Первое предательство

Мысли в голове Джосана путались, пока обе части его «я» старались поделиться впечатлениями о том, что видели и слышали. Люция тронула преданность последователей, в то время как монах заметил только корысть и неосмотрительность. Создавалось впечатление, что они наблюдали одну и ту же сцену через разные линзы. У каждого искаженный образ, а истина где-то посередине.

В сомнениях Сальвадора Джосан узрел единственный голос разума в толпе, видевшей только то, что ей хотелось видеть, тем не менее принц был уязвлен. Именно Люций предложил призвать Древнюю магию, чтобы произвести впечатление на сторонников, и предсказал, что молния ударит в высокую башню императорского дворца. Если бы монах остался в одиночестве, то не смог бы сделать ни того ни другого.

Не то чтобы брат сомневался в силе Люция, наоборот, он чувствовал приближение неминуемой бури — кожу покалывало, в воздухе ощущался легкий вкус меди. Однако Джосану никогда бы не пришло в голову пользоваться подобными трюками, чтобы поразить союзников. В столь серьезных вопросах люди должны руководствоваться рассудком и логикой.

Что из того, что он умеет вызывать огонь на ладони? c8мператрица Нерисса способна одним движением руки собрать тысячу отрядов, которые не ослушаются ее приказов. А это только гарнизоны в черте города. Его сила ничто по сравнению с мощью правительницы.

Когда друзья вернулись в дом Ренато, Джосан закрылся в своих комнатах. Теперь у него был личный кабинет, с того самого момента как Майлз перестал претендовать на звание ровни. Сержант занимал соседнюю спальню, ближайшую к лестнице, и спал с открытой дверью, прислушиваясь к шорохам, которые могли бы представлять собой возможную угрозу принцу. Либо же просто, чтобы следить. Вдруг Люций решит совершить еще один побег? Монах не знал, как Ренато объяснял слугам присутствие двух мужчин, его это не волновало. Пока они предоставляли ему уединение и, обращаясь, называли «милорд», можно, не задумываясь, оставаться в резиденции.

По мере того как приближалась ночь, Джосан открыл створки и стал наблюдать, как стихает шторм. Гром гремел, а вспышки молнии озаряли небо, будто бы наступил день. Из окна дворец было не разглядеть. Джосан увидел на ночном небосклоне зазубренную стрелу молнии и понял, что она ударила в нужное место. Затем тучи разверзлись, и пошел сильный ливень, но монах продолжал стоять, не обращая внимания на то, что дождь насквозь промочил пышный наряд, и наслаждался горьким триумфом.

На следующее утро судья встретил их за завтраком новостью, что во дворец ночью ударила молния, как Джосан и предсказывал. Неизвестно, произвело ли подобное представление на Сальвадора, но Ренато испытал благоговейный страх. Принц голубых кровей, нуждающийся в помощи, чтобы взойти на трон — это одно дело, а вот человек, который умеет призывать молнии по желанию, явно отмечен знаком богов. И трапеза началась с почтения, полагающегося новому положению Люция.

Майлз стал чувствовать в присутствии Джосана еще большую неловкость. Трудно было свыкнуться с мыслью, что оборванный попрошайка, перелопачивавший навоз — наследник престола. Когда-то монах называл сержанта «хозяин». Теперь солдат обращался к бывшему помощнику «милорд» вместо того, чтобы перечислять кучу чертовых титулов. Джосан нуждался в нем, но не мог больше притворяться, что между ними сохранились дружеские отношения.

— Когда ты понял, кто я? — поинтересовался он. — С самого первого дня?

Сержант покачал головой, и, к собственному удивлению, Джосан почувствовал облегчение. Не хотелось связывать первое проявление доброты Майлза с осознанием, что лишь холодный расчет заставил его предложить дружбу.

Следующая фраза свела все его надежды к нулю.

— Поначалу, — продолжал сержант, — я подумал, что ты — незаконнорожденный, потомок Константина с голубой кровью, скрывающийся от преследований императрицы.

Как глупо. Именно лицо убедило сержанта предложить ему помощь. Если бы у Джосана оказались зеленые глаза и каштановые волосы, хозяин конюшни немедленно выставил бы его за ворота.

— Мне стало ясно, что ты боишься погони, но ты мне так и не доверился, — добавил солдат.

— Все изменилось, когда на меня напали, — вспомнил Джосан. Майлз вспыхнул, и монах почувствовал, как внутри стало нарастать подозрение. — Мне повезло, что ты пришел на помощь. Или это больше, чем удача? Сержант сделал глубокий вдох.

— Они не должны были причинить тебе зло, — наконец проговорил он.

Нападающие не ожидали, что монах станет сопротивляться. Но он, а может, Люций, начал отбиваться. Майлз взял убийства на себя, теме не менее где-то в глубине души принц знал правду.

— Ты был моим другом, но я поклялся помочь возрождению старой крови на престоле, — объяснил сержант. — Я считал, что даже ублюдок на троне лучше, чем сучка-императрица. А потом, когда мы проехали Скаллу, ты рассказал об отрывистых воспоминаниях, и стало понятно: ты настоящий принц, твое место — в Каристосе среди сторонников, которые помогут тебе возродить истинное «я».

Джосан подумал, что с точки зрения Майлза все очень логично. Он тогда постоянно интересовался, не хочет ли друг вернуть память. Даже сейчас сержант ни разу не спросил, действительно ли принц готов рисковать жизнью ради безнадежной попытки захватить трон. Люций — потомок королевской крови, и его желания не имеют значения. И Джосану не приносила утешения мысль, что Майлз ставит на кон собственную жизнь ради служения принцу.

Сержант спокойно встретился взглядом с монахом, готовый принять последствия лицом к лицу. Люций мог отдать Ренато приказ казнить сержанта, однако Джосан не видел смысла в мести.

— Будут еще какие-нибудь признания, пока я в благо-душном настроении и готов даровать прощение? — поинтересовался Джосан.

— Нет, мой принц, — покачал головой Майлз. — Мне больше не за что стыдиться.

— Что было, то прошло, кто старое помянет... Но если ты начнешь снова что-то скрывать от меня, то почувствуешь всю силу гнева. Понял?

— Да.

К счастью, у Джосана было слишком много дел, чтобы заострять внимание на предательстве и странных перипетиях судьбы, которые переплели их пути. Члены внутреннего круга, с которыми Джосан встретился у леди Исобель, теперь приходили к нему по одному либо по двое, чтобы обсудить план действия. Иногда они встречались у Ренато. Порой монах передвигался в закрытом паланкине, будто он — древний старик, чьи кости нельзя согреть самым горячим солнцем. Шпионы Нериссы сновали повсюду.

Сплетни о возвращении Люция заполонили город, и время от времени Бенедикт приводил на допросы светлоголовых незнакомцев.

Хотя маскировка принца часто включала наряд прокаженного, чтобы люди не подходили к нему слишком близко, трудно было придумать легенду, почему больной так часто посещает дом дворянина.

Сальвадор отказался от встреч с Люцием, заявив, что болен, однако остальные быстро присягнули ему на верность. Впрочем, когда дошло до дела, ничего путного предложить они не смогли. Принц поделил их на два лагеря. Фанатиков, которых возглавила дама Аканта, сгорающая от нетерпения поскорее увидеть Нериссу поверженной, а также воздать по полной новоприбывшим за все неприятности, не важно, настоящие или вымышленные. Эти готовы на все для достижения намеченной цели. Если принц призовет к мятежу, они последуют за ним без оглядки. Джосан подозревал, что несчастный мученик устроит их, равно как и император-триумфатор — главное, добиться своего.