Первый из первых или Дорога с Лысой горы

— Да-а-а, — с блаженством протянул Дикообраз цев, — я не ошибся. Это ваш перстень. Ваш! Теперь вам не отвертеться.

Сидевший в Слюняеве киновед пискнул сопливо: мол, теперь-то он влип. И не ошибся…

ГЛАВА 13 БЕССИЛИЕ АВТОРА

Дама и Кавалер с карнавала вернулись печальными.

Сизое облако, в котором они возникли посреди залы, исчезло, и Дама направилась к камину. Сбросила в кресло накидку и опустилась поверх нее.

А Кавалер побродил, шевеля губами, по зале, внезапно остановился и с загоревшимся взором бросился к столу, придвинул к себе папирус, выхватил из чернильницы перо… И — полетели слова, запрыгали строчки!

Посмотрев на захваченного письмом Кавалера, Дама вытянула к огню озябшие руки и долго сидела так. Молча. Почти не моргая.

Затем тихо позвала:

— Соринос.

И от стены отделилась сейчас же фигура, словно сотканная из грусти, из клубящегося тумана.

— Сударыня? — Соринос склонился в благоговейном поклоне, которого Дама, впрочем, не видела.

Глядя в камин, на игривое пламя, Дама кивком указала на оттоманку:

— Садитесь.

— Благодарю вас, но в вашем присутствии я предпочитаю стоять. Если позволите.

Дама не возражала.

Помедлив, она неуверенно все же спросила:

— И как вам все это нравится?

— Простите, но… все это — что?

— Карнавал, открытие фестиваля, ну, и… — Дама почему-то продолжать не стала.

Соринос понял, что она не продолжит, и сказал:

— Если говорить об открытии, то оно получилось традиционным. На мой взгляд, конечно… Без особых сюрпризов. Нечто подобное я уже видел. Поэтому… — что означало его «поэтому», Соринос вежливо умолчал.

— Сам карнавал мне понравился. Как мне кажется, он вышел веселым и действительно праздничным. Все поза бавились от души. И я в том числе. А вальс… Он даже меня закружил, хотя я там был совсем не для этого! Будь моя воля, то имя его композитора я бы вписал золотыми буквами в историю человечества. Те, кто пишут подоб ные вальсы, они поважнее любых императоров и полко водцев… Так что сам карнавал получился у Кавалера на славу, И я бы хотел его с этим поздравить. Но он, по-мое му, занят. Вы не знаете, что он с таким вдохновением пишет сейчас?

Удрученно вздохнув, Дама закрыла глаза:

— Что он пишет, угадать невозможно. Ему в голову может прийти все, что угодно. Это непредсказуемо. Но насколько я знаю, он должен был попытаться исправить все случившееся с Анечкой и Дикообразцевым. Он потому-то так и спешит!

Оглянувшись на Кавалера, который с отрешенным лицом строчил, строчил по папирусу, Соринос покачал головой и сказал:

— Досточтимая королева, запомните! Автор никому ничего не должен. Никогда! У него получается только то, что у него получается. И что-либо изменить он не в силах.

— Как же так? — не поверила Дама. — Ну а если автор поймет, что у него получается плохо, что люди, которых он создал, несчастны…

Соринос развел руками:

— Значит, так и должно быть… Счастливыми или несчастными люди становятся сами. Автор, которого надо писать с прописной буквы, он только дает людям жизнь. Если он — Автор… Он дает им жизнь и отходит в сторону. И наблюдает за ними. Но вмешаться, поправить что-то, Автор бессилен… Во все времена к Автору обра щались с просьбами, от него требовали, его обвиняли в бездушии. И все потому, что сами боялись изменить свою жизнь. Пусть, мол, это сделает он… Его ругают и проклинают за, якобы, бессердечие. И так мало любят, так редко благодарят за то, что он дал людям жизнь, дал душу и непостижимую возможность выбора… Я бы на месте его по меньшей мере обиделся. А он все терпит!

Все прощает!

Слушая эти слова, Дама кусала губы, а на глазах у нее набухали слезы.

Соринос замолчал. Пламя потрескивало в камине. И скрипело, прося о пощаде, перо, не поспевая за мыслью Автора.

— Страшные вещи вы говорите, — собравшись с духом, сказала Дама. — Мы так надеялись, что он помо жет Анечке и Дикообразцеву! Ведь она любит Алек сандра Александровича самозабвенно, да и он, как мне кажется, любит ее. Почему же все так нелепо случилось?

Дама встала и заходила перед камином. Лицо ее было несчастным, прищуренные глаза не видели ничего вокруг. Остановившись перед Сориносом, Дама спросила с затаенной надеждой, скрыть которую ей не удалось:

— И что, никто другой тоже не в силе помочь им?

Даже… мессир?

Соринос ответил усмешкой многозначительной:

— Мессир? Не думаю, что от его вмешательства им станет лучше, как этого хотите вы. Но…

— Да! — Дама знала, что он скажет «но». Знала, чувствовала! Ибо как поверить в такое, что двум любящим людям помочь не может совсем никто? — Говорите, говорите, Соринос! Кто в состоянии что-то исправить? Назовите его, и я упаду ему в ноги! Так кто же?

Соринос как выдохнул:

— Вы.

— Я?

Пламя в камине встревоженно загудело. Словно эхо в пещере от тысячи голосов, разбуженных-тонким, но ясным лучиком света, упавшим из сумрачной высоты.

— Я? — Дама смотрела в лицо Сориносу, но видел даль голубую бездонного неба, степь, залитую кровьюцветущих тюльпанов, и два силуэта, мужской и женский уходящие в степь, уходящие в небо.

Силуэты держались за руки. Знакомые силуэты…

— Как? Как я могу им помочь? — вновь увидев пере собою Сориноса, хрипло спросила Дама.

Движеньем руки Соринос ей указал на аквариум странным образом вместе со столиком, на котором стоял он, возникший перед камином.

Разноцветные рыбки, большие и крошечные, мелькали среди сочных подводных растений.

— Видите этих рыбок? — спросил Соринос.

— Конечно!

— Вы можете любоваться ими сколько угодно. Вы праве кормить их и не кормить, — объяснял Соринос серьезно и даже мрачно. — Вы можете менять им воду и не менять. Но вмешаться в их игры, участвовать в них вы не можете. Так?

— Не могу, — согласилась с ним Дама, уже начиная догадываться, к чему идет речь.

Соринос прикрыл глаза:

— Да, вы не можете вмешаться в их игры до тех пор, пока вы находитесь здесь, по эту сторону стекла, в нашем мире…

— Но если я окажусь в аквариуме… — от счастливой догадки у Дамы глаза вспыхнули и засияли.

— Правильно! — подтвердил Соринос. — Для того, чтобы хоть как-то вмешаться в их игры, вам надо оказаться в аквариуме!

Дама от радости закусила губу, но не заметила боли.

— Что я должна буду сделать?

Соринос поднял предостерегающе руку:

— Подождите, вы не дослушали… Да, вы можете оказаться в том мире, рядом с Анечкой и Дикообразце-вым. Но поймите, их мир — не аквариум. И, оказавшись в нем, назад вы вернуться не сможете. Это исключено.

— А мой возлюбленный?

Соринос подошел к аквариуму и заглянул в него сверху.

Так рыбок почти что не видно. Мелькают в воде какие-то тени. Мельтешат, суетятся. Бессмысленно.

— Ваш возлюбленный? — Соринос щелкнул пальцем по стеклу аквариума. Рыбки этого не заметили. Никакого соседнего мира они не знали и о нем не догадывались. Так было спокойнее. — Ваш возлюбленный, Автор, останется здесь… И если вы уйдете туда, к Анечке и Дикообразцеву, то сюда уже не вернетесь и его не увидите. Никогда. Как этим рыбкам меня не увидеть.