтобы охранять выход из теснины на дороге из Сивошино. Генерал Гельфрейх получил приказ незамедлительно занять это дефиле, чтобы обеспечить движение левого отряда; он атаковал французский арьергард и после довольно оживлённого дела отбросил его за Смоляки. Наш авангард провёл ночь возле этой деревни, отделённый от неприятеля ручьём. Главные силы и резерв оставались в нескольких верстах позади». Антоновский вспоминал, что «у деревни Смоляки французы остановились, начали удерживать наш напор, и завязалось в передней линии небольшое дело, продолжавшееся два или три часа, и потом стали отступать, а мы, по мере того, подавались вперед. Впрочем, ретирада их была в совершенном порядке. В избежание напрасной потери людей, мы не теснили их и тем давали время и свободу уходить от нас по добру-по здорову». В перестрелке были ранены 3 офицера, «нами взято в плен 200 человек отсталых, и, сверх того, оставлено в здешнем костеле, сколько можно в нем было вместить, больных и раненых, которых французы оставили нам».
«Полковник Властов, — пишет Дибич, — перешёл Дриссу в Сивошино почти без сопротивления и продвинулся до Боярщины, где остановился на ночь по причине присутствия отряда из 8.000 человек, который находился на позиции возле Белого. Генерал князь Репнин, отряженный к Дисне… отбросил противника за этот город, захватил французский госпиталь и запасы оружия, которые там находились, и вернулся затем на правый берег Двины». [133]
Вреде, стоявший у Белого, сообщил: «Утром 15-го противник атаковал мои аванпосты; он использовал этот день, чтобы построить мост на Дриссе. Стрелки поддерживали бой в течение большей части дня, я ввёл в бой только бригаду французской кавалерии Корбино, которая находилась под моей командой, и 5-й лёгкий батальон Буттлера. Между тем маршал герцог Реджио постоянно отступал со ІI-м корпусом; генерал Деруа получил приказ оставаться там в течение дня, чтобы прикрывать позицию». Майлингер рассказывал, что «в 10 часов утра главная квартира, лежавшая на линии форпостов, была побеспокоена русской лёгкой кавалерией и казаками, которые произвели разведку вдоль этой линии. Быстро были заняты все важнейшие пункты и высланы патрули, вследствие чего нападающие, после обмена несколькими выстрелами, вновь отступили в леса. Но в 4 часа пополудни последовала серьёзная атака на поместье Белая, так как противник — вероятно через помещика — был извещён, что там проживает командующий генерал.Мои пикеты оживлённо перестреливались, но были вынуждены к быстрому отступлению из поместья, так как увидели, что из леса, удалённого на четверть часа пути, выступили пехотные колонны с барабанщиками во главе. Усиленные пикетом генерала графа Вреде, который сразу после первых выстрелов прискакал вместе с ним, шволежеры удерживали неприятельскую кавалерию перед поместьем до тех пор, пока все эти собранные повозки для поклажи и провианта не отправились назад». Но, поскольку вся охрана главной квартиры отстреливалась от наступавших русских, Майлингер вынужден был бросить хлеба, уже помещённые в печи, и в 5 часов начал отступать. После оставления поместья позади него, на опушке леса был выставлен батальон 6- го линейного полка. Вскоре в баварский лагерь прибыл Удино, и все генералы были собраны на совещание.
133
Репнин донёс Витгенштейну, что по его приказу «отправился 3 августа с отрядом, состоящим из Сводного кирасирского полка, двух батальонов 11-го и З6-го егерских и конных орудий. Прибыв в Дисну, я построился к бою. Неприятель, увидев меня готовым атаковать, не стал давать бой и переправился на другую сторону Дисны, откуда открыл оживлённый ружейный огонь, на который по моему приказу ответил майор Васильев с батальоном 11-го егерского полка. Поскольку противник продолжал стрелять, я приказал эскадрону Конной гвардии ротмистра Кнорринга 1-го переправиться через речку вплавь, так как мост был поврежден в двух местах. Мои адьютанты, капитан Миронов, поручик Рычков и подпоручик Бедряга, первыми бросились в воду вместе с ротмистром Кноррингом, поручиком Зассом, корнетами Кноррингом 2-м и Илюнским и корнетом Окуневым… чтобы дать солдатам пример храбрости и повиновения. Это дерзкое движение вынудило неприятеля прекратить ружейную стрельбу и отступить. Отряд, который я послал вперед, обратил в бегство неприятеля, оставившего в наших руках множество ружей и пленных. После этого успеха я сжег мост и направился к деревне Лозовка» (Fabry. IV. 392).
По словам Д’Альбиньяка, «в 6 часов утра аванпосты генерала Сен-Сира были атакованы по всей линии на равнине у Белого; войска заняли позицию; они включали бригаду лёгкой кавалерии Корбино, сократившуюся до 600 лошадей, и дивизию Вреде, силою около 8.000-9.000 человек, 30 орудий. Мнение генерала Сен-Сира состояло в том, чтобы сражаться на этой позиции, дабы избежать давки в лесу; мнение маршала Удино было ретироваться к Полоцку». Турн унд Таксис вспоминал, что «Удино выразил своё недовольство нашей позицией; он считал, что мы должны прислониться к лесу, который находился позади нас. Это, несомненно, имело резон, но генерал Сен- Сир посчитал за лучшее разместиться в поместье Белое; на самом деле его довольно удобно было удерживать, но оно находилось справа, впереди наших постов. Таким образом, мы должны были выдвинуть немного нашу первую линию, иначе оно могло быть захвачено ночью. Это дало повод для резких выражений со стороны маршала; Сен-Сир тотчас последовал за ним, и между ними двумя в нашем присутствии произошёл обмен мало поучительными словами; в конце дошло до перепалки; там ничего не было решено относительно операций». Хайльман заметил, что «вследствие взаимной вражды между обоими командующими нередко происходили бурные сцены, которые были тем более поучительны для их адъютантов и офицеров главного штаба, что язвительный Гувьон доводил необычайно вспыльчивого Удино до высшей степени негодования, и оба не смущались грубостью выражений, которые приличны скорее ямщикам».