Первый и последний

Мне нужно зайти к Стэтхэм и сказать ей о решении Долорес, но какая-то невидимая сила тянет меня пойти и посмотреть на ребенка, который никогда не станет моим. Я поворачиваю за угол, смотрю в окно, которое отделяет меня от комнаты с новорожденными детьми, и застываю на месте. Моргаю и трясу головой, потому что не верю увиденному. В кресле качалке, держа на руках младенца, сидит Долли. Она медленно покачивается и что-то говорит ребенку. На ее лице нежная улыбка, а глаза с восторгом рассматривают крохотное личико. Она сейчас красивее, чем когда-либо.

Я не знаю, что мне делать, поэтому просто стою и рассматриваю картину, о которой столько мечтал. Прижимаю руки к узкому подоконнику окна и впитываю взглядом каждую эмоцию на лице своей жены. Она счастлива. Вот сейчас она по-настоящему счастлива. И такой я всегда хотел ее видеть. Только что это означает для нас? Меня не покидает ощущение, что я не могу собрать все факторы воедино. Мы были счастливы без ребенка, а когда он появился, наше счастье было разрушено хрупкими руками Долорес. Теперь она счастлива с ним, но без меня. Как будто мы не можем смешать все составляющие счастья так, чтобы всем было хорошо одновременно. Мне. Долли. Ребенку.

Питер. Я предложил это имя, даже не задумываясь. Оно просто родилось в голове и в ту же секунду соскочило с языка. Мне наплевать, как его будут звать, я лишь знаю то, что я хочу этого ребенка и хочу Долли. Я нуждаюсь в том, чтобы они были в моей жизни.

Я решительно иду ко входу в комнату, тихо открываю дверь, решив, что приму любой исход ситуации. Если она прогонит меня, я уйду. Оставлю ее, чтобы больше никогда не тревожить. Но если она позволит быть рядом, я останусь. Помогу ей справиться с ее болью и стать счастливее, чем до появления Питера в нашей жизни.

— Питер, — слышу я нежный голос Долли. Она воркует с малышом. — Папа тебя обязательно полюбит. Он знаешь, как умеет любить. По-настоящему. Так, как больше никто не…

Она прерывается на полуслове, потому что поднимает голову и замечает меня. В ее взгляде отчетливо читается благодарность и чувство вины. Глаза наполняются слезами, которые тут же прочерчивают влажные дорожки на бледных щеках.

— Он такой красивый, — шепчет она. — Наш сын такой красивый, Дрю.

Долли крепче прижимает к себе мальчика, пока я подбегаю к ней и сжимаю их обоих в объятиях. Мне в нос ударяет запах Долорес, смешанный с неповторимым запахом младенца. Молоко и цитрусовые. Странное сочетание? Но мне оно нравится настолько, что я готов кричать на весь мир, как сильно я люблю своих жену и сына.

— Ты назвала его Питер? — спрашиваю сдавленным голосом, потому что нормально говорить мешает ком в горле.

— Мы назвали его Питером, — поправляет она меня.

— Миссис Нортон, позвольте я заберу у вас малыша, — слышу я за спиной. — Его нужно переодеть и отнести к врачу.

— Питер, — говорит Долли, улыбаясь сквозь слезы. — Его зовут Питер.

— Хорошо, миссис Нортон. Давайте я отнесу Питера к его врачу.

Молодая медсестра ласково улыбается Долорес, пока та нехотя передает мальчика в заботливые руки медработника. Долли провожает медсестру взглядом, а я обнимаю жену за плечи, потирая плечо, желая показать, что она не сама. Сейчас боль забыта, потому что эмоции, которые родились при виде Долорес с младенцем на руках, ее счастья и слез радости, перекрывают все. Никакая агония никогда не будет так сильна как то, что я испытываю в данный момент.

— Идем, малышка До, нам нужно поговорить с доктором Стэтхэм и забрать нашего малыша домой.

— Мы можем сделать это прямо сегодня? — с надеждой спрашивает она, а потом скисает. — У нас не готова детская. И кроватки нет. И одежды для Питера. Мы оказались совсем не готовы к его появлению, Дрю.

Отчаяние в ее голосе даже немного забавляет меня.

— Нет, сладкая. На оформление документов понадобится пара дней, так что у нас будет время купить все не обходимое. Пойдем, пора собрать нашу семью вместе.