Первый человек в Риме. Том 1
Шрифт:
– Именно. Ты не согласен?
– Я думаю об оппозиции в Сенате…
– Оппозиция сопротивлялась бы меньше, если бы земли, о которых идет речь, не входили в римский ader publicus. Попробуй только начать говорить о раздаче участков из ader publicus – накличешь беду: они принадлежат слишком многим влиятельным людям. Нет, думаю, что лучше – поселить солдат здесь, на Церцине и Менинксе. Дай каждому сотню югеров, и он сослужит Риму двойную службу: во-первых, он и его товарищи составят костяк армии на случай новых войн в Африке, а во-вторых, будет распространять в провинции римские традиции, привычки, образ жизни и язык.
Сулла нахмурился:
– Не знаю, Гай Марий. Мне кажется, что второе – ошибка.
– Сразу видно, Луций Корнелий, что ты – аристократ! Жить жизнью простых людей ты можешь, а вот думать, как они, – нет, – Марий сменил тему: – Списки захваченного у тебя? Да помогут нам боги сосчитать все до последнего гвоздя!
– Трофейная команда, Гай Марий, это осадок на дне римской фляги с вином, – сказал Сулла, пробежав список глазами.
– Любой винной фляги, Луций Корнелий.
В конце ноябрьских ид в Утику пришло письмо от Публия Рутилия Руфа. Марий давно взял в обычай читать эти письма с Суллою вместе – тот лучше понимал торопливый почерк Рутилия Руфа. Однако на этот раз Марий был рад познакомиться с текстом один, спокойно и вдумчиво.
Но едва он сел читать, как вскочил на ноги и с возгласами «Юпитер!» кинулся бежать в кабинет Суллы. Он ворвался к нему с бледным лицом, потрясая свитком:
– Луций Корнелий! Письмо от Публия Рутилия!
– Что? Что такое?
– Погибли сто тысяч римлян! – Марий начал цитировать самое важное из того, что успел прочитать сам. – Восемьдесят тысяч – солдаты… Германцы уничтожили нас… Этот идиот Сципион отказался соединиться с Маллием Максимом… Младший Секст Цезарь и младший Серторий тяжело ранены… Только трое из двадцати четырех солдатских трибунов остались живы… Ни одного центуриона… Уцелели самые молодые, они деморализованы… Погиб целый легион знатных марсийцев, и марсы уже выступили с протестом в Сенате… Требуют наказания виновных и, если необходимо, то и среди знатных… Самниты тоже в бешенстве…
– Юпитер! – вздохнул Сулла и откинулся на спинку кресла.
Марий продолжал читать про себя, иногда повторяя вслух для Суллы, затем он издал необычный звук. Испугавшись, уж не удар ли его хватил, Сулла вскочил, но не успел обойти стол, как Гай Марий выдавил:
– Я – консул! Сулла остановился.
– Юпитер! – он не нашел, что еще сказать. Марий начал читать вслух:
– «День еще не закончился, когда Народ закусил удила. Маний Аквиний еще не успел занять свое место, когда десять народных трибунов вскочили со своих скамей и устремились на трибуну. Казалось, что половина Рима столпилась в Комиции, а другая половина заняла весь низ Форума. Само собой, Сенат последовал за трибунами, оставив Скавра и нашего дорогого Пятачка выступать перед пустыми стульями.
Народные трибуны, не теряя времени, провели два плебисцита. В мгновение «удалось добиться большего, чем мы смогли бы в других условиях за несколько месяцев.
Котта сказал мне, что Сципион изо всех сил спешил в Рим, стремясь предъявить свою версию первым. Но он намеревается сохранить власть за пределами помериума – его сыновья и агенты вовсю орудуют в городе. Он думал, что это поможет, что ему удастся отсидеться в Заальпийской Галлии, пока шум не утихнет.
Но Народ достал его! Они проголосовали за то, чтобы немедленно лишить Сципиона его владений. Так что, достигнув окраин Рима, он увидит, что гол, как Улисс на берегу Скерии. Второй плебисцит поручил выборному лицу – мне – внести твое имя в список кандидатов на консульство, несмотря на твое отсутствие в Риме во время выборов.»
– Это дело Марса и Беллоны, Гай Марий! – сказал Сулла. – Подарок богов войны.
– Марс? Беллона? Нет! Это дело Фортуны, Луций
Корнелий! Твоей и моей покровительницы!Марий продолжал читать:
– «Народ приказал мне провести выборы, и мне оставалось подчиниться.
Между прочим, после плебисцита никто иной, как Гней Домиций Агенобарб, который не прочь бы сам претендовать на консульство, пытался выступить с трибуны против плебисцита, позволившего тебе стать консулом. Сам знаешь, как Агенобарбы горячи, и Гней Домиций просто исходил яростью. Когда толпе надоели его речи и ему велели заткнуться, он попытался перекричать толпу! Думаю, что у Гнея Домиция тоже был шанс выиграть. Но с ним что-то вдруг приключилось, и он прямо с трибуны упал замертво. Это охладило страсти, и собрание закончилось – толпа разошлась.
Плебисцит продолжался утром. Я ни на йоту не отошел от правил, уверяю тебя! Вопрос решала Комиссия Народных Трибунов. Они собрали новую комиссию в течение дня. Среди претендентов были: старший сын покойного Гнея Домиция Агенобарба, старший сын покойного Луция Кассия Лонгина. Мне кажется, Кассий рвется доказать, что не все члены его семьи могут лишь купаться в крови собственных солдат. Тем внимательнее надо отнестись к этой попытке, сам понимаешь. Был там и Луций Марий Филипп и – ха-ха! – Клодий из на редкость плодовитой семейки Клодиев. О, боги, как же они расплодились!
Собрание центуриев вчера провозгласило, что Гай Марий назначается главным консулом. Некоторые высокопоставленные сенаторы хотели бы подмочить твою репутацию, но ты слишком хорошо известен. У голосовавших всадников не было и тени сомнения насчет повторного трехгодичного избрания или предоставления чрезвычайных полномочий.»
Марий возбужденно посмотрел поверх свитка:
– Это что же, я получил мандат от Народа, – Луций Корнелий? Консул на второй срок… А я даже не знал, что участвую в выборах! – Он поднял руки над головой, словно стараясь дотянуться до звезд. – Я должен взять с собой в Рим прорицательницу Марфу. Пусть увидит своими глазами мой триумф и мою инаугурацию. Все – в один день, Луций Корнелий! Я решил: мой триумф состоится в Новый год!
– И отправимся в Галлию, – сказал Сулла, более заинтересованный дальнейшим развитием событий. – Если ты, конечно, возьмешь меня с собой, Гай Марий.
– Дорогой мой друг, я не могу без тебя! И без Квинта Сертория!
– Дочитаем письмо, – сказал Сулла, которому нужно было время, чтобы переварить обрушившуюся информацию, прежде чем обсудить ее с Марием.
– Так что, когда мы встретимся, я передам тебе символы моей должности. Я хочу сказать, что рад этому от всей души. Для спасения Рима было необходимо, чтобы такой консул, как ты, поднял народ на борьбу с германцами. Хотя лучше бы это произошло более традиционным способом. С содроганием думаю о новых врагах, которых ты нажил, – в дополнение к тем, которых уже имел. Из-за тебя в нашей законодательной системе произошли серьезные изменения. Да, я знаю: все они необходимы, чтобы ты победил. Но, как говорили греки о своем Одиссее: нить его жизни была так прочна, что перетирала все прочие, пересекавшие ее, и те рвались. Может быть, новшества губительны для Рима…»
Голос Мария не дрогнул, его решимость читать вслух ослабла, хотя окончание было менее приятным.
– Осталось совсем не много, – сказал он. – Я дочитаю.
– «В заключение я должен добавить, что твоя кандидатура отпугнула многих известных людей. Некоторые записавшиеся кандидатами забрали свои заявления обратно. Как, например, Квинт Лутаций Катулл Цезарь, который заявил, что он скорее будет работать со своей собачонкой, если ее вздумают избрать консулом, чем с тобой. Твой партнер по консульству – не соперник тебе. Он не окажет тебе сопротивления. Не упади в обморок, когда прочтешь его имя. Имя? Гай Флавий Фимбрия.