Первостепь

Крыло Аиста уже её поджидает. Долговязый юнец, неопрятный, Игривая Оленуха всегда про себя над ним насмехается. Но вслух так нельзя. Крыло Аиста очень ей нужен. Это посредник. Без его помощи ничего не получится. Не самой же ей красть у шамана, она для этого слишком умна. Есть те, кто поглупее; пускай тоже приложат усилия для её дела.

Юнец выглядит нервным. Озирается на кусты, на далёкое стойбище тоже косит глаза. Да кто ж оттуда увидит и кому вообще до них дело…

– Что-то испуган Крыло Аиста. Значит, всё-таки принёс.

Крыло Аиста вспыхивает, заалели щёки на чумазом лице, с первых же слов проняло.

– Ну, принёс, - он хочет казаться небрежным, так, мол, плёвое дело, но Игривая Оленуха всё видит насквозь и улыбается. Даже вовсе и не тому улыбается, что всё же принёс, а своей проницательности. Она не ошибается. И сегодня не ошибётся. Главную работу мальчик уже для неё сделал.

– Ну покажи тогда, что таишь.

Крыло Аиста вытаскивает из-за пазухи скомканный лист лопуха, но разворачивать, видно, боится. Так и отдаёт:

– Гляди, не просыпь ни крупинки. А лист этот потом не выбрасывай. Сожги или съешь, - Крыло Аиста мельком заглядывает молодой женщине прямо в глаза и тут же опять смотрит мимо, куда-то поверх плеча. – Иначе может быть худо. Ни одного следа не должно остаться. Иначе может быть плохо обоим нам!

– Ну, прям, запугал, - невозмутимо смеётся Игривая Оленуха, забирая комок. Так уж она испугалась старого пердуна Еохора. Взаправду смеётся. Ничуть не боится. Однако юнец смотрит не через её плечо, на роскошные груди украдкой косится, мальчик ещё, но уже хочется.

Игривая Оленуха тряхнула грудями.

– Должница теперь твоя, молодец. Скоро оргии будут, тогда меня разыщи. Научу тебя многому, не пожалеешь. А сейчас, если хочешь, можешь потрогать, - Игривая Оленуха придвинулась ближе, грудями впритык, но юнец так смутился, чуть в обморок не упал. Побледнел, глаза в землю упёр и молчит. Не шевелится. А Игривой Оленухе ждать некогда:

Ладно, не хочешь сейчас, потом наверстаешь. Давай, расходимся в разные стороны.

Юнец поднял глаза, бегло глянул на женщину, и снова в сторону глядит. В сторону и говорит:

– Зелье где попало не принимай. Обязательно своё место силы найди. Иначе худо будет.

Крыло Аиста повернулся и быстро пошёл, а Игривая Оленуха ещё постояла и поглядела ему вслед. Нахватался мальчик разных слов от шамана, если бы их ещё понимал. Пусть бы попробовал объяснить, как это «место силы» искать. Слушать внутренний голос, следить за приметами, за своим состоянием, за другими животными – всех шаман одурачил своими россказнями, но только не Игривую Оленуху. Сама она разберётся во всём. Своим умом дойдёт. И проверит. Она развернула лист и осторожно понюхала крупицы шаманского порошка. «Фу, как мало!
– подумала. – А пахнет грибами. Может быть, сам юнец натолок мухоморов?» Игривая Оленуха подняла глаза, ещё раз глянула вслед Крылу Аиста, как его спина мелькнула и скрылась в кустах. Нет, напрасно она тревожится. Как может какой-то юнец её провести. Невозможно! Настоящий шаманский порошок, отсыпал у старого пердуна и стащил втихаря. А тот даже и не подозревает, глупец. Опять, небось, свои бредни разводит. Игривая Оленуха заулыбалась. Скоро закончатся шаманские деньки. Скоро женщина станет первой. Не так уж долго ждать осталось.

Она направилась вдоль кустов. Нужно найти укромное место. Пресловутое «место силы». Она почти не сомневается, что это всё выдумки про «место силы». Шаман хочет быть первым и единственным. Потому и запугивает остальных. Чтоб никто другой не осмелился даже попробовать. Иначе что тогда делать шаману, когда каждый станет сам за себя думать. Вот она найдёт сейчас подходящее место, примет шаманский порошок и начнёт ворожить. Первое, что она сделает, так это приворожит Чёрную Иву ко Львиному Хвосту. Надоела ей уже эта гордячка. По ней охотник сохнет, а та будто не замечает. Вот скоро заметит, да ещё как. А Игривая Оленуха сразу же будет знать, сколь велики её силы. Это станет её испытанием и посвящением, приворожить Чёрную Иву. Гордая та слишком. Порой и вовсе подозрительно поглядывает, словно что-то подозревает. Нет, Игривую Оленуху никто не проведёт. Будет теперь занятие для Чёрной Ивы. А ей будет знак, что она может. Ещё как может. Скоро все узнают про женщину, придёт её пора.

Она заметила звериную тропку и свернула по ней в кусты. Где-нибудь тут должно быть её место, какая-нибудь удобная полянка, тихая. Но пока только кусты. Такие густые, что и шагу в сторону с тропинки не ступить. Да ещё и колючие. Поубавилось у Игривой Оленухи уверенности, засомневалась даже. А вдруг она тут с каким зверем столкнётся, куда отступать? И крика никто не услышит, до стойбища далеко. Замедлились у женщины шаги, вроде как поджилки даже начали трястись. А не вернуться ли ей? А если в чуме порошок съесть? Нет, в чуме, конечно, нельзя и на открытом месте тоже нельзя. Надо ей как-то собраться с силами и решиться. Такой путь ведь проделала, всё же готово, а теперь вот трусит. Не ночь же сейчас, опасные звери днём спят, наверное, спят. Да и, похоже, до самой реки она так дойдёт, там наверняка получше будет, только и глаз любопытных там больше.

Но не дошла до реки. Кусты вроде как расступились, да только полностью не по своей воле. Изначально, видать, была небольшая полянка, но кто-то изрядно её расширил. Кусты по краям все изломаны, даже выдраны с корнем, будто смерч здесь прошёлся, какие-то духи резвились. Игривой Оленухе становится совсем жутко, даже в боку начинает сосать, она готова уже совсем убежать, повернуться и просто бежать, но в самый последний момент одумывается. Юнец говорил ей про место силы. А ведь если подумать, это же оно и есть. Раз женщине здесь жутко, так и любому зверю жутко тоже будет. А у зверей память хорошая, и места эти звери лучше знают. Значит, плохое место заранее обойдут, сюда не сунутся. Игривую Оленуху здесь никто не потревожит. Потому здесь и есть самое лучшее место, только надо спокойно подумать, не трусить. Она и пытается думать спокойно, а руки всё же трясутся и убежать сильно хочется. Сильно-сильно. Но не побежит она. Не побежит.

Игривая Оленуха посмотрела вверх, определила стороны света. Потом опустилась на колени и попросила помощи у всех сторон, с восхода до заката, по кругу. Потом у земли попросила. Затем у неба. Никто ни чем не ответил, никаких знаков не было, разве что лёгкий ветерок вроде как дунул, пошевелил кусты, и чем-то запахло, чем-то совсем неприятным, но Игривая Оленуха уже взялась за своё дело, и теперь её вряд ли можно было бы остановить. Она развернул лист лопуха, запрокинула голову и высыпала себе в рот всё содержимое, какой-то серо-белый порошок. Порошка было немного, четверть жмени даже не набиралась, но под языком сразу же засосало, стала выделяться обильная слюна и откуда-то снизу, из живота, вверх, в голову поползла лёгкость. Необычайная лёгкость. А ещё послышались голоса. Где-то слева, как будто прямо под ухом кто-то приглушённо разговаривал. Причём говорили о ней, об Игривой Оленухе, иногда можно было разобрать отдельные слова, но сконцентрироваться целиком на разговоре она не могла. Просто догадывалась, что говорят знакомые, просто узнавала, как бы выхватывала из кучи, отдельные слова – и этим всё ограничивалось. Смысла она не могла уловить. Опять зашумел ветерок, опять чем-то запахло, и вроде как скулы свело и перед глазами начало пузыриться непонятно что, и какие-то синие искры откуда-то появлялись. Игривая Оленуха успела обрадоваться, что порошок настоящий, что мальчик её не обманул, но тут кусты совсем расступились, возникли какие-то мутные тени – и эти тени сражались между собой. Одна огромная тень гонялась за маленькими, а те никак не могли убежать, хотя очень хотели. Игривая Оленуха отчётливо чувствовала, как те хотели, но не могли. Она сама хотела вместе с ними, ей было страшно, даже очень страшно, а потом из одной тени возникла гиена и уставилась на неё. Игривой Оленухе стало ещё страшнее, но она не могла отвести взгляда от зелёных гиеньих глаз, у неё внутри всё тряслось и в голове тоже всё тряслось, но ничего невозможно было поделать. Только трястись.

– Зачем приволоклась? – спросила гиена вполне человечьими словами. И злобно добавила: – Совсем вы пресытились. Скоро животы ваши лопнут. Одну воду станете пить.

Игривая Оленуха понимала серьёзность гиеньих слов. Её страх неимоверно усилился, просто, казалось, уже невозможно было с ним совладать, но вдруг она вспомнила о своём давешнем намерении и через силу начала бормотать заклинания: «Пусть Чёрная Ива присохнет ко Львиному Хвосту, как ветка присыхает к стволу, пускай так крепко присохнет и не отломится. Пусть Чёрная Ива думает только о Львином Хвосте, пускай вожделеет к нему, пусть так будет!» Она бормотала и бормотала, повторяя раз за разом одно и то же, и гиена куда-то исчезла. Видимо, не хотела слушать про Чёрную Иву и Львиного Хвоста. Игривой Оленухе и самой уже надоело это повторять, её язык снова начал неметь, а губы устали, на них выступила пена, но ворожея не могла замолчать. Почему-то она знала, что как только умолкнет, так сразу же снова вернётся гиена, а ту она видеть никак не желала. Потому повторяла опять: «Пусть Чёрная Ива присохнет», но вдруг совсем присох её язык, вдруг она поперхнулась и поняла, что теряет последние силы, что сейчас упадёт и не сможет подняться. Совсем всё куда-то поплыло прочь, она пошатнулась и вроде как начала падать, медленно-медленно падать, как падает зимой снежинка с высоты на холодную землю, так и она падала, но кто-то совсем рядом отчаянно закричал: «Не падай! Не падай!». Кричали ей и даже, кажется, это был её собственный голос, собственный, но какой-то чужой, и она всё равно падала. А голос снова кричал: «Гиена пришла настоящая! Она тебя съест. Зови всех на помощь. Всех, кого сможешь. Чёрную Иву зови. Соснового Корня зови!» Но ей уже как будто было всё равно, она уже как будто полностью согласилась упасть, и оставалось только чуть-чуть, но голос так отчаянно кричал, что она попыталась послушаться. Попыталась пробормотать: «Чёрная Ива». Язык не подчинился, она не услышала своего голоса с именем Чёрной Ивы, только как будто мычание или что-то такое, ни на что не похожее, но другой голос, громкий, приказывал: «Зови же. Зови!» Она собралась с силами и позвала: «Сосновый Корень, приди. Отгони прочь гиену». Все её последние силы ушли на эти слова, больше ничего не осталось, она просто рухнула в пустоту, и сверху её стало заваливать плотным снегом по самую крышу. Совсем завалило и стихло. Но она по-прежнему была. Её как будто втягивало куда-то. Какой-то безмерный мамонт всасывал своим хоботом пыль,… она и была этой пылью, она не видела мамонта, но она всасывалась. И кто-то тихо свистел. Этот свист убаюкивал, она вроде бы засыпала, высасываемая, но её разбудил громовой голос. «Сейчас увидишь землю Тлантиду!» - прогремел голос. «Туда тебе надо!»

Но она ничего не увидела. Темнота продолжалась. И тишина. А потом вроде как зашумела река. Большая-большая река. И она увидела смутный берег, будто бы издали, еле-еле увидела, однако берег быстро приблизился, и там творились чудеса. На берегу были поставлены чумы, так много огромных чумов из… камня, Игривая Оленуха никогда такого не видела, она была поражена. Там ходили люди, одетые в невиданные тонкие шкуры разных цветов, небывалые шкуры. У людей этих были длинные вытянутые головы, словно их черепа всегда сдавливало нечто невидимое. А ещё там был мамонт без шерсти. Мамонт степенно шествовал, а на спине у того тоже был чум, там сидел длинноголовый человек и правил мамонтом. Другие длинноголовые люди сидели на спинах лошадей и держались за верёвки, приделанные к лошадиным мордам. Люди дёргали за эти верёвки, и лошади поворачивали, куда люди хотели. Игривой Оленухе очень это нравилось, она будто бы сама тянула за эти верёвки, она стала просить людей потянуть, чтобы лошади повернули. И её слышали, её просьбы слышали и тянули, как она хотела, только ничего не отвечали. А потом она увидела женщину, очень красивую длинноголовую женщину со множеством украшений. Женщина восседала на изящных носилках, а четверо сильных мужчин несли эти носилки. Игривая Оленуха просто закричала от восторга. «Я так хочу!» - закричала она, но, наверное, не стоило ей кричать. Всё вдруг исчезло: чумы, мамонт, лошади, люди, женщина на носилках, - перед Игривой Оленухой опять оказалась гиена, зеленоглазая, и та как будто смеялась: «Раз хочешь, тогда и получишь. Скоро там народишься. Как раз подгадаешь».