Первородный грех

Миссис Демери, оставив Блэки на попечении Мэнди, была только рада оказать такую услугу.

27

Вместе с Кейт Дэлглиш беседовал с оставшимися компаньонами в кабинете Жерара Этьенна. Дэниел находился в малом архивном, где газовщик уже начал демонтировать газовый камин, а когда эта работа будет завершена и образцы обломков и мусора из дымохода отправятся в лабораторию, он поедет в полицейский участок Уоппинга, чтобы оборудовать там приемную. Дэлглиш уже успел поговорить с начальником полиции, и тот, философски признав необходимость такого вторжения, уступил коммандеру на некоторое время один из кабинетов. Дэлглиш надеялся, что не надолго. Если это убийство, — а в душе он уже почти не сомневался, что это так, — то число подозреваемых не могло оказаться слишком большим.

Ему не хотелось сидеть за столом Жерара Этьенна, отчасти из-за нежелания ранить чувства компаньонов, но отчасти и из принципа: беседа с человеком, отделенным от тебя четырьмя футами светлого дуба, неминуемо становится более формальной, а это чаше всего мешает подозреваемому раскрыться или вызывает его антагонизм и не способствует получению полезной информации. Однако в кабинете был еще один небольшой стол для совещаний, такого же светлого дерева. Он стоял ближе к окнам, окруженный шестью стульями; там Кейт с Дэлглишем и сели. Необходимость пройти довольно большое расстояние от двери к этому столу могла смутить любого, не обладающего особой выдержкой человека, но Дэлглиш сомневался, что это хоть сколько-то обеспокоит Клаудиу или Де Уитта.

Эта комната когда-то явно служила столовой, но ее элегантность была осквернена перегородкой, установленной в торце и отсекавшей часть овальной лепнины потолка; кроме того, она разрезала одно из четырех окон, выходивших в проулок Инносент-Пэсидж. Великолепный мраморный камин с изящной резьбой остался в кабинетике мисс Блэкетт. А здесь, в кабинете Жерара Этьенна, вся мебель — письменный стол, стулья, стол для совещаний, картотечные шкафы — была прямо-таки агрессивно новой. Возможно, ее выбрали специально для контраста с мраморными пилястрами и порфирными антаблементами, ^[78] с двумя величественными канделябрами, один из которых почти упирался в перегородку, и с позолотой картинных рам на блекло-зеленом фоне стен. Картины представляли традиционные пасторальные сцены и сельские пейзажи, почти несомненно викторианские, хорошо написанные, но чуть перегруженные цветом и, на вкус Дэлглиша, слишком сентиментальные. Он сомневался, что первоначально здесь висели именно эти картины, и на миг задумался о том, какие портреты кого из Певереллов украшали когда-то эти стены. И все же здесь оставался один предмет прежней обстановки — бронзово-мраморный винный сервант, явно эпохи Регентства. Так что хотя бы одна памятка былой славы здесь сохранилась и даже использовалась. «Интересно, как отнеслась Франсес Певерелл к осквернению этой комнаты? — думал он. — Уберут ли перегородку теперь, когда не стало Жерара Этьенна?» А еще его озадачивал вопрос — был ли Жерар Этьенн нечувствителен к архитектуре вообще или всего лишь безразличен к этому дому? Может быть, все эти перегородки, эта не соответствующая стилю мебель были заявлением Жерара Этьенна о несоответствии помещения поставленным им целям, об отрицании прошлого, в котором доминировали не Этьенны, а Певереллы?

78

Антаблемент (архит.) — фигурное завершение стены.

Клаудиа Этьенн с уверенной грацией прошла тридцать футов, отделявших ее от Дэлглиша, и села на предложенный ей стул с таким видом, будто оказывала величайшее одолжение. Она была очень бледна, но держалась прекрасно, хотя Дэлглиш подозревал, что ее руки, спрятанные в карманах кардигана, более откровенно говорили бы о ее состоянии, чем мрачное, напряженное лицо. Он очень кратко выразил ей свои соболезнования, надеясь, что они звучат искренне. Но она резко его прервала:

— Вы здесь из-за лорда Стилгоу?

— Нет. Я здесь из-за смерти вашего брата. Лорд Стилгоу действительно связывался со мной некоторое время тому назад, но не прямо, а через общего друга. Он получил анонимное письмо, которое очень обеспокоило его жену: она сочла, что его жизнь в опасности. Он просил официально подтвердить, что полиция не нашла ничего подозрительного в трех смертях, так или иначе связанных с издательством: имелась в виду смерть Сони Клементс и двух ваших авторов.

— Вы, разумеется, смогли дать ему такое подтверждение?

— Полицейские подразделения, занимавшиеся этими делами, разумеется, смогли дать ему такое подтверждение. Он должен был получить его дня три назад.

— Надеюсь, оно его удовлетворило. Эгоцентризм лорда Стилгоу граничит с паранойей. И все же он вряд ли сможет предположить, что смерть Жерара — это преднамеренная попытка саботировать издание его драгоценных мемуаров. Но тем не менее я нахожу это странным, коммандер, что вы приехали сюда лично и со столь внушительными силами. Вы рассматриваете смерть моего брата как убийство?

— Как смерть при невыясненных и подозрительных обстоятельствах. Поэтому я и должен теперь вас побеспокоить просьбой. Я был бы признателен вам за сотрудничество, не только в том, что касается ваших личных показаний, но и в том, что касается ваших сотрудников. Я хотел бы, чтобы вы объяснили им, что наше вмешательство в их частную жизнь и в их работу необходимо и неизбежно.

— Думаю, они это поймут.

— Нам придется взять отпечатки пальцев, чтобы исключить непричастных. Все отпечатки, не являющиеся уликами, будут уничтожены, как только закончится следствие.

— Это будет совершенно новый для всех нас опыт. Если это необходимо, нам, естественно, придется на это согласиться. Я полагаю, вы потребуете, чтобы все мы, особенно компаньоны, представили вам свое алиби?

— Мне нужно знать, мисс Этьенн, что вы делали и с кем были вчера, начиная с шести часов вечера.

— У вас незавидная задача, коммандер, — сказала Клаудиа, — выражать мне сочувствие по поводу смерти моего брата, одновременно требуя, чтобы я представила алиби, доказывающее, что я его не убивала. Вы делаете это довольно изящно — поздравляю вас. Впрочем, у вас ведь обширная практика. Вчера вечером я была на реке с другом, Декланом Картрайтом. Когда вы станете проверять у него мое алиби, он, вероятно, скажет вам, что я — его невеста. Я предпочитаю иное слово — «любовница». Мы отправились на прогулку по Темзе вскоре после половины седьмого, когда вернулся катер, отвозивший сотрудников к пирсу на Черинг-Кросс. Мы плавали по реке примерно до половины одиннадцатого, возможно, чуть дольше, потом вернулись сюда, и я отвезла его к нему домой, в квартиру близ Уэстберн-Гроув. Он живет над антикварным магазином и работает у его владельца заведующим. Я, разумеется, дам вам адрес. Я пробыла с Декланом примерно до двух ночи, потом поехала к себе, в Барбикан. Там у меня квартира — этажом ниже квартиры брата.

— Вы довольно долго плавали по Темзе в октябрьский вечер.

— В погожий октябрьский вечер. Мы поплыли вниз по течению — посмотреть на дамбу, потом поднялись обратно и сделали остановку у Гринвичского пирса. Обедали в ресторане «Ле Папийон», что на Гринвич-Черч-стрит. Мы заказывали столик на восемь и, я думаю, пробыли там часа полтора. Потом снова пошли вверх по реке, за мост Баттерси, оттуда — назад и, как я сказала, вернулись сюда вскоре после половины одиннадцатого.

— Кто-нибудь видел вас, кроме других обедавших и обслуги ресторана?

— Движение на реке было не слишком интенсивным. Но даже в этих условиях, думаю, многие могли нас заметить. Только вряд ли они нас запомнили. Я находилась в рулевой рубке, а Деклан почти все время был рядом со мной. Мы видели на реке по меньшей мере два полицейских катера. Полагаю, они могли нас заметить. Ведь это их работа, не правда ли?

— А кто-нибудь видел, как вы входили на борт или как сходили с катера?

— Насколько я могу судить — нет. Мы никого не видели и не слышали.

— И вы не можете представить себе никого, кто желал бы смерти вашему брату?

— Вы уже задавали этот вопрос.

— Я задаю его снова сейчас, когда мы беседуем с глазу на глаз, конфиденциально.

— Разве? Разве хоть что-нибудь, сказанное офицеру полиции, может на самом деле быть конфиденциальным? Ответ — тот же самый. Я не знаю никого, кто ненавидел бы Жерара настолько, чтобы его убить. Возможно, есть такие, кто не станет жалеть о его смерти. Нет смерти, которая оплакивалась бы абсолютно всеми. Всякая смерть кому-то выгодна.

— А кому выгодна смерть вашего брата?