Первый из первых или Дорога с Лысой горы
Шрифт:
Лучи прожекторов перекрестились на Электросилыче. Он встал. Трибуны онемели.
Откашлявшись, Электросилыч покосился на Вар-Раввана и увидел, что тот стоит с поднятой головой. Вид у него был независимый и гордый.
— Ну, ладно! — подумалось Электросилычу. — Ну, герой народный, держись! Сейчас ты будешь посрамлен.
Увидишь, как возликуют все эти «люди добрые», когда услышат приказ: Заваркина четвертовать!
А он прикажет его четвертовать. Прикажет! Увы, но без невинных жертв победа невозможна. В этом Электросилыч был уверен. Как и в том, что именно невинные жертвы и делают победу сладкой.
Итак, Электросилыч откашлялся и сказал:
— Мне данной властью я повелеваю Заваркина за скотство
Электросилыч пошатнулся, за грудь схватился и опустился в кресло.
Он, бедный, не мог понять, не мог взять в толк, как он сказал такое!
Едрена вошь… О, небеса! Не понимаю…
Какой-то ветер, замешанный на аромате сухих степных цветов и трав, ворвался в цирк, и в вышине под куполом — или над ним? — рассыпались по небу звезды. Слезливые и немигающие звезды страны далекой. Электросилыч увидел, что трибуны рухнули, куда-то провалилась арена со столом, с Заваркиным и остальными. Под звездным. небом остались только он и Вар-Равван. И можно было очень просто меч выдернуть из ножен замахнуться… Но Вар-Равван смотрел ему в глаза доверчиво и беззащитно. И с сожалением. О нем, Толмае.
А в воздухе, уже прохладном, еще звучали слова Вар-Раввана о том, что глупость… рождает… зависть…
ГЛАВА 21
ДАМЕ ВОЗВРАЩАЮТ ИМЯ
Из цирка Дикообразцев перенесся в гостиницу, в свой люкс. За окнами топленой синевой дрожали сумерки. Сентябрь дни укорачивал, как языки болтливым чересчур придворным. И люкс расплылся в полумраке… Но Александр Александрович свет не включил. Он чувствовал, что в номере есть кто-то, кого он видеть не хотел. И это было так. В широком кресле у окна чернело пятно. Дикообразцев сел на диван. Чуть слева от него угадывался журнальный столик, на котором мутнели силуэты бокалов и кувшина.
— Вино уже разлито, — низкий голос привел бокалы в дрожь. — Вина хотите?
— Оно отравлено, — спокойно сказал Дикообразцев.
— Ну разумеется! Другим не потчуем, — пятно пошевелилось в кресле. — Но вы же знаете, что вас земная отрава, яды, стрелы, ножи убийц и пули не возьмут.
Дикообразцев удивился:
— Я этого не знаю и вам не верю.
— Серьезно? Вы этого не знали?.. Так знайте! — в голосе звучало самодовольство. — Вот видите, вам от меня есть прок. Начало сотрудничеству положено. Продолжим?
— Уйдите, — вздохнул Дикообразцев. — Мне ничего от вас не надо. Ни о каком сотрудничестве речи быть не может!
Тяжелый смех, как эхо камнепада.
— Напрасно! Когда б вы согласились, все стало б проще для вас. Поверьте…
Дикообразцев вздохнул намеренно нетерпеливо:
— Нам не о чем беседовать! А слушать ваши праз дные софизмы мне некогда и недосуг.
Пятно склонилось на бок и чуть приблизилось:
— Так вы спешите?
— Да!
— А можно узнать, к кому, куда?
— На теплоход. К Станиеву.
— Серьезно? Так вы решились?
Дикообразцев вздохнул теперь действительно нетерпеливо:
— Решился! Вам какое дело?
— Ну как же! Станий-младший по праву считается одним из лучших фехтовальщиков. Моих… Он хладнокровен, он хитер. И беспощаден… Вы что с собой берете: меч? шпагу? саблю? Он владеет ими прекрасно. Так что… я не завидую вам, Вар-Равван!
Скривив улыбку, Дикообразцев сказал:
— Опять прикидываетесь? Вам ведь хорошо известно, что я оружия в руки не беру! И даже злейшего врага, вернее, того, кто сам себя считает моим непримиримым врагом, я не убью его. И не ударю. За что? Любой имеет право думать и считать, все, что ему угодно и как угодно. А убивать людей — противно Богу!.. И вот поэтому на теплоходе я буду безоружным. А там уж как получится. Надеюсь, Станиев все поймет, и мы договоримся без шпаг, мечей,
ножей и пистолетов.— Увы! Здесь вы неправы, — заметило пятно не сразу, правда. А как бы поразмыслив над сказанным Дико-образцевым. — Мой Станий-младший как раз из тех немногих, кто может и должен вас убить. Скажу вам больше. Он послан для этого. Специально! Он и еще лишь трое. Кстати, они сейчас все здесь, в Твери, на фестивале. Ждут часа. И один из них убьет вас обязательно. Вам никуда не деться. И что тогда? Тогда все кончится… Свершится то, чего вам удавалось избегать так долго. История Вар-Раввана закончится, прервется. Вас забудут. Как ваши поучения, предсказания. Всё — к чёрту! Вы этого хотите?.. Но если мы договоримся…
— И то-о-огда! Каждую пятницу! В ночном теле-эфире! Поле для дураков? — съязвил Дикообразцев.
Из кресла выкатился досадный вздох:
— Нет! Тогда все в мире останется по-прежнему. Как есть. Как было всегда. Вы будете целы и невредимы. И вместе, бок о бок, мы будем править миром. Вы — на свету, на пьедестале, во славе и любви всеобщей. Ну а ваш покорный слуга — во мраке ночи и со дна могилы.
Подумайте! Вы либо погибнете, оставив людей мне на потеху. Либо… все царства мира будут у ваших ног.
Дикообразцев всплеснул руками:
— Вы это уже мне предлагали. Давно когда-то. Не помните? Склероз?.. И что я вам ответил, тоже не помните? Мне повторить?
— Фанатик! Слепец!.. Когда я в первый раз вам предлагал все это, за вами не тянулся, как сейчас, шлейф миллионов жизней, загубленных во имя ваше! Тогда вы не были по голову в крови, как ныне! Тогда вы были молоды, наивны и не ведали, чем обернуться могут для мира ваши поучения, — гудящий голос негодовал из кресла. — Тогда вы просто говорили, что вам на ум придет, не подозревая, что если кто-то последует точь-в-точь всем вашим умствованиям, то станет в лучшем случае убогим идиотом или несчастным импотентом, а в худшем — его казнят как злейшего врага, или он сам с собой покончит, увидев, что все вокруг его не понимают…
Дикообразцев поднял руку, но гость воскликнул:
— Нет, дайте мне закончить!.. Так вот, я вас хочу спросить, мне это, правда, интересно… Неужто вы до сих пор не поняли, что миру без вашего учения будет лучше?
И если все ваши догмы убрать из прошлого, то оно ста нет чище, светлее, спокойнее и не так кроваво. Люди прекрасно проживут без вас! Глаза откройте! Люди никогда не верили вам и не верят… А ваши призывы любить других, как самого себя, прощать долги им, как себя прощают — словами были и остаются… Других не любят и не прощают. А каждый сам для себя — и центр Вселенной, и венец творения, и единственный объект любви… Все, все, чему учили вы, не сбылось! Но чтобы не попасть в какой-то там Аид, безвольные людишки лицемерят, изображая веру в учение ваше. Так они мечтают жизнь после смерти обрести. Вы им нужны, ка та соломинка для утопающего. Он сам не верит, что он спасет, но ведь другой надежды нету…
Дикообразцев рассмеялся:
— Мой нежеланный гость! Вы сами как, считаете в сказанное правдой?
— Конечно!
— Вы лжете… — возразил Дикообразцев. — Ибо если все, что вы сказали, правда, тогда… чего же вы хотите от меня? Зачем вам я, союз со мною, сотрудничество, о котором вы просите?.. Коль правда все, что вы тут говорили, то правите всем миром вы. Вы — повелитель судеб, вы — властелин событий. А я… изгой, бол-, тун никчемный… О, нет, мой нежеланный гость! Все не так просто, как вам хотелось бы. Все дело в том, что этим миром никто не правит. Никто им не владеет… Но большинству людей, какие бы они ни были, слова любви понятнее, дороже и нужней всех ваших посулов пышной власти, золота, величия… Из золота ничто не прорастает. Любая власть покоится на страхе. А нежностью, заботой и любовью крестьяне выращивают урожай на голых скалах…