Первое правило королевы
Шрифт:
— Списки? Господи, где же эти списки?.. Я не помню. А что? Срочно нужно?
— Якушев звонил только что. Сказал, что у него какое-то срочное дело. Я думаю, что он опять о нашем празднике беспокоится.
Дверь в соседнюю квартиру у Инны за спиной приоткрылась. Из нее никто не выглянул, но Инна словно увидела выросшее из-за двери любопытное ослиное ухо.
Соседи на посту. Они всегда на посту.
— Входите, Инна Васильевна!
Она вошла, ругаясь про себя, что визит к помощнику превратился в такое цирковое представление.
В тесной передней сильно пахло духами,
Теперь он таращился на Инну, и в глазах у него была безграничная любовь и преданность начальству.
— Юра! — позвали из комнаты нежно. — Кто там, Юрчик?
— Это ко мне, — громко объяснил тот в потолок. — По работе.
— Юр, где списки прессы? Вы мне скажите, и я поеду. Тем более там Якушев беспокоится.
— Списки, списки… — и Юра байроновским движением приложил руку ко лбу, обнаружил там сеточку, зарделся, сдернул ее и сунул в карман. — В моем столе списки, — вспомнив, доложил он. — Справа, если не ошибаюсь, в среднем ящике. Да, именно там. Инна Васильевна, но я завтра уже смогу, я думаю, так что если не срочно, то…
— Выздоравливайте, Юра, — ласково сказала Инна. — И не выключайте телефон, а то вон я… сколько шума наделала.
Она шагнула обратно на площадку и побежала вниз. Юра, высунувшись из двери, провожал ее глазами.
— Я завтра обязательно!.. — крикнул ей вслед, но она не остановилась и не оглянулась.
Из приемной Якушева Инна набрала выученный наизусть номер и нажала кнопку отбоя в ту же секунду, как трубку сняли.
— Заходите, — во второй раз кислым голосом предложила помощница, и Инна вошла.
Якушев был мрачен. Он был так мрачен, что его лицо казалось вымазанным серой краской, по сравнению с арктическим сиянием зимы за высокими окнами.
Если к шести часам она все еще будет жива, значит, когда-нибудь вдвоем с сыном они пойдут кататься на лыжах в такой же дымный от мороза день, когда солнце похоже на кусок льда в цветном бокале, а снег сверкает ярче, чем все ее бриллианты, вместе взятые.
— Инна Васильевна, — начал Якушев, не поздоровавшись и не предложив ей сесть. — Ты, говорят, с Ястребовым какие-то там антимонии разводишь!
— Кто говорит? — спросила Инна.
— Разведка доносит, — буркнул Якушев. — Давай объяснись, правда это или нет!
— Что именно, Сергей Ильич?
Якушев легонько хлопнул ладонью по столу. Инне показалось, что от его движения по кабинету пронесся ледяной ветер.
Она во все глаза уставилась на него. Раньше начальство никогда не позволяло себе стучать руками по столу в ее присутствии.
— Ты дурочку не валяй, Инна Васильевна. Ты толком говори, что затеяла, да еще у меня за спиной! Я ведь не Анатолий Васильевич покойный, я тебя, лапушку, в порошок сотру. Мокрого места от тебя не оставлю! В моей команде отступников не было и не будет.
— А разве я в команде?..
Якушев словно поперхнулся, замолчал и уставился на Инну, выкатив глаза. Она вдруг
подумала, что его вот-вот хватит удар — в духе бразильского сериала — и он лишится памяти и не сможет больше ходить и говорить.— Сергей Ильич, вы же самый первый мне позвонили, когда Мухина убили! Почему вы предложили мне какую-то дикую работу? Праздник для народа, встречу зимы, веселый карнавал? Что за ерунда такая? Я никогда в жизни не занималась праздниками и ничего в них не понимаю. Зато я хорошо понимаю в политическом пиаре! Но вам этого не нужно, так?
— Я сам знаю, что мне нужно и чего мне не нужно! Тебя на то место поставили, где ты больше всего нужна! И недовольство свое ты попридержи, Инна Васильевна! Если ты к Ястребову собралась, еще большой вопрос, возьмет ли он тебя, с подмоченной-то репутацией, а я уж со своей стороны тебе обещаю, что сделаю все, чтобы она сухой не осталась, репутация твоя, если ты так к нашему доверию относишься!
Инна дошла до середины длинного стола, выдвинула стул и села, закинув ногу за ногу. Она знала — Якушев терпеть не мог такую позу, искренне считал ее вызывающей. Открылись совершенные щиколотки с маленькой выпуклой косточкой, и пола юбки поехала по нейлону чулка, обнажая колено. Инна неторопливо вернула юбку на место.
— Ястребов звал меня к себе, — негромко сказала она. — Я отказалась. Я считала, что должна сначала переговорить с вами. А вы меня определили в песельники, Сергей Ильич!
— Я тебя туда определил, где тебе самое…
— А хотите, я вам скажу, почему вы меня туда определили? Потому что с этой работы меня проще всего убрать. Тихо, без лишнего шума и навсегда. Верно?
Якушев вдруг зорко глянул на нее — и гнева в его лице как не бывало, и серая пелена куда-то исчезла.
— Вы повесили бы на меня организацию этого самого праздника для народа, потом свели бы меня с этим, чью визитку вы мне сунули, а потом завели бы уголовное дело, верно? Нашлись бы какие-нибудь бюджетные растраты, это уж непременно, а тут и моя связь с криминалом! Этот, с визитки, как раз и есть криминал, да еще какой!
— Ты, Инна Васильевна, переутомилась, видно. Ерунду городишь и не морщишься. Или это тебя Ястребов настропалил против старых друзей идти?
— Какой вы мне друг, Сергей Ильич! И я вам не друг. Вам покойный Мухин был друг, и то вы его не пощадили.
Он думал долю секунды. Только одну крохотную долю секунды он колебался и не знал, как ему вести себя с ней дальше. Потом он принял решение, но эту долю она засекла своим безошибочным, сверхчувствительным, супермощным радаром, который называется интуицией.
Засекла и с холодеющим сердцем поняла — она права.
До этого мига она была напряжена, как стрела, заправленная в арбалет, а со следующим ударом сердца ей стало наплевать.
Она, как и эта стрела, выпущенная на свободу, вдруг обрела скорость, перестала сомневаться и знала только одно — цель близка. Цель, которую надо поразить.
— Инна Васильевна, я тебя только потому… ты женщина и только потому… слабый пол, твою мать! А ты соображай, что говоришь, у меня, знаешь, терпение тоже… С больной головы на здоровую!