Первый эйдос

Меф засмеялся.

– Черный юмор у светлого стража – это уже кое-что. Год назад тебя передернуло бы от такого сравнения. Помнится, ты меня чуть не убила, когда я пошутил, что общество защиты песиков после банкета запинало одинокую дворняжку, – заметил он.

Внезапно дарх налился тяжестью и потянул цепь вниз. Буслаев ощутил себя псом, которого подцепили на веревку и волокут куда-то. Сознание Мефа подтопила чернота. В глазах замерцало. Мир смешался, раздробившись на осколки. Меф едва понимал, где он. Чувство пространства и времени исчезло. Остался лишь волчий голод. Но это был голод не его, Мефа, это был звериный и ледяной голод дарха. Хотелось броситься на первого же прохожего и мечом, зубами, хитростью – чем угодно – выгрызть из него эйдос. Поддавшись искушению, Меф даже попытался нашарить взглядом этого прохожего, но перед глазами все путалось. Он готов был ползти, надеясь хотя бы так, наощупь, вцепиться кому-нибудь в ногу и сбить человека на землю.

Мефа то бросало в жар, то трясло от холода. И все это в одно и то же время. Это было неописуемое чувство – чувство человека, которого захлестнуло властью Тартара. Рядом из хаоса вдруг смешавшихся цветов выплыло лицо Даф.

– Что с тобой?

Рука Мефа медленно потянулась к ее горлу.

– Меф! Что ты делаешь?

Прохладная ладонь коснулась его пылающего лба. Рука Буслаева повисла. Ледяное кольцо разжалось. Спустя секунду Меф понял, что сидит на асфальте, прислонившись спиной к стене дома. Над ним наклонилась Дафна. Ее ободряющие, дающие силу пальцы касаются его лба.

– Ну как, отпустило? – спросила она участливо.

– Да, – с трудом выговорил Меф. – На этот раз сильнее, чем обычно… С каждым разом все сильнее. Когда-нибудь я могу сорваться.

– Я не позволю тебе сорваться!

– Надеюсь. Однако если меня перемкнет, остановить меня будет непросто, – сказал Меф, с омерзением вспоминая, как он готов был ползти, чтобы вцепиться хоть в кого-то. Хоть зубами. Проклятый дарх!

Буслаев рывком встал.

– Ну все… идем!

– Ты должен отдохнуть. Ты бледный, – сказала Дафна.

Меф оценивающе взглянул на нее.

– От румяной слышу! Не обижайся, но ты похожа на привидение, которое пулей выскочило из крематория! – произнес он.

– Но это же ничего! – умиленно сказала Даф. Голос ее дрожал. – Главное, что мы любим друг друга. Ты никогда не видел совсем дряхлых старичка и старушку, которые вместе идут по улице? Он поддерживает ее, а она его, и у обоих такая угасающая, очень спокойная важность на лицах. Вот и мы теперь так!

Меф покосился на Дафну, которой не мешала цвести даже бледность, и усмехнулся.

– Угасающая важность? Ну-ну! Бабки с дедками вечно грызутся. Чаще годам к семидесяти пяти бабка берет верх, начинает ворчать на дедку без умолку и тюкать, пока не загонит в гроб. Инстинкт очищения пространства. Оттого деды и спешат оглохнуть. Защитная реакция.

– Ты невыносим! Ты видишь в жизни лишь мрачные стороны! – сказала Даф с негодованием.

– Какая же это мрачная сторона? Это обычная сторона. Мрачная – это если бабка в двадцать пять лет умерла от передоза, а дед как сел в первый раз за убийство по пьяни, так до сих пор и сидит… – заметил Буслаев.

В отличие от Даф его мало трогали сентиментальные картины. Ему больше понравились бы восьмидесятилетние старики, которые спрыгнули бы с парашютом в океан и на высоте метров в семьсот отстегнули бы парашюты. В такой смерти было бы, во всяком случае, что-то красивое. Но это уже издержки мрака с его брутальным воображением.

Дафна грустно смотрела на Мефодия и думала, что его интересуют лишь темные стороны жизни. Да, мрак есть, и его немало, но, когда видишь всюду только мрак, это означает, что Тартар уже просочился тебе в душу и пеленой заволок глаза. Пелена эта отсекает все светлое, доброе и хорошее. В результате человеку все кажется беспросветным, он становится озлобленным, теряется и рано или поздно погибает. Дафна с возмущением посмотрела на дарх, покачивающийся на груди Мефодия, и дарх ответил ей упругой волной ненависти.

– Меф! – сказала Дафна. – Ты думаешь, что ты циник, а ты совсем не циник. Это я тебе как твой хранитель говорю.

Меф вновь хмыкнул, однако, как Дафне показалось, растерянно.

– Ну и кто же я такой?

– Просто ты мучаешься. Ты когда-нибудь бывал на стройке? Грязь, изгаженные ведра с раствором, по семьдесят окурков на метр бетонной стяжки, арматура торчит. Шагу не ступишь, чтобы гвоздь не поймать. А теперь представь себе человеческую душу в минуты сомнений. То же самое, если не хуже! – сказала Дафна.

– Да ну… Можно же строить чисто, – неуверенно предположил Меф.

– Угум. И рисовать гуашью, не пачкая кистей и бумаги. В теории и свинка отдает мясо с радостью, особенно если посмотреть, как она пляшет на коробке пельменей с цветком за ухом.

Меф гоготнул. Такие примеры он любил.

– Ежедневное общение с Улитой всем идет на пользу! – оценил он.

Даф огорчилась, что комичным примером опошлила неплохую мысль.

– Хорошо, могу объяснить проще. Ты когда-нибудь просовывал голову сквозь тесный ворот водолазки? Это неприятно. Многие предпочитают делать это рывком. Вот и к свету надо стремиться так же, рывком, не думая о неприятном.

Они были уже на улице, когда из толпы внезапно вынырнул Эссиорх.

– Где Даф? Ей нужна помощь! – крикнул он Мефу, не замечая Дафну, которая стояла от него на расстоянии вытянутой руки.

– Вот что я называю светлые силы немедленного реагирования. Когда всех уже похоронили, с неба сваливается долгожданный автобус со златокрылыми и раздается: «Всем лежать!» – насмешливо заявил Меф.

Эссиорх наконец заметил Дафну и с тревогой стал разглядывать ее, изредка переводя глаза на Депресняка. Кот хмуро болтался у хозяйки на плече, успешно изображая бритого горностая. Как и Дафна, он не совсем отошел от укуса мавки.

– Прости, что опоздал. Почти час творилось нечто невообразимое. Вся муть поднялась со дна! Суккубы и комиссионеры взбесились! Все металось, мелькало, как в кофемолке! – сказал Эссиорх виновато.

Он смотрел лишь на Даф и был очень озабочен.

– Слушай, Меф. Ты не мог бы оставить нас ненадолго? Что-то с ней не так. Я хочу разобраться…

Буслаев вопросительно взглянул на Дафну. Та кивнула.

– Ну хорошо. Пойду пройдусь! Когда освободишься – позвони мне по обычному сотовому. Отмазки про забитые телепатические каналы я уже слышал, – сказал он Дафне.

* * *

Около часа Меф бродил по улицам. Пытался впитывать архитектурные впечатления, но они не особо впитывались. Ну дом… Ну двухэтажный… Ну построен для фабриканта в стиле «модерн»… Не исключено, что архитектор даже пытался выразить какую-то мысль, но ему помешало упрямство хозяина, возжелавшего три несимметричных балкончика и отдельную лестницу для ручной обезьянки. Допустим, он, Меф, все это заметит и даже посочувствует архитектору. И что дальше? Вешаться от счастья здесь или можно добрести до дома? Меф все же был больше практик, чем романтик.