Первый еретик. Падение в хаос

— В вашем распоряжении, сир.

— Передавай мои слова капелланам, рассказывай им обо всем, что происходит, пока я пребываю здесь. Они заслуживают знать, что творится в сердце примарха. А когда придешь продолжить беседу завтра, принеси мне пергамент и перо. Мне нужно многое записать. Это займет дни. Недели. Но это должно быть записано, и я не прерву свое уединение, пока не завершу это. Вы оба поможете мне составить великий труд.

— Какой труд, сир?

Лоргар улыбнулся. Никогда еще он не был столь похож на своего отца.

— Новое Слово.

6

Сервитор Кейл

Несобранный

Воин-жрец

Девушке было трудно спать, не имея возможности различать, где кончается день и начинается ночь. Звук не прекращался, комната все время гудела, пусть и совсем слабо, от работы далеких двигателей. В постоянных тьме и шуме она коротала часы на кровати, ничего не делая, ни на что не глядя, ничего не слыша, кроме случайных голосов из-за двери.

Слепота принесла с собой сотни трудностей, но наихудшей была скука. Кирена много читала, а ее профессия предполагала частые путешествия и посещения всех общественных мест города. С утратой зрения оба этих занятия оказались полностью недоступны для нее.

В особенно мрачные моменты она поражалась жестокости юмора судьбы. Быть избранной Астартес, пребывать среди ангелов Императора… бродить по коридорам их огромного железного боевого корабля, чувствуя запах пота и машинного масла… но не видеть ничего.

О да. Чрезвычайно забавно.

Первые часы на борту были самыми трудными, но хотя бы насыщенными событиями. Пока длился медосмотр в обжигающе холодной комнате, пока иглы вонзались в измученные мышцы ее рук и ног, Кирена слышала, как один из ангелов рассказывал про обесцвеченный пигмент сетчатки и про то, как истощение повлияло на мускулы и внутренние органы. Она пыталась сконцентрироваться на словах ангела, но ее разум блуждал, силясь осмыслить, что случилось и где она оказалась.

Последние два месяца на планете были для нее суровыми. Бродячие бандитские шайки в предгорьях вокруг города не питали ни малейшего почтения к священному одеянию шул.

— Нашему миру пришел конец, — смеялся один из них, — старые обычаи не имеют никакого значения.

Кирена не разглядела его, но во сне ей представлялись лица, которые могли бы принадлежать ему. Грубые, насмехающиеся лица.

Во время медосмотра она не могла сдержать дрожь, сколько ни напрягала мышцы. На плывущем между солнцами корабле ангелов было так холодно, что ее зубы стучали, когда она пыталась говорить. Ей было любопытно, выдыхает ли она облачка пара.

— Ты понимаешь? — спросил ангел.

— Да, я понимаю — солгала она. А затем: — Благодарю тебя, ангел.

Вскоре помочь ей пришли другие люди. От них пахло благовониями, а говорили они заботливыми и серьезными голосами.

Какое-то время они шли. Могло пройти пять минут, а могло и тридцать — без глаз все ощущалось медленным и растянутым. Судя по звукам, в коридоре было оживленно. Один раз она услышала механический скрежет сочленений доспехов ангела, когда воин прошел мимо. Гораздо чаще она слышала шелест одежды.

— Кто вы? — спросила она по дороге.

— Слуги, — ответил один из них.

— Мы служим Носителям Слова, — добавил другой.

Они продолжали идти. Секунды измерялись шагами, минуты — голосами проходивших мимо.

— Вот твоя комната, — сказал один из проводников и провел ее по всему помещению, кладя ее дрожащие пальцы на кровать, на стены, на кнопки управления дверью. Терпеливая экскурсия по ее новому дому. Ее новой камере.

— Спасибо, — ответила она. Комната была небольшой и почти лишенной мебели. В ней не хватало комфортности, но Кирену не беспокоила перспектива остаться здесь в одиночестве. Это было своего рода благословение.

— Выздоравливай, — сказали оба человека хором.

— Как вас зовут? — спросила она.

В ответ она услышала только приглушенное шипение закрывающейся автоматической двери.

Кирена села на кровать, жесткую почти как тюремная койка, и приступила к долгому, бесчувственному процессу абсолютного бездействия.

Ежедневную скуку прерывали только появления сервитора, приносившего ей трижды в день синтетическую жидковатую питательную пасту, который отличался заметной неохотой, или же неспособностью, вдаваться в подробности.

— Это омерзительно, — заявила она однажды со слабой улыбкой, — я видимо должна думать, что в ней множество питательных и полезных веществ.

— Да, — пришел ответ мертвенно-сухим голосом.

— Ты сам это ешь?

— Да.

— Сочувствую.

Тишина.

— Ты не слишком-то разговорчив.

— Нет.

— Как тебя зовут? — Кирена предприняла последнюю попытку.

Тишина.

— Кем ты был? — Сервиторы не были для Кирены чем-то новым. Империум оставил секреты их создания шестьдесят лет назад, и в Монархии они были обычным делом. Искупление — так называли эту участь преступников и еретиков. Но в любом случае, смысл оставался тем же. Разум грешника очищался от всех признаков жизни, а тело бионически модифицировалось, чтобы достичь большей силы или функциональности.

В ответ последовала тишина.

— Прежде, чем ты стал этим, — она постаралась улыбнуться более дружелюбно, — кем ты был?

— Нет.

— Нет, ты не помнишь, или же нет, ты не скажешь?

— Нет.

Кирена вздохнула

— Хорошо, тогда ступай. Увидимся завтра.

— Да, — ответило существо. Ноги прошаркали по полу, и дверь снова с шипением закрылась.

— Я буду звать тебя Кейл, — произнесла она в пустоту комнаты.

Ксафен навестил ее дважды с момента прибытия, а Аргел Тал — трижды. Каждая встреча с капитаном проходила одинаково: в неуклюжей беседе, прерываемой периодами неловкого молчания. Как поняла Кирена, флот Легиона двигался к планете, которую они должны были покорить, но не получали приказа начинать штурм.

— Почему? — спросила она, радуясь даже такой неуютной компании.

— Аврелиан продолжает пребывать в уединении, — ответил Аргел Тал.

— Аврелиан?

— Имя нашего примарха, редко используемое за пределами Легиона. Оно из колхидского, языка нашего родного мира.

— Странно слышать, — призналась Кирена, — что у бога есть прозвище.

Аргел Тал умолк на некоторое время

— Примарх — не бог. Иногда сыновья богов остаются полубогами, несмотря на всю унаследованную силу. И это не «прозвище». Это родственное обращение, ходящее лишь внутри семьи. Оно примерно переводится как «золотой».

— Ты сказал, что он продолжает пребывать в уединении.

— Да, в своих покоях на нашем флагмане «Фиделитас Лекс»

— Он скрывается от вас?

Она услышала, как Астартес сглотнул

— Мне не слишком легко говорить об этом, Кирена. Скажем лишь, что ему нужно многое обдумать. Приговор Бога-Императора гнетет многие души. Примарх страдает так же, как и мы.

Кирена долго и тяжело размышляла, прежде чем заговорить вновь.

— Аргел Тал?

— Да, Кирена.

— В твоих словах не слышно печали. Ты не похож на страдающего.